Незавершенная месть. Среди безумия, стр. 118

Глава 18

3 января 1932 года

Как иногда бывало по приезде из Кента, Лондон встретил Мейси холодом, вызванным не только температурой воздуха. Она любила свою квартиру в Пимлико, и все же в маленьком отцовском коттедже, как и вообще в Челстоне, ее окутывало тепло, навевавшее уют и покой. А еще там она не испытывала одиночества, там была нужна. Квартира находилась в полном ее распоряжении, в этих стенах Мейси могла делать все, что заблагорассудится, однако время от времени она улавливала так и не выветрившееся острое ощущение пустоты и необжитости, ту самую разницу между «жильем» и «домом». Конечно, квартира пока не была обставлена полностью, не хватало и элементов декора – например, вазы, которой восхищались бы гости, а хозяйка говорила бы в ответ: «О, это подарок, я сейчас вам расскажу…» В квартире еще не поселились истории, да и как они могли поселиться, если Мейси жила в ней одна. Здесь не было семейных фото в рамочках, любовно расставленных на каминной полке, как в гостиной отцовского дома. Фотографии действительно могли бы оживить квартиру, не только как память о близких или счастливых эпизодах прошлого, но и как зеркала, отражения любви, связывающей ее с самыми дорогими и родными сердцу людьми, – зеркала, которые подтверждали бы, что Мейси не одинока.

Она пошла на кухню и поставила на плиту чайник. Мейси не держала в квартире много еды, опасаясь, что продукты испортятся от длительного хранения. Кастрюльки супа, сваренного в воскресенье, ей хватало на несколько вечеров; иногда она приносила рыбу с картошкой, которую ела прямо из газетного кулька, не видя смысла сервировать стол. За исключением редких ужинов с Присциллой и ее семьей, Мейси постоянно находилась дома одна. Большую часть времени, правда, она не испытывала одиночества и чувствовала себя просто незамужней женщиной, свободной и независимой, с собственным доходом, даже когда размер этого дохода – или его временное отсутствие – заставлял по ночам крутиться в постели без сна. Мейси знала, что от дум, которые приходят в голову по ночам, не стоит отмахиваться. Если не уделить им внимания, они будут мешать, портить ясность мышления, искажать видение той или иной ситуации. Мысли, неотвязно движущиеся по кругу, высасывают силы, приводят в дурное настроение, а если ими не с кем поделиться, воображение раздувает их важность.

Сидя на полу у камина с расстеленным перед ней свежим номером «Таймс», Мейси выпила чашку чая и осознала, что ею владеет беспокойство. Она снова думала о человеке, который оказался вовсе не Стивеном Оливером. В какой-то степени Мейси смирилась с тем, что личность преступника вообще не установят. По всему видно, именно так и произойдет. Однако Мейси не отпускало любопытство: каково было душевное состояние этого человека, какие чувства зрели у него внутри несколько месяцев, предшествовавших отравлению собак. Более же всего Мейси интересовало, можно ли сойти с ума просто так, на ровном месте, только по причине изолированности от общества. Не это ли привело талантливого ученого за грань безумия? Возможно ли, что в отсутствие критериев «нормальности», которые обеспечивает полноценная жизнь среди людей, его суждения настолько извратились, что он перестал видеть разницу между хорошим и дурным, верным и ошибочным, между голосом и немотой? И если это действительно так, каков риск, что обычная женщина, занятая только своей работой и почти запертая в стенах квартиры, где живут одни воспоминания, тоже представляет окружающий мир в искаженном свете?

Мейси тряхнула головой, встала и принялась мерить шагами комнату. Затем, после короткого раздумья, выбежала в коридор, надела пальто, шляпку, схватила ключи и торопливо направилась к телефонной будке, расположенной неподалеку. Сняла трубку с рычага, опустила в отверстие монетки и набрала номер. Ожидая соединения, тыльной стороной кисти в перчатке стерла влагу со стекла. Находясь в этом тесном пространстве, Мейси должна была видеть, что делается снаружи, даже если за стеклом царил мрак.

– Особняк Партриджей.

– Я могу поговорить с миссис Партридж?

– Одну минуту. Кто ее спрашивает?.. – Экономка едва не добавила: «…посреди ночи».

Мейси назвала себя.

– Мейси, дорогая, чему обязана твоим приятным звонком?

– Присцилла, я только что вернулась в Лондон… Я вспоминала твою новогоднюю вечеринку и думала, как редко мы виделись в последнее время. На празднике у нас даже не было времени поговорить как следует. Скажи, ты завтра никуда не собиралась? Что, если я подъеду часам к одиннадцати утра? Ты будешь дома?

– Мейс, у тебя все хорошо?

– Да, да… Со мной все в порядке. Значит, в одиннадцать, договорились?

Она почувствовала, как на другом конце провода подруга улыбнулась. Присцилла имела склонность к драматическим паузам в разговоре, в том числе по телефону. Мейси полагала, что в такие моменты звонивший мог на слух угадать выражение лица Присциллы.

– Какая чудесная новость! Конечно, приезжай. Когда ты бываешь у меня, я радуюсь, как будто мне достались крошки с господского стола. Ты ведь не передумаешь?

– Хорошенького же ты обо мне мнения!

– По правде говоря, ты что-то закрутилась со своей работой. Я рада, что ты приедешь. Может, мы даже прогуляемся по магазинам, как-никак новогодние распродажи. Найдется лишний часок?

– Думаю, да. До завтра, Прис.

Мейси повесила трубку, подняла воротник повыше и вышла в студеную ночь. На этот раз, однако, ей не было холодно: сердце согревала мысль о предстоящей встрече с Присциллой.

4 января 1932 года

– Итак, Билли, в одиннадцать вы должны выехать в Клифтон. Дорин привезут к полудню, вам сообщали?

– Кажется, да. – Билли смущенно умолк, его лоб прорезала складка. – Мисс, вы уверены, что так надо? Меня в последнее время почти не было на работе. Это ведь скажется на моем жалованье, верно?

Мейси покачала головой:

– Месяц выдался удачный, Скотленд-Ярд вовремя оплатит все счета. Хорошее начало года – я имею в виду, с точки зрения финансов. Теперь, когда Дорин переведут в Клифтонскую больницу, вам будет удобно навещать ее по вечерам. Уверена, доктор Мастерс не назначит ей слишком много процедур.

– Сегодня я как раз буду разговаривать об этом, мисс.

– Вот и хорошо. А сейчас… – Телефонный звонок не дал Мейси договорить.

– Фицрой-сквер…

– Мисс Доббс!

– Слушаю, старший суперинтендант Макфарлейн.

– У нас тут сегодня небольшое собрание в узком кругу, так сказать, анализ расследования, в котором вы оказали неоценимую помощь. Не хотите ли присоединиться к нам, скажем, часов в одиннадцать?

– Простите, старший суперинтендант, это время у меня занято. Что, если перенести все на два часа дня?

Билли вопросительно посмотрел на свою работодательницу.

– Хорошо, значит, в два. До встречи, мисс Доббс.

– До встречи.

Мейси положила трубку и закатила глаза.

– Издевается он, что ли? «…в котором вы оказали неоценимую помощь». – Она пересказала помощнику разговор с Макфарлейном.

– Вы вроде как поставили его на место, мисс.

Мейси пожала плечами:

– Сегодня утром у меня важная встреча, я не собиралась ее отменять ради Макфарлейна или кого бы то ни было еще.

Мейси устроилась в уголке дивана в гостиной Присциллы, ее подруга заняла другой край; обе сидели, сбросив туфли и поджав ноги, так что вместе напоминали подставку для книг.

– …А самое смешное было еще до твоего прихода. Тинкер Осборн – знаешь его? Тот еще балагур! Если почитаешь его статьи в «Панче», удивишься, почему правительство с ним еще не разделалось. Так вот, самое смешное было, когда он решил, будто сможет удержать на носу бутылку шампанского. Обычно такие фокусы нагоняют на меня смертную скуку, но Осборну не откажешь в занятности. Видела бы ты, как он семенил, пытаясь сохранить равновесие. К тому же он пришел вместе с этой занудой, Джудит Бертон, ну, ты ее видела, дочерью этого, как же его… да, архитектора, Отто Бертона.