Томек в стране фараонов, стр. 24

— Отличный молодой дромадер, он будет долгие годы служить моему дому.

Атмосфера стала мягче, все говорили более свободно, шутили. Вспоминали старые времена, обсуждали политику.

— Что поделывают твои сыновья? — спросил Смуга.

Юсуф улыбнулся:

— Поговорка говорит, что у верблюда свои дела, а у погонщиков свои… У сыновей свои дела. Они вместе, но находятся далеко. И выбрали трудную жизнь. Живут в Асуане, водят караваны вверх по Нилу, в Судан и дальше. Сердце отца часто беспокоится.

— Может, Аллах направит наши стопы в те места, — сказал Абер.

— Вы отправляетесь так далеко?

— Может быть да, а может быть и нет… До Луксора — это точно. Мы ищем воров, грабящих гробницы, — объяснил Смуга.

— Трудное дело… Но мудрые люди в Египте говорят, что у кого голова на месте, тот и шапку себе добудет.

— Но феска украшает только твою почтенную голову, — рассмеялся Смуга. — Мы еще мало что знаем, так, кое-что слышали.

— Как говорят мудрецы, прежде чем решиться сделать шаг, проверь есть ли у тебя ноги… Что вам уже известно?

Они рассказали ему все что знали. Юсуф долго молчал, потом начал говорить:

— Аль-Хашими, александрийский купец, порядочный человек. Если он советовал искать в Каире, это ценное указание… Хорошо, что вы ко мне приехали. Сюда тоже доходят кое-какие вести. Тот, кто хочет достичь своей цели, не спешит. Это хорошо организованная банда. Попробуйте поискать в деревнях вокруг Фив и среди тамошних торговцев. Но это все начало, руки этой банды, а где ее ноги? Кто и в какой порт доставляет товар? Если не в Александрии, то куда? Может, в Порт-Саид, может в порт поменьше… Что же касается головы, то она обязательно должна быть в Каире…

— А «фараон»? — спросил Абер.

— Ну, это вряд ли кто-то важный, хотя он может многое знать, — ответил Юсуф. И помолчав, добавил:

— По-моему, он посредник.

Все задумались.

— Меня удивляет, — снова начал Юсуф, — что Ахмед аль-Саид, очень близкий хедиву человек, ничего не знает. Я бы ему не доверял.

— Почему? — деловито спросил Смуга.

— Может это просто предчувствие. Только о нем говорят, что из корысти он готов осла в хвост поцеловать.

Последние слова Юсуфа их очень обеспокоили, и они решили как можно быстрее возвращаться в Аль-Фаюм. Смуга старался подробнее вспомнить разговор с чиновником хедива. Не скрыл ли чего-нибудь от него Ахмад? Чем они себя перед ним выдали? От ответа на этот вопрос зависело многое. Томек и Салли могли подвергнуться опасности.

X

Ночное нападение

Ветер, будто исчерпав свою силу во время ночного вихря, дул все слабее и наконец совсем стих. Паруса грустно поникли, судно почти остановилось. Только теперь стало понятно, для чего нужна такая большая команда. Все, за исключением капитана и месмателя, то есть, рулевого, взялись за весла, чтобы вести судно против течения. В одном месте западный берег реки представлял собой живописный пляж. Увидев его, гребцы оставили весла и, ухватившись за толстый канат, поспешно сошли с парусника. С помощью этого каната они потащили судно вдоль берега, подчиняясь ритму не то крика, не то пения, а рулевой высматривал, нет ли впереди мелей.

Вместе с командой на берег сошли и Томаш с Новицким. Новицкий помогал, Томек же оглядывался в поисках птиц, чтобы было что подстрелить к ужину. Буксировка шла так быстро, что он еле поспевал за силачами из судовой команды. Вскоре рулевой увидел впереди мелководье. Бурлаки споро поднялись на борт и попробовали обогнуть мелкое место, отталкиваясь длинными жердями. Когда это не помогло, все попрыгали в воду и начали тащить, толкать упрямый парусник. Разумеется, Новицкий активно во всем этом участвовал, никакая сила не могла удержать моряка от схватки с водной стихией. Салли и Патрик, не принимавшие участия в работе, не сводили глаз с берега, что само по себе оказалось очень интересным занятием, поскольку на мель они сели напротив густой пальмовой рощи. У берега реки и подальше, в глубине, в болотистом озерце бродили стройные журавли, с характерной, расширяющейся в задней части головы красной полоской и с напоминающим корону хохолком жестких перьев. Огромные белые пеликаны [86] с необычайно длинными прямыми клювами то и дело ныряли и появлялись вновь с выловленной рыбой. Они ловко забрасывали ее себе в большой кожаный мешок под челюстью.

— Дядя, смотри, гуси! — крикнул Патрик, желая обратить внимание Томека на птиц.

— Действительно, большие гуси, — смеясь, согласилась Салли.

— Скорее уже лебеди, — подсказал Томек. — Только покрупнее, и эти клювы…

— Сравнивая этих птиц с лебедями, которые питаются растительной пищей, мы их унижаем, — заметила Салли. — Они хищники.

— Ты преувеличиваешь, Салли, — улыбнулся Томек. — Если они питаются рыбой, это еще не значит, что их можно отнести к хищникам. Соколы, орлы, кондоры, ястребы, перепелятники, даже пустельги на тебя бы обиделись.

— Здесь рай для птицеловов, — негромко заметила Салли.

— И для любителей птиц, и для охотников, к сожалению.

— Томек! Патрик! Смотрите! Ибисы, — взволнованно перебила его Салли.

— Где?

— Вон там! — показала она.

На ветке пальмы сидели две большие, почти полуметровые птицы. С блестящими белыми перьями и черной шеей, головой и клювом. Черный же хвост напоминал треугольник.

— Присмотрись к ним повнимательней! — не менее взволнованно чем Салли сказал Томек. — А вы знаете, что это за вид ибисов?

— Неужели…

— Да-да, Салли, он самый. Ибис почитаемый [87]. А мне говорили, что уже тридцать лет, как он полностью вымер в Египте.

Патрик побежал за Динго, и они оба принялись пугать птиц, те на минуту взлетали, чтобы тут же сесть снова…

— Во времена фараонов об этих птицах говорили, что они так любят свою родину, что вдали от нее умирают от тоски, — с чувством произнесла Салли.

— Может, эти экземпляры как раз вернулись из чужих стран или…

— Или?..

— Или мы перенеслись в эпоху фараонов. Ты только посмотри на эту природу, на людей… Ничего тут не изменилось за тысячу лет…

— Может мы и в самом деле перенеслись в эпоху фараонов. Это большое счастье увидеть ибиса — неотъемлемого спутника лунного бога Тода. Бога этого представляли в людском обличье, но с головой ибиса. Белое ожерелье ибиса символизировало солнечный свет, а голова и шея — лунную сень. Убийство ибиса считалось преступлением, его признавали священной птицей.

— Так же, как многих других животных и птиц, — добавил Томек.

— Именно. В Египте чтили кошек, крокодилов, жуков-скарабеев, цапель, быков, собак, шакалов, павианов, львов…

— Наверное, подобно Индии с их культом священных коров, это обожествление связано с какими-то другими, нерелигиозными причинами.

— Естественно, ибис — полезная птица, он поедает змей, насекомых, червей, мелких пресмыкающихся, — подтвердила Салли. — Более всего ценилось, что он питается яйцами крокодилов. Ах, Томми, ты только посмотри, как прекрасны эти фламинго!

— Да, их тут целая колония.

По воде бродила, опустив клювы, стая крупных белых птиц с розоватыми краями крыльев и розовыми лапками. Они взбалтывали ил, вылавливали из него растения, основную их пищу. Салли позабавило их сходство со страусами, зарывающими голову в песок. А Томек высмотрел-таки, кого подстрелить, и снял с плеча штуцер. Вскоре на землю попадали голуби и горлицы. Динго с энтузиазмом бросился за ними.

До вечера они преодолели совсем небольшой участок пути, а усталость вынудила их стать на якорь и переночевать на судне у берега. Никому не хотелось разбивать палаток. Новицкий раздобыл где-то густые сетки и повесил их на дверях обеих кают.

— Может, они уберегут твой сон, Салли, — сказал он. — Завтра утром я подам завтрак. Я разбужу ваше сиятельство, граф, вернее, милорд, — Новицкий важно поклонился Томеку.