Цветок Фантоса. Романс для княгини (СИ), стр. 48

Никогда ещё женщина не занимала в его мыслях столько места.

И вечером, выйдя на сцену, он пел не для зрителей, а для той, которой не было, не могло быть в переполненном зале:

А та, о ком он пел, качалась, он знал это от Другого, на волнах забытья между жизнью и вечностью. И Радх больше всего боялся, что она выберет не тот берег.

Гипантий 9

Время тянулось медленно, ползло сонной осенней мухой, которую не могло разбудить солнце, ласково заглядывавшее ко мне через открытое окно спальни. Спать мне уже не хотелось, а сил передвигаться самостоятельно ещё не было. Можно было бы поговорить, но Фатха всё хлопотала на кухне вокруг своих отваров, а Клара была занята, разрываясь между наследством Версановского инуктора, выполнявшего свои обязанности без особого рвения, и обязанностями хранительницы моего покоя от нежелательных посетителей и посетительниц.

Но некоторых посетителей ко мне всё же допускали. И первыми явились корнеты.

– Добрый день, сударыня, – почтительно поздоровался с порога корнет Ртищев.

– Мадам фон Шпецкрихен сказала, что мы можем вас навестить, – продолжил корнет Дымов.

– Мы хотели бы поблагодарить вас и выразить своё восхищение, – добавил корнет Слепнёв. – Вы позволите?

– Добрый день, господа, – попыталась улыбнуться я и, чуть приподнявшись на подушках, пригласила:

– Заходите.

Они вошли и в комнате сразу стало тесно от высоких широкоплечих мужчин, и выстроившихся перед кроватью.

– Как вы себя чувствуете, сударыня? – осторожно спросил корнет Ртищев.

– Чувствую, – честно ответила я, – так же как выгляжу, то есть преотвратно.

Корнет смущённо замолчал, не зная, одарить ли меня лживым комплиментом о том, что выгляжу я прекрасно, или подтвердить факт, что я бледна, как покойник, что лицо осунулось, а круги под глазами, несмотря на время, проведённое мною во сне, просто неприличны. Казалось бы, что сложного, наложить на себя крохотную косметическую иллюзию? Но сил у меня сейчас было так мало, что даже на такую кроху их было жалко тратить.

– Так что дуэль я пропустила по вполне уважительной причине. Кстати, когда она должна была состояться? Вчера? Позавчера?

– Два дня назад, – ответил Слепнёв, стремительно краснея. Я ему мысленно посочувствовала. Одно дело вызвать на дуэль мальчишку-хлыща, и совсем другое – женщину.

– Вот как…

Моё удивление было искренним. Значит, несмотря на все зелья Фатхи, я восстанавливалась ещё медленнее, чем полагала.

– В таком случае, я вынуждена просить вас перенести дуэль ещё на неделю, дабы никто не мог сказать, что ваш противник не мог твёрдо стоять на ногах.

Корнет покраснел ещё сильнее, хотя мне казалось, что сильнее уже некуда.

– Ваше превосходительство, – начал он, глядя куда-то в пол, но затем поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. – Я хотел бы извиниться перед вами за своё поведение и отозвать вызов.

– Вы извиняетесь, потому что я женщина? – спросила я, не сомневаясь в ответе, но корнет меня приятно удивил.

– Я извиняюсь, – твердо сказал он, – перед человеком, которому хватило отваги бросить вызов заведомо более сильному противнику. Перед человеком, которому мы обязаны жизнью и разумом.

Я кивнула, мысленно заметив про себя, что Клара, кажется, рассказала уланам слишком много.

– Я принимаю ваши извинения, корнет, – сказала я, – но при одном условии.

Корнет Слепнёв нахмурился:

– При каком же? – настороженно спросил он.

– Вы поклянётесь, что никогда, даже в шутку, не станете принуждать женщин.

– Сударыня, – воскликнул корнет, пунцовый, кажется, от макушки до пяток, – клянусь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не стану принуждать женщин к…

Тут он запнулся, мучительно подбирая слово, уместное в присутствии дамы.

– К проявлению особого внимания к вам, – услужливо подсказала я.

– К проявлению особого внимания ко мне, – твёрдо повторил за мной Слепнёв.

– В таком случае, корнет, я считаю инцидент исчерпанным, – улыбнулась я. – И мы ещё выпьем с вами на мировую, когда я почувствую себя лучше. Кстати, – тут я развернулась так, чтобы видеть всех троих одновременно.

– Мадам фон Шпецкрихен упоминала, что защитные чары, которые я на вас накладывала, не развеялись до конца. – Сказала я. – Как вы себя ощущаете, господа?

Корнеты переглянулись. И ответил мне корнет Ртищев:

– Странно, сударыня. Очень странно.

Ответ был правильным, этого и следовал ожидать.

– А поподробнее можно? – спросила я. – Поверьте, господа, это не праздное любопытство.

– Вокруг нас как будто пелена прозрачная, сударыня, – ответил корнет Слепнёв. – Она то толще, то тоньше.

– Сейчас вот её почти нет, – добавил корнет Дымов.

– А на крыльце она уже превращается в туманную дымку, – продолжил Ртищев.

– Что ж, господа, – сказала я, – боюсь, что смогу избавить вас от этой пелены только через несколько дней.

– Мы не в обиде, сударыня, – почтительно ответил мне корнет Ртищев. – И готовы ждать столько, сколько надо.

– Лучше уж так, – добавил корнет Дымов, – чем уподобиться господину Игнатьину.

Сама я с Павлом Алексеевичем не встречалась, но Клара в красках описала его состояние. И, судя по выражениям лиц моих гостей, она не слишком преувеличила. Павлу Алексеевичу сильно не повезло. Не знаю уж, для чего Серафина привела его с собой, но если я выдала корнетам амулеты невосприимчивости, не пожалев при этом сил на защитные чары, то тётушка защитой своего спутника не озаботилась вовсе. И холёный аристократ превратился в беспомощного идиота, пускающего слюни и неспособного самостоятельно поднести ложку ко рту.

– Но когда мы сможем покинуть этот дом? – спросил корнет Слепнёв.

– Торопитесь к томалэ? – усмехнулась я.

– Нет! – воскликнул корнет Слепнёв.

– Нет! Нет! – поддержали его Ртищев и Дымов.

– Думаю, – выразил общее мнение корнет Ртищев, – что мы не скоро захотим смотреть на плясуний.

Судя по выражению лиц, танец такут произвёл на бравых улан неизгладимое впечатление.

– Это хорошо, что не торопитесь, – слабо улыбнулась я. – Вам пока что не стоит «покидать этот дом». Относительно службы не беспокойтесь… Вы прикомандированы ко мне до моего отъезда из Версаново.

– До отъезда? – насторожился корнет Ртищев. – Вам кто-то ещё угрожает?

– Нет, господа, – снова улыбнулась я. – Можете расценивать это время, как отпуск.

И я устало откинулась на подушку. Капельки пота выступили у меня на лбу.

– Простите, господа, – сказала я. – Кажется, я переоценила себя. Я вынуждена просить меня покинуть.

Когда на следующий день ко мне заглянула Клара, я уже сидела в кресле, самостоятельно перебравшись на него с кровати.