Незавершенная месть. Среди безумия, стр. 47

Мейси позвонила в колокольчик. Не прошло и минуты, как у стойки регистрации возник молодой человек с кипой больших конвертов под мышкой. Мейси назвала свое имя и сказала, что имеет разрешение на ознакомление с двумя личными делами. Клерк положил свою ношу на стол и принялся водить пальцем по списку фамилий.

– Мисс Доббс… мисс Доббс… Есть такая. Садитесь вон за тот стол, у окна. Сейчас я принесу документы.

Мейси поблагодарила и прошла к столу. Из окна открывался вид на многочисленные крыши. Стекла мансардных окон посверкивали под солнцем, по карнизам прохаживались надутые голуби, воробьи стайками перепархивали с водостока на водосток. Издали доносился шум реки. Дожидаясь документов, Мейси поймала себя на мысли, что не прочь заглянуть к Морису. Конечно, она и отца навестит, но ей хочется поговорить с бывшим наставником – как раньше, когда они работали вместе.

До сих пор Мейси гнала картины кремации, старалась занять разум расследованием, выстроить цепочку событий к приезду в Геронсдин. Сначала решение Маргарет Линч шокировало ее: как это – оставить Саймона без места последнего успокоения, без памятника на могиле? Но теперь Мейси начала понимать, что Маргарет проявила мудрость и жертвенность. Когда она оперлась на руку Мейси, ища поддержки, весь негатив по отношению к матери Саймона сгорел без остатка, и сердце Мейси наполнилось восхищением перед старой миссис Линч. Неужели одно такое движение, неуловимое событие, слово или мысль способны убрать сор, очистить тропу для прощения, которое пустит корни в израненной душе?

– Вот, держите. Сандермир и Мартин. Хотя капрал фигурирует под двумя фамилиями. Призывался под одной, потом взял другую – настоящую, судя по нашим данным.

– Понимаю. Спасибо. Я скоро верну вам документы.

– Можете не торопиться. Мы работаем до пяти.

Мейси случалось держать в руках подобные бумаги, корпеть в архиве, выискивать нестыковки и крупицы истины в документах живых и мертвых жертв войны. Всякий раз она открывала дело погибшего с трепетом, ведь что бы там ни писал о нем командир, а человек отдал жизнь за отечество. И не важно, с готовностью это было сделано, с сожалением или с отвращением – жизнь отдана, и никто ее не вернет.

Мейси обнаружила, что Генри Сандермир погиб от снайперской пули в битве при Сомме, вскоре после того, как вернулся из отпуска, то есть в начале июля тысяча девятьсот шестнадцатого года. Начальство отзывалось о нем положительно, Генри ждал чин капитана. Обстоятельства смерти были самые обыкновенные. Офицеры по большей части происходили из семей знатных землевладельцев, аристократов – словом, принадлежали к богатым и привилегированным слоям общества. Столетия гарантированных преимуществ (в их числе качественное питание) обеспечили этим молодым людям более высокий рост, чем выходцам из других слоев населения. Что ж удивляться, если молодой джентльмен становится легкой мишенью для снайпера? Тем более что простолюдинам свойственна смекалка, они быстро научаются не высовываться из окопов.

Личное дело капрала Виллема ван Маартена было толще, ведь к нему прилагались справки из исправительной школы. Мейси знала: многие преступники, как несовершеннолетние, так и взрослые, были призваны на фронт с гарантией, что досиживать срок не придется – если, конечно, они покажут себя верными и честными солдатами. Юный ван Маартен ухватился за такую возможность; правда, Мейси увидела два письма его отца, возмущенного тем, что в армию забрали мальчика, который не достиг призывного возраста. К одному из писем была приколота записка: мол, юноша желает сражаться на фронте, во Франции. Мейси вздрогнула, коснувшись справки из исправительного заведения, с большой печатью поверх текста: «Направлен в армию».

Имелись также записи, что капрал ван Маартен взят в плен, а с сентября шестнадцатого года числится среди погибших. Телеграмма родителям была послана на другой день после налета «цеппелина». Согласно замечанию командира, капрал ван Маартен безупречно служил отечеству.

Мейси не понадобилось делать записи в учетной карточке, ведь она уже собрала всю необходимую информацию; детали она просто запомнила. Затем сложила документы в том порядке, в каком они были ей предоставлены, собрала вещи и прошла к стойке регистрации.

– Все нашли, что хотели?

– Да, спасибо.

– Если еще что-то понадобится, приходите снова, мы поможем.

Мейси оглядела комнату. Одинокая женщина прижимала ладони ко лбу, низко наклонялась над документами, качала головой. Мейси предпочла бы никогда больше не приходить в военный архив; увы, учитывая характер ее работы, это было маловероятно.

Она выехала из Лондона в половине пятого. Если поднажать, можно успеть в Челстоун к шести. Повидаться с отцом и зайти к Морису. В Геронсдин она при таком раскладе попадет в девять вечера. Сразу ляжет спать – завтра предстоит напряженный день.

Глава 16

Поужинав с отцом, Мейси направилась в Дувр-хаус к Морису Бланшу. Наверняка он видел ее автомобиль, заруливавший в ворота челстоунской усадьбы. Сердцем Мейси чувствовала, что Морис хочет с ней встретиться. Она прошла в калитку, которая разделяла владения конюха Фрэнки Доббса и доктора Мориса Бланша, по знакомой тропе достигла оранжереи, но двинулась дальше, к главному входу. Там ее уже поджидала экономка, низенькая полная женщина, в неизменной черной юбке и белой блузке с камеей у горла. Навстречу Мейси распахнулась дверь.

– Доктор в кабинете. Велел принести портвейну для вас, а еще я напекла сырного печенья. Всегда считала, что портвейн без закуски тяжело идет.

– Вы очень добры. Так я пройду прямо к доктору Бланшу?

Морис сидел за письменным столом. Поднял взгляд на Мейси, улыбнулся. Она закрыла за собой дверь. Попыталась не фиксировать внимание на том, как он постарел за последнее время, с какой натугой встает, с каким трудом передвигается. Без трости уже не может – а совсем недавно мог. Неужели эти перемены во многом результат печали?

Год назад они с Морисом ездили во Францию. Тогда, конечно, он выглядел на свой возраст – ему было за семьдесят, – но держался куда бодрее. Не характер ли его работы делает черное дело? В сентябре прошлого года Мейси привезли в тайный дом в Париже, чтобы сообщить: в своем расследовании она перешла дорожку разведслужбам. Это событие подтвердило: знания Мориса Бланша по-прежнему пользуются спросом, сам он – заметная фигура в делах международного значения.

– Морис, вам нездоровится?

Он покачал головой:

– Не беспокойся о моем здоровье. Просто я уже старый. Прежние недомогания, которые в молодости игнорировал, теперь нагрянули все разом. Надеюсь, Мейси, ты возьмешь себе на заметку это прискорбное свойство всех недомоганий.

Морис чмокнул Мейси в щеку и жестом пригласил располагаться у камина, как обычно напротив его любимого потертого кресла. Между ними стоял сервировочный столик. Прежде чем усесться, Морис налил гостье портвейна, а себе – односолодового виски. Потянулся к каминной полке, выбрал трубку, взял кисет и заговорил под неторопливый курительный ритуал:

– Ты хочешь обсудить геронсдинское дело?

– Да. Только сначала…

Морис смотрел на Мейси, склонив голову. Руки его между тем набивали табаком чашу трубки.

– Саймона кремировали, и… Боже мой… – Мейси уронила лоб в ладони. – Не верится, что это было только сегодня утром. С тех пор столько всего произошло.

– Вероятно, сразу после прощания с покойным ты заставила себя погрузиться в работу? Думаю, не ошибусь, если предположу, что ты занялась вопросами, связанными с расследованием?

Мейси кивнула:

– Я позволила себе провести в Лондоне только один день. Сегодня к ночи мне нужно успеть в Геронсдин. Поеду прямо от вас.

– Такая спешка действительно необходима?

– Да. Расследование уже имеет собственную динамику, значит, я должна завершить работу в течение одного-двух дней.

– Понимаю. – Морис бросил спичку в камин. – Расскажи о кремации, Мейси.