Выбор Наместницы, стр. 114

Она и сама не знала, почему до сих пор не поделилась своими тревогами с Ланлоссом. Наверное, хотела уберечь его от горького ощущения бессилия, от первого в жизни поражения. До сих пор Ланлосс Айрэ всегда побеждал, но человек может сражаться с другими людьми, может даже победить магов, но способен ли человек одержать победу над богом? Маги когда-то смогли, но те времена давно уже остались в прошлом, на страницах священных книг, теперь и помнить-то об этом — ересь. Пусть это будет ее битва и ее горечь. Ланлосс все равно не в силах помочь. Но время шло, и Эрне все труднее становилось удерживать в себе растущее беспокойство, разглаживать морщинки, прорезавшие лоб, улыбаться. Она совсем уже было решилась обо всем рассказать — но Ланлоссу пришлось уехать в столицу вместе с герцогом Квэ-Эро. Теперь к беспокойству за дочь прибавилась тревога за любимого человека. Ланлосс ничего не скрывал от Эрны, и она понимала — дело может обернуться мятежом. Первым мятежом за последние шестьсот лет. Она даже не могла винить Квейга — он защищает свою семью, но подумал ли герцог в горячке принятия решений, сколько чужих семей он разрушит? И Эрна грустно усмехалась своей наивности: кого и когда волновало чужое горе, если свое уже стоит на пороге, и постучало в дверь? Порой на свет появлялись такие люди, но все они давно уже внесены в скрижали святых. Мужчины уехали, и Эрна осталась наедине со своими опасениями и ожиданиями. Саломэ же словно и не заметила, что отец уехал, первый раз на ее короткой памяти. Она и на мать теперь обращала мало внимания, погрузившись в какую-то свою жизнь, непонятную взрослым. Порой Эрне казалось, что ее место рядом с дочерью занял кто-то невидимый и непостижимый, и он уводит девочку по дороге, известной только ему самому. Эрна пыталась разговорить дочь — но наталкивалась на стену искреннего недоумения. Саломэ не понимала, что беспокоит маму. Она не задумывалась над своими новыми умениями, просто пользовалась ими: заставляла траву расти, а воду — застывать ледяными фигурками, цветы, сорванные ее рукой, не вяли неделями, а престарелая кошка, доживавшая свой век на печке, резвилась как котенок, бегала за веревочкой, хотя и была на пару лет старше маленькой хозяйки.

Эрна должна была бы знать, что если слишком долго колеблешься — боги сделают выбор за тебя. Должна была, но женщина в синем платье и дорожном плаще, появившаяся холодным осенним утром на пороге дома, застала ее врасплох. Высокая белая ведьма холодно посмотрела на Эрну, словно не узнавая, хотя они были погодками и учились у одной наставницы. Эрна попыталась улыбнуться, губы упрямо не слушались, позорно вздрагивали, но она все-таки смогла поздороваться:

— Здравствуй, Альна.

— Я не желаю тебе здравствовать, безымянная. Орден пришел, чтобы взять принадлежащее ему.

Эрна отступила назад, судорожным жестом протянув руку к двери, словно можно запереть дверь перед лицом судьбы. Глупо, никто не защитит ее сейчас, даже Ланлосс не смог бы, будь он здесь. Утратившая девство ведьма теряет не только силу, но и имя, она становится рабыней ордена, вещью ордена, орден властен над ее жизнью и смертью, орден решает, как она заплатит за свой грех, за причиненный ущерб:

— Альна, это несправедливо! Я потеряла силу до того! Я потеряла силу, выполняя волю магистра!

Саломэ сбежала по лестнице вниз, заслышав голоса — к ним редко приходили гости, а этот голос казался незнакомым. Как раз в этот миг Альна шагнула вперед, оттесняя Эрну еще дальше в глубь комнаты, и девочка почти что натолкнулась на мать, та судорожно прижала ее к себе. Белая ведьма презрительно приподняла бровь:

— О, да, я вижу, как ты старательно исполняла волю магистра.

— Это моя дочь, Саломэ, — теперь уже не скроешь.

— Ты будешь говорить, когда тебе позволят, безымянная, — холодно оборвала ее Альна, — подойди ко мне, девочка.

Саломэ растеряно переводила взгляд с замершей возле лестницы матери на незнакомую даму в красивом синем платье. Страх Эрны передался и ей — она хотела бы оказаться подальше от этой женщины с холодным и цепким взглядом, но с другой стороны — было в ней что-то знакомое, похожее на искрящиеся нити, пронизывающие воду в ручье облака в небе, землю и цветы, вплетающиеся в гриву пони и кошачью шерсть. Никто, кроме Саломэ, не видел эти нити, хотя мама, похоже, знала, что они есть. Любопытство пересилило страх, и Саломэ подошла к белой ведьме. Альна, больше не обращая внимания на окаменевшую Эрну, взяла Саломэ за подбородок и подняла ее лицо вверх, так, чтобы заглянуть в серые глаза девочки.

— Как любопытно. У тебя есть сила, девочка, ты знаешь об этом?

— Это сила? Я не знала. Оно само так получается.

— Эарнир отметил тебя, дитя. Ты станешь белой ведьмой. Орден позаботится о твоем обучении.

— Нет, госпожа, — очень вежливо ответила девочка, не скрывая своего огорчения, что приходится отвечать отказом, — я не смогу стать белой ведьмой.

— Почему же?

— Я буду наместницей, а потом королевой. Когда король вернется. Если бы не это — я бы обязательно стала белой ведьмой, но я никак не могу.

— Наместницей? — Альна наградила прислонившуюся к перилам Эрну красноречивым взглядом, — это вряд ли. В любом случае ты поедешь со мной в Сурем, а там уже решат, кем ты станешь, наместницей или белой ведьмой.

— А папа разрешил? — Саломэ твердо заучила, что без разрешения отца нельзя даже отходить от дома, не то, что поехать в столицу.

— Твой отец сейчас в Суреме, Саломэ. — Это не было ответом на вопрос, но успокоило девочку. Альна не хотела пугать будущую белую сестру без особых на то причин.

— А мама?

— Она тоже поедет в Сурем.

Энрисса ошибалась — в настоящее время магистра Илану меньше всего интересовал разгорающийся мятеж. Она получила донесения от сестер в охваченных волнениями провинциях, но пока что отложила в сторону. Сейчас ее волновало, зачем ордену Дейкар, а в частности, уважаемому магистру Иру, чтоб ему поскорее переродиться, понадобилась ныне безымянная сестра Эрна и ее дочь от Ланлосса Айрэ. Вся эта история оказалась для Иланы неприятным сюрпризом — она гордилась, что держит белых сестер в железных рукавицах, как в столице, так и в провинциях, а тихая и незаметная Эрна, о чьей наивности ходили легенды, успешно обманывала магистра вот уже семь лет. Впрочем, тут не обошлось без непобедимого генерала Айрэ. Право же, Илана никогда не понимала мужчин, и вряд ли поймет: кто, скажите на милость, мог соблазниться Эрной?! Она и в юности красавицей не была, а теперь так и вовсе страшная, с этими шрамами на все лицо. Зачем она понадобилась пусть неродовитому, но графу? Да еще и самому Ланлоссу Айрэ! Он мог бы получить любую красавицу, только намекнув о своем желании! А он семь лет водил орден за нос, платил большие деньги, обходился без белых ведьм, сохраняя в тайне, что Эрна потеряла силу, но при этом не предложил ордену выкуп. Илана пошла бы ему навстречу — обязать Ланлосса Айрэ благодарностью к ордену — не помешает. Теперь же граф Инхор станет их смертельным врагом, и магистр ничего не сможет сделать — Ир держит ее за горло.

И если бы эта необъяснимая любовь была единственной странностью… А ведь тут еще и эта девочка, Саломэ. Илана, как и всякая белая ведьма, знала, что, к сожалению, сила не передается по наследству. Будь оно иначе — белые сестры не разыскивали бы одаренных девочек по всему свету, не забирали бы их из родительских домов, не карали бы так строго отступниц. Но маленькая Саломэ оказалась исключением из правила: Эарнир не поскупился, наделяя ее силой и, что самое странное, в свои семь лет она умела ей пользоваться. Не на уровне обученной белой ведьмы, но обычной удивленной неловкости начинающих учениц в ней не было и в помине. Илана лично проверила девочку — если у той что-то и не получалось с первого раза, то уже во второй раз она справлялась с заданием играючи, словно кто-то во всех подробностях разъяснил ей ошибки. Странная девочка, пожалуй, даже, странноватая. Про таких говорят, что боги с избытком выдали им благодати, а божественная благодать — ноша не из легких. Девочку нельзя было назвать слабоумной, наоборот, в детском взгляде светился живой ум, она задавала вопросы и жадно выслушивала ответы, интересовалась всем новым, даже забыв, что ее разлучили с матерью. Но при этом ясные детские глаза порой затуманивала легкая дымка, она не сразу слышала, что ее зовут, а самое непонятное — твердая уверенность, что она обязательно будет наместницей и королевой. Причем с детской непосредственностью об этом сообщали всем и каждому, девочка не боялась чужих людей. Илана не могла понять, откуда это пошло — в знатных семьях дочерей порой готовили стать наместницами, некоторым это даже удавалось, но уж Эрна явно бы не стала вкладывать в голову единственной дочери несбыточные мечтания. Незаконнорожденная, пусть даже и дочь графа, не может стать наместницей, не говоря уже о том, что Энрисса пребывала в добром здравии и не собиралась умирать в ближайшее время. Илана решила, что самое время побеседовать с Эрной. Та как раз должна была придти в состояние, подходящее для искренней задушевной беседы. Страх перед неизвестностью развязывает языки лучше любой пытки. Магистр самолично спустилась вниз, она хотела по возможности сохранить в тайне появление новой ослушницы, хотя и понимала, что сложно скрыть что-то от белых сестер, занятых по большей части слежкой друг за другом и сплетнями. В этой извечной женской склонности магический орден Алеон ничем не отличался ни от захудалой ткацкой мастерской, где за станками горбят спины три мастерицы, ни от блестящего придворного общества, где разодетые дамы шушукаются, отгородившись веерами.