Крепостная маркиза, стр. 54

— Перед кем? — затаив дыхание, спросила ее Мари.

— Наверное, перед чайками, которые летали над ним. Или перед самим морем, которое молча ему внимало. Неважно. Он добивался ясных и четких звуков, и добился. Стал самым блестящим оратором современности.

— Наверное, он был красив, — тяжело вздохнула Мари.

— Почему ты так решила? — удивилась Соня.

— Кто бы тогда стал его слушать!

Решение пришло неожиданно. Скорее всего, бедная Сонина голова, которая усиленно работала, искала выход из положения, в котором княжна оказалась, . наткнулась на него как на лежащее на поверхности.

Соне нужен был помощник — или помощница, — и судьба предложила ей Мари. Теперь, похоже, даже без участия самой Сони в ее голове вершилась работа — оценивались доводы «за» и «против».

Преданна? Интуиция подсказывала: немного внимания со стороны княжны, и Мари станет служить ей не за страх, а за совесть.

Сможет ли новая служанка охранять ее, оберегать от опасностей? Скорее всего, да, хотя пока Соня и не знала, какие навыки Мари помогут ей в этом. Девушка сильна, проворна, может, даже жестока несколько больше меры. Но сумеет она противостоять, например, мужчине? Сумел же Флоримон де Баррас посадить ее на привязь. Мари не оказывала ему сопротивления, поскольку он был ее хозяином? Это надо уточнить.

Далее. Обслуживать Софью она сможет — и вправду, руки у нее проворные, умелые. Но если понадобится отправить ее куда-нибудь с поручением…

Всякий скажет: что за монстра завела себе русская княжна?

Держать Мари в замке и на люди не выпускать?

Тогда придется Соне нанимать еще одного человека, а у нее тайна такого рода, о которой чем меньше людей знает, тем лучше.

Вот тут-то Соня и вспомнила о хирурге — знакомце доктора Паклена по имени Жан Шастейль. Потому первое, что она сделала, — послала Шарля с запиской к доктору: не мог бы тот договориться с врачом, которому прочил мировую славу, чтобы хирург принял княжну по важному делу.

Шарль привез ответ: «Вопрос решен. Завтра приезжайте к моему дому, после чего мы все вместе поедем к Жану». Кажется, доктор был заинтригован и тоже собирался присутствовать при встрече княжны со своим другом.

Впрочем, Соня не возражала. Вполне понятно, что доктор Поклен, прежде будучи домашним врачом маркиза де Барраса, считал теперь, что и Соня надолго, если не навсегда, станет его пациенткой.

Она нашла Мари развешивающей ее платья — Вивиан, кажется, собиралась это сделать, но так и не нашла времени. У нее оказались более важные дела, чем уход за госпожой, которая, по ее планам, не должна была зажиться на этом свете. Ах да, не Вивиан — Марсель Лависс. Впрочем, имеет ли нынче значение ее имя? Соня отчего-то подумала с усмешкой, что Вивиан против Мари никак бы не сдюжила — псевдовнучка маркиза куда слабее физически, чем бывшая воспитанница приюта.

Бог с нею, с отравительницей. Сейчас ею — вернее, ее поисками — занимается лейтенант Блесси, и отчего-то Соня была уверена в том, что Марсель Лависс не сможет долго от него прятаться.

Итак, княжна нашла свою новую служанку за работой и торжественно произнесла:

— Мари!

Та вздрогнула и замерла с очередным шитьем в руках.

— Мари, завтра мы с тобой пойдем к врачу.

— К врачу? — совсем неразборчиво забормотала та. — Но ведь я здорова. Зачем?

— Скажи, — вопросом на вопрос ответила Соня, — а ты хотела бы стать красивой? — И тут же поправилась:

— Пусть и не совсем красивой, а хотя бы просто хорошенькой?

— Но это невозможно! С семи лет — а может, и раньше — я не верю в сказки.

— А если бы было возможно?

— Я отдала бы за это полжизни, — твердо сказала Мари.

— Не хочу тебе ничего обещать. Просто доверься мне. Завтра мы пойдем к одному человеку, про которого говорят, что он волшебник.

— Волшебник?

Ну никак Соня не приучится говорить со слугами! Далеко не всем людям доступна иносказательность, не все понимают намеки. «Уж определились бы вы раз и навсегда, ваше сиятельство, как се вести», — сказал Соне с упреком ее внутренний голос.

— Его так зовут, потому что он своим хирургическим ножом творит чудеса.

— Он режет людей?

Соня вздохнула: ну вот, опять она неверно выразилась. О господи, ну как ей все объяснить?

— Не режет, а всего лишь исправляет ошибки, которые порой допускает всевышний…

— Он соперничает с богом?

— Мари, если ты боишься, больше я не стану говорить с тобой об этом.

— Нет, я только хочу понять, как можно создавать красоту с помощью ножа, — жалобно проговорила Мари.

— Давай не будем заранее волноваться. Может, доктор Шастейль скажет нам с тобой, что ничего с твоим лицом сделать и нельзя, а ты будешь зря надеяться… Но тебе нужно получше одеться. Подбери для себя что-нибудь из моих вещей.

Мари замялась.

— Ваше сиятельство, у вас у самой так мало платьев.

— Ты права. Но это ничего, съездим к доктору, потом займемся моим гардеробом.

— Тогда вы не позволите мне взять платье из сундука?

— Из какого сундука?

— Из такого большого, кованого. Он стоит в соседней с моей комнате.

— А платья в нем еще не истлели? Они же давно вышли из моды.

— Матушка Жюстина говорила, что новое — это всего лишь забытое старое.

— Хорошо, разрешаю тебе залезть в любой сундук, который встретится тебе в этом замке.

Мари присела перед Соней в неожиданно приличном реверансе и довольная убежала.

Соня задумалась. Мари удивляет ее чуть ли не каждым своим движением. То есть до сего времени княжна воспринимала ее только в связи с тем первым впечатлением, когда никого, кроме тюремщицы, в ней не видела. Или со вторым, когда перед нею предстало грязное, дурно пахнущее существо, непонятно что бормочущее и взрыкивающее подобно дикому зверю. И по этим поверхностным впечатлениям Соня нарисовала для себя образ полуженщины-полуживотного. Существа, у которого не может быть ни приличных манер, ни мозгов в голове.

Значит, недаром провидению угодно было поставить на ее пути Мари — или княжну Астахову на пути бедной уродки, — чтобы они помогали друг другу…

Куда завело ее воображение! Женщина без роду-племени, страшная, как смертный грех, станет ей помогать… Кстати, если упоминать о грехах, то как не вспомнить о грехе гордыни!

Хочется верить все же, что это последние Сонины терзания. Надо принять как данность появление в ее жизни Мари и поступить с бедняжкой так, как и положено доброй христианке: пригреть и пожалеть.

На другой день Соня проснулась от каких-то мерных звуков за дверью. Тум-тум-тум в одну сторону, ненадолго перед дверью затишье, и опять тум-тум-тум в другую сторону.

Кто еще может топать, как слон? Наверняка по коридору бегает Мари. Кстати, со временем надо будет позаниматься с девчонкой и этим — походкой, или как минимум научить ее бесшумно ходить. А пока что топанье означает, что Мари ждет, когда она проснется, и от нетерпения не может устоять на месте.

Если бы она могла знать все планы своей госпожи в» отношении собственной персоны, то небось и призадумалась бы. Или никому не нужной сироте все равно, что станут с нею делать, лишь бы чувствовать, что о ней заботятся?

— Мари! — крикнула Соня, и дверь тут же открылась. Толстая дубовая дверь, между прочим, за нею вообще звуки сильно приглушены.

— Ваше сиятельство хочет одеться?

— Зови меня просто мадам Софи.

— Мадемуазель? — робко поинтересовалась служанка.

— Пожалуй, ты права, пусть так и останется: мадемуазель, — задумчиво проговорила Соня. — Отчего-то мне кажется, что ты должна знать и это, так что позже я тебе все расскажу. — Немного помолчав, княжна спросила строгим голосом, нарочно, чтобы приглушить сияющий свет глаз Мари и убедиться, что утро начинается без сюрпризов:

— А булочки уже готовы?

— Конечно, готовы. Чайник вскипел, а Шарль уже приготовил карету.

— Зачем? — как бы удивилась Соня, отмечая про себя, что ей все же свойственна некоторая зловредность. Ага, добилась, в глазах Мари мелькнула растерянность и даже обида.