Записки городского хирурга, стр. 20

Звоню ответственному по больнице, объясняю ситуацию. Ответ: столов полно! Нет лишних операционных медсестер и анестезиологов. Все в работе!

– Дмитрий Андреевич, – дергает меня за рукав мать Сашеньки из 4-й палаты, – зову вас, зову! А вы встали тут в коридоре и не откликаетесь! Задумались, да?

– Есть маленько! – отмахнулся я от мрачных дум. – Что у вас случилось?

– Вы Сашеньку не посмотрите? Он пошел покурить на лестницу, упал животом об какой-то ящик и теперь что-то не так с животом. Гляньте, а?

– Что, такая необходимость курить?

– Ну, он не может! Говорит, уши опухли!

– Больше ничего у него не опухло?

– Дмитрий Андреевич, да вы не сердитесь! Гляньте только одним глазом, может, и ничего страшного не произошло?

И одним глазом стало ясно, что у Сашеньки произошла трагедия. Швы лопнули, и кишки повторно вылезли наружу. Опять необходимо зашивать! Ну и дежурство!

– Вера Игоревна, вы не беспокойтесь! – повернулся я к матери неуемного охламона. – Пусть не ест и не пьет! Необходимо взять его в операционную и посмотреть под наркозом.

– Что-то серьезное? – заволновалась женщина.

– Не очень! – успокоил я ее, незаметно прикрывая эвентрированные петли кишок свежей марлевой салфеткой, смоченной в фурацилине. – Но надо обязательно посмотреть под наркозом.

– Хорошо! А когда?

– Сегодня!

– Поздно не будет?

– Ну что вы! Я же говорю – ничего страшного. Сейчас иду на операцию по поводу кровотечения, после нее сразу вас берем.

Мне казалось, я принял верное решение. В первую очередь надо было спасать человека с продолжавшимся кровотечением.

Наконец доложили, что один стол в операционной освободился. С некоторым облегчением я подал Барсукова.

Операция протекала трудно. Старая язва прочно срослась с соседними органами и никак не хотела покидать насиженное место. Пришлось немало попотеть, чтоб ее удалить. Помимо язвы пришлось убрать и 3/4 желудка.

Завершив операцию, пришлось слегка поругаться с реаниматологами. Ни за что не хотели брать Борисова к себе в реанимацию. В конце концов пошли на компромисс. Борисова забрали в реанимацию, но уложили на дополнительную кровать в… коридоре.

Уставший и голодный, поднялся на отделение.

– Дмитрий Андреевич, обратилась ко мне Марина, молоденькая дежурная медсестра. Там у Трояновой из 16 палаты давление 220 на 120. Голова болит! Что делать?

– Дайте ей таблетку!

– Давали, не помогает! Немного снизилось, затем опять поднялось.

Пришлось плестись на второй пост и смотреть больную. Налицо гипертонический криз.

– Уколите лазикс, сорок миллиграммов, два папаверина и три дибазола.

– Я не поняла насчет лазикса, – краснеет Марина. – Сорок миллиграммов – это сколько?

– У вас ампулы по сколько?

– Не знаю! – честно сообщает Марина. – Вот такие! – разводит большой и указательный пальцы правой кисти в стороны сантиметров на пять. – Во!

– Марина! Что во?

– Вот такие! – еще раз демонстрирует величину ампулы.

– Ты на каком курсе учишься?

– На четвертом! А что?

– Хорошо учишься?

– Без троек! А что, что-то не так?

– Марина, ампулы не «Во!», а по 20 и по 40 миллиграммов в одном миллилитре, и стыдно не знать! Если по 20 в одном миллилитре, то два кубика надо набрать, если по 40, то один!

– Извините, Дмитрий Андреевич, совсем заработалась. Растерялась и забыла все. Теперь буду знать, – честно призналась девушка, когда я ей наглядно продемонстрировал, как правильно набирать в шприц лекарство. – Мы с сестрой у мамы одни, папа умер. Приходится много работать. Не ругайтесь!

– Только постарайся больше не забывать ничего. Мы же в хирургии работаем! От наших действий зависят человеческие жизни! – назидательно провещал я и отправился спать.

– Дмитрий Андреевич! Дмитрий Андреевич! – кто-то настойчиво пытался вытащить меня из сладкого сна.

– Кто здесь? – не отрывая головы от подушки, пробормотал я.

– Да я это! Мама Саши Павлова, из четвертой палаты! Вы же хотели ему под наркозом в операционной что-то посмотреть. Забыли?

– Кто, я?! Нет! Все помню! – Сон мигом улетучился. Как же я забыл про торчащие наружу кишки?! А еще туда же, студенткам наставления делать Тьфу! Разиня! – Сейчас приготовят, и подаем! – неопределенно махнул рукой в ту сторону, где, по моим расчетам, располагалась операционная.

К счастью, один стол оказался свободным. Я живо подал Павлова Сашу. Вправил кишки и зашил брюшную стенку. Все утряслось, и в дальнейшем обошлось без осложнений.

На сдачу дежурства, естественно, опоздал, за что имел неприятный разговор с Капустой.

– Я знаю, во сколько вы желудок закончили оперировать! Почему сразу второго не подали? – шумел Виктор Афанасьевич.

– Так вышло! – развел я руками.

– На отчет надобно ходить, Дмитрий Андреевич! – уже примирительно сообщил ответственный врач и добавил: – А вы молодец! Думаю, сработаемся!

Глава 7

Ответственный

Три месяца пролетели как один день. Закончилась осень. Подоспела питерская зима. Странная зима Северо-Запада. Снега нет, но есть зеленая трава и наполовину покрытые начинающими желтеть листьями деревья. На асфальте лужи. Многие обувают резиновые сапоги.

Приходится подстраиваться. Вместо тулупа, привезенного с собой с Дальнего Востока, не раз спасавшего в суровые сорокаградусные морозы, пришлось прибарахлиться болоньевой курткой с капюшоном на «рыбьем» меху. Слякоть и грязь вместо снега и морозов пока вызывали недоумение.

На работе тоже наметились кое-какие перемены. Например, заведующий 4-й хирургией посчитал, что я уже достаточно постиг структуру больницы и пора меня выпускать в свободное плавание в качестве ответственного хирурга.

Тяжела ты, шапка Мономаха! Помня об этом, проштудировал все приказы и инструкции, имевшиеся в моем распоряжении. Каждое свое действие надо подкреплять официальным источником.

Отказывает тебе, к примеру, реаниматолог в месте реанимации. А ты ему приказ. Мол, не имеешь право, тяжелый панкреатит лечится у вас. Приказ номер такой-то, от числа такого-то. А он снова на дыбы! Нет у вашего больного тяжелого панкреатита на момент осмотра. А ты ему следующий приказ, где четко по полочкам разложено, какой панкреатит является таковым. И больного пристроишь, и недоброжелателя наживешь. Все как полагается. Никто не любит законников.

Но это поначалу. В процессе работы уже больше на личных контактах и связях все строится. И это, как правило, более надежный и эффективный способ уладить разного рода трения.

На каждый закон можно два комментария дописать. Везешь ты все того же больного с панкреонекрозом в реанимацию. Радуешься – пристроил. А они тебе – не возьмем! Поворачиваю обратно! У нас тоже приказ имеется. Без ЭКГ, рентгена, анализов и обследований не примем в реанимацию! Идите обследуйте дальше, консультируйте, тогда посмотрим. Как так? А вот так! Может, ему не в общую реанимацию надо, а кардиореанимацию? Вдруг у него инфаркт? Или нейрореанимацию! Вдруг у него инсульт? Делайте КТ головного мозга!

Этим, увы, должен заниматься ответственный хирург. Он должен найти общий язык со смежными службами. Порой только благодаря личным контактам удается избежать ненужной волокиты и неприятностей. Полагаю, что такая чехарда не только в медицине.

На работу шел без особого настроения. Перспектива целые сутки быть ответственным хирургом меня не услаждала.

Помимо всего прочего, старший смены обязан участвовать во всех утренних конференциях и обходах. В 9-00 у завотделения, в 9-20 на общебольничной конференции, в 10–00 – обход реанимации с главным врачом. Утром следующего дня все то же самое плюс в 8-00 обход реанимации с главным хирургом больницы и самостоятельные обходы реанимации утром и вечером. В дополнение к этому – руководство всей хирургической бригадой больницы в ночное время, включая врачей 1-й, 2-й и 3-й хирургий. Также необходимо консультировать в приемном покое больных, обратившихся по ДМС и с тупой травмой живота и груди, кроме автодорожек и падения с высоты, обратившихся к другим специалистам. И наконец, самое главное – ты обязан осмотреть всех пациентов, поступающих на нашу смотровую, и назначать операторов при необходимости лечения. В сложных случаях оперируешь сам. Уф! Вроде бы все! Если чего и забыл, потом добавлю!