Записки городского хирурга, стр. 54
– Значит, отомстить им так решил?
– Да, это моя своеобразная месть! Пожили в свое удовольствие – теперь пусть сами дальше на пропитание зарабатывают.
– И что, твой приятель тебе все деньги отдал?
– Ну, не все. Часть дочке завещал, родители-то у меня давно умерли, больше других родных нет. Часть велел выдать, тоже после смерти, особо отличившимся работягам. Третья часть у меня в матрасе лежит. – Федор трясущимся пальцем показал под себя. – То, что успел, вам раздал, вы заслужили! Трудитесь тут день и ночь, полностью отдаетесь работе, а зарплата унизительная! Вот я решил хоть как-то эту несправедливость разрулить!
– Федор! У меня нет слов! – произнес хирург.
– Да не надо слов, док! Я тебя позвал сказать, что меня утром уже не будет, а в матрасе еще пара миллионов осталась, не хочу, чтоб в чужие руки попали. Возьми себе!
– Нет, Федор! Я не могу! – твердо сказал Евгений Петрович. – Не могу!
– Петрович, возьми! Не хочешь сам брать – раздай персоналу! – с этими словами Федор протянул доктору целлофановый мешок, набитый купюрами. – Бери! В матрасе еще осталось чуть-чуть на похороны.
– Ну хорошо, – произнес доктор и нетвердой рукой взял мешок. – Я положу пока в сейф, а затем решим, что делать.
– Купи аппарат УФО, чтобы не брать больше в другой больнице. Или еще чего купи. Меня не спасли – может, кому-то и сможете помочь! Только не вздумай бабам этим отдать! Обещай!
– Не отдам, обещаю!
– Петрович, и еще: как умру, позвони моему приятелю. – Федор протянул лист бумаги с записанным номером телефона. – Он похороны организует.
– Хорошо, – сказал врач и вышел из палаты.
Федор Брагин умер во сне на следующий день в шесть часов утра. Евгений Петрович, как и обещал, позвонил приятелю фермера, тот организовал похороны на оставшиеся в матрасе деньги и даже добавил свои, чтоб сделать хорошие поминки. Народу на кладбище было много, но ни жены, ни тещи никто не видел. Дочка с мужем пришла. Маргарита плакала, не скрывая слез.
Деньги, полученные от Федора накануне смерти, доктор положил в банк под приличный процент, так как пока не придумал, во что их вложить.
Жену и тещу со страшным скандалом изгнали из поместья. Они никак не могли поверить в то, что Федор их так ловко провел и достал после смерти. Обе дамы наведались в больницу и пытались устроить скандал, брызгая слюнями и размазывая слезы, но были нейтрализованы охраной и выставлены за порог. Дальнейшая их судьба неизвестна.
Ходили слухи, что они собирались подать в суд на приятеля, купившего дело Федора. Но тот оказался тертым калачом и к тому же имел связи в криминальном мире. От его имени Веру и Людмилу Петровну «добрые» люди предупредили, чтоб выкинули эту идею из головы, а не то, неровен час, либо кирпич на голову упадет, либо грибами отравятся. Модный адвокат, муж Маргариты, заявил, что дело бесперспективное, и самоустранился. Больше данный вопрос никто не поднимал.
Вскоре из людской памяти стали стираться события, связанные с местью Федора Брагина. Только в больнице в день зарплаты нет-нет да и кое-кто из медперсонала вспоминал щедрого пациента из отдельной палаты, пытавшегося бороться с несправедливостью.
Глава 15
И снова в бой
Июль запомнился аномальной для этих мест адской жарой. Воздух прогревался до 40 градусов, в отдельные дни термометр поднимался и выше. Плавился асфальт. Едва прикрытые одеждой горожане и гости Северной столицы в считанные минуты сметали с прилавков мороженое и прохладительные напитки. Дети, забыв о приличии, бултыхались прямо в городских фонтанах, пытаясь хоть как-то охладить раскаленные тела. Верхом блаженства считалось набрать полную ванну холодной воды и погрузить в нее свое липкое от пота тело.
Катаклизмы трепали и наши 3-е и 4-е хирургические отделения. С первого июля уволились все студенты, подрабатывавшие у нас в качестве медсестер и медбратьев. Каникулы! В отпуск по-доброму их не пустили, они и прибегли к испытанному приему – увольнение! Отдохнув, с первого сентября напишут заявления о приеме на работу и снова займут свои должности. Тут так принято. Желающих за время их отсутствия занять свободные места нет. И так каждый год!
В этой связи закрыли по одному посту на обеих хирургиях. Поставили дополнительные койки в оставшиеся палаты и коридор. Довели таким способом количество коек на каждом отделении до 45. Сокращение среднего и полное отсутствие младшего медперсонала никаким образом не должно было влиять на оказание полноценной хирургической помощи. Поток пациентов оставался прежним. Единственно, что мы уменьшили количество плановых операций. Во-первых, жара. Во-вторых, мало желающих после операции лежать в коридоре.
В довершение ко всему, интерны и ординаторы также покинули нас. Одни, завершив обучение, отбыли к новому месту работы. Другие, которым еще оставался год учебы, разъехались на каникулы до сентября. Работать остались кадровые врачи, горстка медицинских сестер и главный врач, допускающий такой беспредел. Но у него в отличие от нас голова не болит, куда приткнуть поступающих пациентов – на кардиологию или пульмонологию. И бегать их наблюдать тоже приходится нам.
– Дмитрий Андреевич, вы почему не выделили нейрохирургу на ассистенцию человека? – грозно вопрошает по телефону главный хирург.
– Игнатий Фомич, а почему я должен это делать?
– Потому что вы ответственный хирург по больнице и организуете оказание ХИРУРГИЧЕСКОЙ помощи. А нейрохирург до 17–00 один, и ординаторов у него нет.
– Игнатий Фомич, я когда в районе работал, то трепанацию выполнял вдвоем с операционной сестрой. И получалось гораздо лучше, чем они втроем оперируют.
– Вы меня слышите? – на том конце провода прозвучали угрожающие нотки. – Надо помочь коллегам.
– Игнатий Фомич, у меня нет лишних людей. Ординаторов нет! Мы с Павлом до 17–00 вдвоем. Он в приемнике сидит, там просто столпотворение, я на шок иду. Больше никого нет. Кого я дам? Если Паша уйдет, прием оголится. Если я – шоком некому заниматься!
– Тяжело, но надо что-то придумать! – дает ЦУ трубка и отключается.
Я иду в шоковую операционную. Нейрохирург, матерясь, один сверлит череп! Июль!
Жара держится вторую неделю. На небе ни облачка! Сегодня дежурю по приемнику. Настежь распахнуты все окна и двери, но это не особенно помогает. Раскаленный воздух, словно липкий туман, витает на всем пространстве. Больных пока не очень много, человек десять. Но еще не вечер.
– Доктор, можно вас на секунду? – просит меня молодая красивая женщина со странным акцентом в голосе.
– Слушаю вас, – отвлекаюсь от писанины.
– Доктор, вы бы не могли сходить со мной, чтобы посмотреть мою сестру?
– Домой, что ли?
– Да!
– Мы не ходим! Либо к участковому врачу обращайтесь в поликлинику, либо «Скорую» вызывайте!
– Доктор, мы недавно из Молдовы приехали, у нас еще нет полиса. Мы через дорогу живем, в том доме квартиру снимаем, – указала она изящной рукой на ближайшую серую «хрущевку», что стояла рядом с больницей. Ее прекрасные глаза наполнились прозрачной влагой. – Здесь двести метров идти! Я вас отблагодарю! Ну, доктор!
– Что с сестрой?
– Не знаю. Сегодня утром вырвало, потом живот стал болеть. Посмотрите одним глазком.
– Дмитрий Андреевич, в самом деле, сходите, гляньте! – подошел сегодняшний ответственный хирург Геннадий Викторович Борода.
– Так, а как же прием?
– Я подстрахую! Идите, если нашего ничего нет, вызовите «Скорую».
– А если есть?
– Тоже вызовите «Скорую».
– Зачем тогда идти? Не проще сразу «Скорую» вызвать?
– Голубчик, вы сходите и на месте разберитесь, может, и не надо никого вызывать.
– Да, посмотрите, пожалуйста! Скажите свое мнение, – затараторила красивая девушка, оказавшаяся Софией.
– Хорошо, раз старший хирург настаивает – схожу. Только сумку соберу.
Идти и на самом деле оказалось недалеко. Из окна их двушки отлично просматривался приемный покой больницы. Больная под стать сестре – красавица писаная. Но и на красавиц, оказывается, нападает дизентерия. Болезнь грязных рук не щадит никого.