Международное тайное правительство, стр. 147

Увы, за этот позор, устроенный пьяной шляхтой, но отражавший, впрочем, степень действительного порабощения её кагалом, пропала Польша…

Счастливые потомки равви Сауля унесли на целые столетия живейшие воспоминания о своём коронованном предке. Если бывали сыновья, внуки, правнуки “короля из Брест-Литовска”, то за тысячи миль торопились отцы предложить им в замужество богатейших в иудействе невест. И поныне во многих домах Англии, Польши и Германии сохраняется благоговейная память о его величестве равви Сауле…

Sunt lacrymae rerum et mentem mortalia tangunt!

Назойливо пробираясь повсюду и всё оскверняя, как бы в ознаменование того, что на печати эшмалотарков Вавилонии была изображена муха, сыны Иуды никакой пронырливостью не ограничивались. Как только являлась возможность, они безотлагательно бравировали своей властью и даже не затруднялись выдвигать собственное правительство напоказ. Если в древнем Риме сосредоточием еврейских гешефтов и международным банком кагала служил иерусалимский храм, то и среди Речи Посполитой на ярмарках в Люблине и Ярославле (Галиция) собирался “Ваад шел арба арацот” — “Синод раввинов четырёх земель” (Великой и Малой Польши, Руси и Литвы). В лице избираемых ad hoc депутатов еврейства (парнасе гамедина), “Ваад” являлся одновременно и всеиудейским парламентом, и центральным правительством евреев, и верховным трибуналом судей Израиля (дай-нэ ra-арец). Во главе Синода обыкновенно стоял прославленный раввин, например, Мардохай Яфа (1530—1612 гг.). Как председатель, так и члены “Ваада” вели превосходные гандели. Целый же “Ваад”, in cor-pore, представлял собой такой же международный центр еврейства, каким в начале нашей эры являлся храм в Иерусалиме. Придавая иудейским общинам не в одной Польше единство, устойчивость и силу, а через это почётное значение внутри и во-вне, “Ваад шел арба арацот” внушал отвращение и ужас христианам. Горделивый же клич сынов Иуды в день отпущения грехов (Иом-Киппур), — “Лешана га-боа Бирушелаим!”, т. е. “На будущий год (встретимся уже) в Иерусалиме”, ничего, равным образом, не обещал полякам хорошего. Если “быдло” — крестьяне пикнуть не смели против еврейства, то не лучшей представлялась и участь надменных панов. Правда, они обольщали себя сказкой, будто бы “у каждого магната есть свой жид”, но и тогда уже на самом деле у каждого жида был свой магнат. Теперь это опять становится правилом. Конечно, не для одной Польши…

Парламенту “славянских” евреев подчинено было министерство из четырёх “великих раввинов” — Кракова, Познани, Львова и Люблина с премьер-министром во главе, каковым состоял Praefectus Ju-daeorum. Первым из таковых, был назначенный 14 февраля 1414 года, Сигизмундом I, брестский же еврей Иосель Иозефович, в потомство которого это звание переходило затем от отца к сыну многие годы. “Славянское” еврейство распадалось на кагалы и прикагалки под всевозможными более или менее лукавыми псевдонимами (вспомним хотя бы о новейшем изобретении “переселенческих комитетов” с девизом “Гирш-Аргентина”). Они являлись не только органами иудейского самоуправления, но и “гарнизонами” Израиля, в виду его мирового господства. Сообразно с такими условиями тирании “избранного” народа в Польше, “Ваад шел арба арацот” заведывал и международными его сношениями. Примером может служить “посольство” к Петру Великому с предложением раздела Польши. Но сыны Иуды, по меньшей мере, опоздали. Император успел ознакомиться с иудейством в Голландии, а потому избранников “славянского” кагала прогнал…

Сказанное мы могли бы дополнить иными фактами, в особенности из окровавленной истории Малороссии, стенавшей под Иезуитско-жидовским террором, но для нашей задачи и предыдущего, полагаем, достаточно. Неизлишне, разве, отметить ещё раз, что бывшее королевство Польское и в настоящее время представляет собой оптовый склад средневековых евреев для всего мира, а в частности, что центром литовско-польско-еврейского талмудизма и доныне служит Вильна, как неисчерпаемая по этой премудрости “Vagina Judaeorum”.

В. Новые времена

I. Для удобства изложения вопроса об иудейском правительстве мы разделили его на три периода: Древний мир, Средние века и Новые времена. Но природа не любит скачков. Подобно тому, как не может быть замечен переход от детства к юности либо от зрелого возраста к старости, равно как сообразно с тем, что нельзя уловить начала весны или конца лета, так и в жизни человечества всякое деление на периоды искусственно, а их границы ускользают от наблюдения. В частности, эпоха Средних веков и наше время, будучи черезполосны, с точностью размежеваны быть не могут. Всё объединяется законом эволюции и явлениями атавизма. Посему, такие, например, события, как открытие Америки и Реформация принадлежат к двум последним периодам истории в одинаковой мере, а Революция может быть объяснена только из их совокупности. Для Реформации это, в свою очередь, ясно. Что же касается создавших могущество Великобритании колониальных открытий, то не требует дальнейших доказательств оркестровка Революции мероприятиями английской политики за её счёт именно с целью обеспечить её же владычество на океанах. В гармонии с этим не надо забывать, что и самое проникновение еврейства в Англию, относимое к инициативе Кромвеля, совершилось в действительности не сразу, а развивалось постепенно ещё при Эдуарде VI и Елизавете наряду с упадком обаяния папства и сообразно успехам протестантизма у “просвещённых мореплавателей”.

Чем же мотивируется смягчение ненависти иудейской к христианству в отношении последователей Виклефа, Гусса, Лютера, Цвингли, Кальвина et tutti quanti? Ответ даёт “Лятомиа” — одно из масонских обозрений: “С точки зрения религиозной, протестантизм есть не что иное, как половина масонства. Сущность религии он рассматривает как откровение божественное, а разуму отводит бесплодную работу придания формы предмету, который, однако, стоит за пределами его обладания. В масонстве наоборот, разум обязан доставить не одну форму, а и сущность религии. Отсюда необходимо, чтобы протестантство либо вернулось к католицизму, либо остановилось на полдороге, либо, неуклонно прогрессируя, возвысилось до религии масонства. Да и в самом деле, не на один ли только момент мог бы удовольствоваться разум правом создания “здравомысленной” формы для того, что выше нашего понимания?… Достигнув отчётливого сознания о себе самом, разум с ясностью видит и неразрешимость подобной задачи. Тогда он предъявляет требование и на другую часть своего естественного права. Отбрасывая, в заключение, ненавистную тему, он выбирает такую, которая гармонирует с его природой.”

II. Переходя от данных условий принципа к обстоятельствам целесообразности в действиях масонства, мы в масонском же издании “Буагютте” (Лейпциг 1874 г.) в статье “достопочтенного” одной из германских лож Фомы Конрада читаем: