Записки городского хирурга, стр. 52
– Отлично! – обрадовался я. – Вот Натали его и заберет! Готов выписать хоть сегодня!
– То есть как? А куда я Борю дену?
– Какого Борю?
– Мой новый муж! Я женщина видная, мужским вниманием не обделена! – Натали кокетливо, оттопырив мизинец, мягко потрогала разбитую верхнюю губу. – Пока Федя в больнице прохлаждался, мое сердце заполонил другой!
– Может, вы возьмете? – посмотрел я на Люсьен.
– Что вы, – улыбнулась она, продемонстрировав частичное отсутствие нескольких передних зубов. Не успел сосчитать, сколько всего их недоставало. – У меня Альберт.
– Так тогда зачем вы пришли?
– Поговорить! Я хочу сказать, что между нами все кончено!
– Боюсь, вы не вовремя! Там его законная супруга сидит!
– Тем лучше! – вскрикнула Натали и, не прощаясь, бросилась из ординаторской.
– Стойте! – бросился я следом. – Не ходите! Там жена!
– Успокойтесь, доктор! – преградила мне дорогу Люсьен. – Пусть они поговорят.
– Отойдите в сторону! Пропустите! Вы что, хотите, чтоб тут разборки были?
– Какой скандал? Мы – люди интеллигентные, спокойно разговаривать умеем, без лишних эксцессов, – обдала меня выхлопом некачественного этанола интеллигентная дама.
Минут пять ушло, чтоб избавиться от Люсьен. Похоже, они заранее с Натали договорились, как действовать.
Влетел в палату. Картина более чем мирная. Жена спокойно сидит у изголовья Федора. Натали стоит в дверях:
– Поправляйся, сокол ты наш! Привет от Альберта и Миши! – и послала воздушный поцелуй.
– Лю-лю-лю! – пытался выдавить из себя Брусков, приподнявшись на локтях. Но, обессиленный, упал на кровать и заплакал.
– Пока, малыш! – улыбнулась полубеззубым ртом Люсьен и выпорхнула из палаты.
– У вас все в порядке? – обеспокоенно спросил я у Ольги.
– Да, вполне! – подтвердила жена Брускова. – Но теперь я его точно не заберу! Уже девки его сюда приходят при живой-то жене!
– Но она вроде как сказала, что с неким Борей остается.
– А это уже никакой роли не играет. Все, доктор, делайте с ним что хотите! Я не возьму!
– И что мне прикажете делать?
– Хотите – студентам на опыты отдайте! Я все, какие надо, бумаги подпишу! Он не дееспособен, я так понимаю?
– Да, правильно понимаете, пока так! Но на опыты мы людей не отправляем. А где ваша дочь? Что-то она самоустранилась?
– У нее ребенок заболел! Она пока посещать отца не сможет. Я тоже больше не приду.
– Павел Яковлевич, – обратился я к заведующему после ухода Ольги. – И что мне с Брусковым делать? Родственники категорически не желают его забирать.
– Оформляйте в дом престарелых.
– Его туда примут? Брускову всего 50!
– Да! Куда деваться? Будут сопротивляться – у нас есть рычаги воздействия. Собирай документы. Позвони к ним, узнай перечень бумаг. Действуй.
– А если не успею? Я с первого июля в дежуранты подамся.
– Не успеешь – значит, Вася Носов продолжит, он вместо тебя выходит.
Ни я, ни Вася Носов не успели оформить документы. Свободный художник Федор Григорьевич Брусков, 50 лет отроду, скончался от обширного инфаркта миокарда в ночь с 3-е на 4-е июля. Жена хоронить поначалу отказывалась.
Грустно, но подоспела пора поведать и про Федора Брагина. История его весьма печальна, но столь поучительна, что наводит на некие философские рассуждения. Она не отнимет у вас много времени, потому решил поведать ее целиком.
Месть Федора Брагина
За окном цвела черемуха, теплый ласковый луч солнца сквозь стекло тешил небритое лицо Федора. Он жмурился, щурил глаза, но голову в сторону не отклонял. Федор Брагин, 45-летний, когда-то крепкий и сильный мужик, сейчас лежал на кровати, изможденный и слабый, в одиночной палате и погибал от панкреонекроза. [1]
Он перенес уже пять операций, но состояние лучше не становилось, болезнь прогрессировала, и смерть уже занесла над ним свою длань. Федор чувствовал: дни его сочтены, все потуги врачей спасти ему жизнь тщетны, а уход из жизни – лишь вопрос времени.
Уже две недели он боролся за свою жизнь. Именно столько его некогда мощный организм сопротивлялся болезни, которая обгладывала его на глазах. Он умом понимал, что вряд ли когда выйдет отсюда. Он радовался солнечным лучам, его пьянил запах цветущей черемухи. Федору хотелось подойти, открыть окно и упиваться запахами и теплом. Но сил хватало, только чтобы повернуться на бок и слегка приподнять руки, так как ногам он уже был не хозяин.
Еще три недели назад он легко переносил свое стокиллограммовое тело мощными ногами, играючи закидывал в кузов грузовика мешки с пшеницей под центнер каждый, а сейчас поднятие руки давалось с большим трудом. Болезнь высосала из него все соки. Лишь сила духа и природное жизнелюбие не позволяли ему так скоро оставить этот бренный мир. Он никак не хотел умирать!
Федор Брагин – отставной майор-танкист, поэтому с колесно-гусеничной техникой он был всегда на «ты». Десять лет назад, после демобилизации, вернулся в родную деревню Камыши, всеми правдами и неправдами взял кредит в банке и организовал фермерское хозяйство. Поначалу процесс не ладился, но несколько лет тяжелого труда и бессонных ночей, а также врожденное упрямство взяли вверх, и его дела потихоньку пошли в гору. Вскоре бывший танкист крепко встал на ноги и превратился в довольно обеспеченного человека.
Жена Федора Вера, женщина сугубо городская, тягу мужа к земле и родным местам поначалу восприняла в штыки и категорически отказалась стать жительницей Камышей. Она на расстоянии внимательно следила за его успехами, но к мужу присоединиться не торопилась. Но два года назад, когда майор уже развернулся, возвел трехэтажный коттедж и приобрел приличный автопарк, вернулась. Дочь их, Маргарита, к тому времени закончила юридический факультет, удачно вышла замуж за модного адвоката и в опеке родителей больше не нуждалась.
Вера оставила свою городскую квартиру молодым и переехала к Федору, но не одна, а со своей мамой, Людмилой Петровной, женщиной желчной во всех отношениях. Федор к такому повороту событий оказался не готов, но делать было нечего, так как официальный развод он так и не удосужился оформить. Посему скрепя сердце вынужден был принять свалившееся на голову пополнение.
Обе дамы о деревенской жизни знали только понаслышке, поэтому дальше усадьбы, как правило, не совались. Федор отстроил на славу коттедж в три этажа. Значительной была начинка здания: полы с подогревом, евродизайн, бассейн, биллиардная, бар и прочее.
Жена с тещей жили довольно праздно. Деньги у майора водились, поэтому они имели право, по их мнению, вести светский образ жизни. Женщины постоянно по телевизору смотрели многочисленные сериалы, обсуждали их, выезжали на шопинг в город, руководили прислугой, имеющейся в доме, общались с дочкой и старыми знакомыми, несколько раз выезжали на отдых в Таиланд и на тропический остров Хайнань в Китае. Одним словом, не работали, а наслаждались жизнью и богатством Федора Брагина.
Федор, в армии командовавший батальоном, а на гражданке сумевший организовать и руководить железной рукой довольно большим коллективом, состоящим из разношерстной публики, оказался абсолютно бессилен перед таким семейным рэкетом. Он дни и ночи напролет проводил в поле и на ферме: построил молокозавод и небольшой мясокомбинат, открыл сеть своих магазинов в городе, постоянно расширял свое дело. По большому счету, у него уже не хватало сил и времени на разборки с домашними.
Два года танкист терпел выкрутасы своей жены и тёщи, с головой уходя в работу. Но они не дремали: их аппетиты росли не по дням, а по часам. Когда для меховых изделий и обуви пришлось выделить отдельную комнату, так как ни один шкаф уже не вмещал их, а расходы на пластические операции стали догонять доходы, терпение Федора лопнуло. В пух и прах разругавшись с родственницами, в глаза высказав все, что о них думает, он, по русской привычке, ушел в запой.