Международное тайное правительство, стр. 81

Процесс Сивэтона, за пощёчину министру Андрэ был назначен к слушанию 9 декабря 1904 года. В свою защиту и для раскрытию катального заговора против Франции обвиняемый вызвал свидетелей: полковника Гинэ и других офицеров, наравне с Гинэ осведомлённых в сатанинских хитросплетениях иудейства. Таким образом, этот процесс являлся не только делом самого Сивэтона, сколько экзаменом Дрейфусу, Пикару и Андрэ, а в особенности, их подстрекателю и покровителю — “избранному народу”. Мерзости, ими содеянные во Франции, должны были развернуться пред целым миром в своей наготе. Увы, Сивэтон позабыл, видимо, об участи Феликса Фора… Между тем, все, кто знал положение вещей и размышлял, удивлялись, каким образом наш гнусный жидовский режим, эта правящая нами шайка, эта злодейская Мафия, рассчитывает выпутаться отсюда?!… Необходимо либо уничтожить Сивэтона, либо “изъять” его свидетелей, так как подобное разбирательство не должно быть допущено и состояться, очевидно, не может. Оно и не состоялось.

8 декабря, т. е. накануне суда, депутат Сивэтон в своём рабочем кабинете был найден мёртвым…

Дескать, задремав, он прилёг и лицом как раз пришёлся против газового рожка в камине, который позабыл закрыть.

Но это была лишь жалкая симуляция самоубийства. Принимая во внимание степень умственного развития, характер и мужество этого доблестного борца за поруганное отечество, равно как всеобщее негодование чуждых “Дрейфусиаде” французов, обещавшее ему блистательный триумф, Сивэтону не было никакого смысла лишать себя жизни. И, наоборот, сынам Иуды его смерть представлялась спасительной наряду с другими, предшествовавшими убийствами и не являлась чем-либо особенным.

А когда Сивэтон скончался, тогда по иудейскому обычаю решено было осквернить его память. В расчёте сбить с толку невежественную толпу, пригласили желающих заливать его помоями…

Всё, что могла изобрести самая отвратительная истерия клеветы, и все нечистоты ада были изрыгаемы нанятыми кагалом тварями на голову несчастного героя.

Таков удел подвижников на пути истории. Не забудем же, что его смерть не отомщена, как не свершилось правосудие и за гибель Феликса Фора!…

Правда, “избранному народу” такой триумф обошёлся недёшево. До 200.000.000 фр. собрано было кагалом “на дело Дрейфуса” в обоих полушариях, а один только сентябрь 1899 года (второй процесс в Ренне) потребовал, говорят, у кагала около 54.000.000 франков.

Но не всё ещё продаётся даже в наш, позорный век. Не будем же терять надежды!…

Вечный жид, Агасфер, и три его главные воплощения: жид газетный, жид биржевой и жид политический

Как колоссальный спрут с огромными присосками, “вечный жид” распадается в наши дни на три разновидности: жид биржевой, жид газетный (der ewige Press-Jude) и жид политический.

“Мир управляется совсем иными людьми, чем воображают те, кто не бывал за кулисами” [90].

Восполняя друг друга, эти разновидности Агасфера связаны неразрывно — до невозможности определить, где начинается одна и оканчивается другая. В частности же, иудейская пресса подтасовывает общественное мнение и фальсифицирует свободу, а еврейские банки служат крепостями, под огнём которых всемирный кагал мобилизи-рует свои торжествующие батальоны, — “лучшие” шахматные фигуры в “игре” кагала с остальным человечеством.

Попытаемся в сжатой форме наметить сущность названных трёх присосков кагального спрута.

А. Жид газетный (Der ewige Press-Jude)

Печатать всё — значит, сделать страну необитаемой.

1. “Дайте мне, — говорил, в конце XVIII века непримиримый враг первого министра лорда Порта благороднейший оратор Великобритании Шеридан, — свободу печати и оставьте министру, заседающему здесь, его раболепную палату лордов, продажную и развращённую палату общин; предоставьте ему раздачу должностей и милостей, равно как то господство, которое, обусловливаясъ подкупом голосов на выборах и обладанием государственной властью, способно уничтожить любых супостатов… При свободе печати всё это не страшно. С таким могучим орудием, как пресса, я сумею противостоять знаменитому лорду, подкопать воздвигнутое им чудовищное здание, разорвать сплетенные ими интриги и задавить его под этими развалинами”.

Рассуждая таким образом, Шеридан требовал свободы прессы во имя блага отечества, не подозревая, во что может превратиться пресса, и куда заведут эту свободу евреи.

Между тем, уже в сороковых годах прошлого столетия на совете раввинов некий Мошка Блюмберг, сделавшийся впоследствии сэром Мозесом Монтефиори, советовал “избранному народу”: “Смотрите на правительственные должности, как на ничто. Вздором считайте ордена, чины и почести. Махните пока рукой и на самые деньги. Прессу захватите, тогда всё остальное придёт к вам само собою!…”

И Блюмберг знал, что говорил. Не его вина, что, с позволения сказать, культурные народы отдали такому врагу, как всемирный кагал страшную, неодолимую силу печати, от яда которому нет противоядия. Удастся ли отвоевать её обратно, — большой, едва ли, не безнадёжный вопрос. Сейчас же, распологая прессой, еврейство не только властвует диктаторски, но и огнём своей всесокрушающей газетной артиллерии истребляет всякое сопротивление, в самом его зародыше.

“Четыре враждебные газеты опаснее 100.000 человек неприятельской армии в открытом поле”, — заметил ещё Наполеон. Но разве газеты того времени могут идти в какое-либо сравнение с жидовскими ежедневными изданиями, расходящимися ныне по грошовой цене за ряд страниц в сотнях тысяч, а то и в миллионах экземпляров?…

“Nulle force, il faut Г avouer, n'est capable de resister a un dissolvant aussi energique que la presse”, утверждает мудрый в этом деле судья Эдуард Дрюмон.

Не далее, как чрез одно столетие после идеалиста-арийца Шеридана в той же Англии главным образом чрез иудейские газеты, трубившие своему герою всесветные славу и хвалу, еврей д'Израэли не только сделался первым министром Великобритании, но и потребовал для своей, конечно, печати официального признания её всесокрушающей силы, равно как её господства de jure, исключительно, разумеется, во имя тирании “избранного народа”…

“Парламент, — говорит одно из действующих лиц в Конингсби, — не есть единственный и даже не самый полный представитель страны. Например, в данную минуту он не заседает, и, тем не менее, народ не остаётся без представительства, как в самых мелких, так и в наиболее возвышенных интересах своих. Сегодня утром, я прочитал, например, в газетах, как варварски обошёлся некий учитель с учеником. Теперь этот факт известен уже целой Англии. Не будем же терять из виду, что над нашей эпохой господствует принцип управления, безусловно, непонятный и Аристотелю, и лесам Тацита, и нашим саксонским Виттенагемотам, и даже парламенту Плантагенетов. Общественное мнение — теперь верховный повелитель, а говорит оно через типографию. Не очевидно ли, что представительство путём прессы совершается в наши дни несравненно полнее, нежели через парламент. Являясь продуктом времён более грубых, даже нуждам которых он отвечал едва ли удовлетворительно, и соответствуя периоду полуцивилизации, когда был только один класс народа, способный нести общественную службу, парламентаризм обнаруживает ныне целый ряд симптомов упадка. Над ним властвует представительство иного рода, более яркое, могучее и всестороннее. Оно завладевает его ролью, исполняет её целесообразнее и ведёт свои прения с неизмеримо большими законностью, глубиной и просвещением…”

2. Со своей стороны, мы восторгам д'Израэли противопоставляем факты, им скрываемые. Корпуса иудейской прессы стоят наготове, чтобы, получив надлежащую плату, выступать за всякое дело и против всякого дела.

Независимо от еврейских талантов к всякого рода факторству и помимо тех ресурсов, которые лишь сынами Иуды могли быть открыты в газете — реклама и шантаж, ложь и невроз, равно как подлог общественного мнения либо обрабатывание его на еврейский лад, две причины в особенности способствовали захвату всемирной прессы кагалом: а) в странах цензуры и административного усмотрения, нееврейский капитал избегал помещения в столь рискованное для честной редакции дело. Евреи же с их крайней пронырливостью и неразборчивостью в средствах коварно лавировали против цензоров и администрации, а с другой стороны, ухитрялись вести газету за счёт объявлений или же в неоплатный долг, т. е. на деньги, похищенные простой плутней либо наоборот, действовали сложным обманом, увлекая состоятельных, но одержимых самомнением гоев становиться издателями редактируемой еврейским “маэстро” газеты “во имя служения свободе”, а то и ради мнимой наживы — через объявления, которые прозорливо захвачены самим же кагалом, но при которых, собственно, и должна “содержаться” правоверная газета Израиля, и б) толпа жаждет скандала и сплетен, а в настоящее время требует новостей уже со всех концов мира; удовлетворить этому может только вездесущее и всезнающее еврейство, которому, сверх того, удалось завладеть как большинством газет, так и почти всеми телеграфными агентствами. Однако, для больших органов прессы необходимы и деньги не малые.