Цветок Фантоса. Романс для княгини (СИ), стр. 39

Теперь господа корнеты могли любоваться поединком такут, не опасаясь безумия – обычной цены, которую случалось платить случайным зрителям поединков.

Они и без того были выбиты из колеи моим преображением, а корнет Слепнёв покраснел как рак, сообразив, что вызвал на дуэль женщину.

Но моё преображение поразило не только мужчин.

Тётушка на мгновение замерла, дав мне ещё один шаг форы.

– Натали!

Слово сорвалось с губ, спугнув воцарившуюся было в комнате тишину.

– Потанцуем, тётушка, – хищно улыбнулась я.

Часть III. Гипантии

Гипантий 1 [19]

«Каблуками щёлк-щёлк-щёлк – ткёт такута танца шёлк» Вообразите себе ученицу, научившуюся наигрывать несколько простеньких пьесок, бросающей вызов маститому музыканту, чьему виртуозному исполнению восторженно рукоплескали самые требовательные слушатели. Всё, что может сделать наглая девица, это с силой барабанить по клавишам, стараясь заглушить соперника. Так примерно представляла себе наш поединок тётушке Серафина, предвкушавшая лёгкую победу. И, хотя вступление осталось за мной, Серафина легко перехватила у меня инициативу. Каждое её движение, изящное и непринуждённое, было движением челнока на ткацком стане мироздания. Каждое её движение – плыла ли она павой или клонилась ивой под ветром – было наполнено глубоким смыслом. И, скупо расходуя свой скромный Дар, не позволяла она себе ни лишнего шага, ни бесполезного взмаха рукой.

Она торопилась, опасаясь, что устанет первой. Торопилась соткать мою смерть. Но я не сдавалась. И реальность корчилась и стонала, разрываемая на части волями такут, не желающих уступать друг другу. Стонала, но пока держалась. И всё же риск разрыва реальности возрастал с каждой секундой нашего противостояния.

– Дрянь! – сквозь зубы процедила Серафина, раздосадованная моим сопротивлением, и, не прерывая танца, вытащила из рукава короткий жезл. Короткий костяной жезл, увенчанный пёстро раскрашенным птичьим черепом, свидетельствовал, что тётушка занялась магией крови всерьёз. До могущества мессира де Тенля, которого, по словам всезнающей Клары, сожгли на костре лет двести назад, Серафине было ещё далеко. Но и в руках слабого оДарённого огненный бич представлял серьёзную опасность. А на таком расстоянии, почти вплотную…

– Дрянь, – повторила Серафина, поднимая руку с жезлом. Красно-зелёная макушка птичьего черепа уставилась на меня, словно дуло пистолета. Я замерла на мгновение, но ожила, припомнив любимую уловку поручика Ферапонтова…

Холёные усики, пышные бакенбарды, пальцы, любовно поглаживающие колоду. Короткие, толстые, но проворные пальцы, заработавшие поручику лейб-гвардии Ферапонтову славу игрока, почти не знающего проигрышей.

За карточным столом поручик, не имевший ни гроша за душой, доставал средства, чтобы кутить наравне со своими богатыми товарищами. Однако не кутежи и не благосклонность Фортуны за зелёным сукном составляли настоящую славу Ферапонтова, но звание «бретёра», присваиваемое не волею начальства, но мнением товарищей и света. И хотя де-юре дуэль была делом подсудным, де-факто на неё закрывали глаза. Потому за спиной поручика осталось немало дуэлей, на которых он, ко всеобщему удивлению, не заработал даже царапины. Зато среди противников числилось несколько погибших и немалое число серьёзно пострадавших. И, хотя секунданты каждый раз готовы были поклясться, что ничего предосудительного в действиях Ферапонтова не было, феноменальной везучестью поручика заинтересовалась Тайная Магическая Канцелярия. Сперва его осторожно проверили на наличие недозволенных амулетов, но так ничего не обнаружили. Вот тогда меня и вызвал к себе светлейший князь Теплов, начальник Тайной Магической Канцелярии. Злые языки говорили, что безродный парнишка заполучил в своё время титул и тёплую должность, согрев на одну ночь постель стареющей императрицы. Так ли это было или нет, но нынешней должностью князь был обязан в первую очередь своему Дару, позволявшему отличать правду от лжи.

– Здесь, сударыня, – сказал князь, – досье на некоего чрезвычайно везучего поручика. Он числится бесталанным, но, я полагаю, слабенький Дар у него всё-таки есть. И это прискорбно, потому что неучтённых оДарённых в войсках Его Величества быть не должно.

Я кивнула. Неучтённый и, следовательно, необученный оДарённый был подобен бомбе, способной взорваться в самый неподходящий момент. Неучтённый оДарённый в лейб-гвардии мог запятнать мундир Тайной Магической Канцелярии.

– Посему сажать поручика под арест мне не хочется, – продолжал князь, – но и шалить далее ему непозволительно. Было бы неплохо, если сыскался бы некий юноша, – тут князь с многозначительно посмотрел на меня, – с твёрдой рукой и метким глазом, который остановил бы поручика.

– Думаю, ваше высокопревосходительство, – также многозначительно улыбнулась я, – такой юноша найдётся.

И уже на следующий день господин Ферапонтов занервничал под моим пристальным взглядом. Занервничал, хотя я вовсе и не собиралась обнаруживать свой интерес в самом начале игры. И Виталион, под иллюзией которого я скрывала своё присутствие в мужском клубе, не отрывал глаз от карт, пока я наблюдала за Ферапонтовым. Такая чувствительность поручика настораживала. Будь поручик бесталанным, как полагали ранее в Магической Канцелярии, он ничего не должен был почувствовать.

Я отвела глаза, чтобы не спугнуть дичь раньше времени, а когда взглянула вновь, то поняла, что подозрения Светлейшего князя были верными. Поручик обладал Даром, но столь слабым, что обнаружить его можно было только во время применения. А уж применял Ферапонтов Дар иллюзии настолько виртуозно, что доказать мошенничество было бы непросто. Даже моего свидетельства под присягой могло оказаться недостаточно, если поручик даст слово чести, что не прибегал к недозволенным способам приобретения выигрыша, хотя в том, что чести у этого господина не было, сомневаться не приходилось. И в том, каким образом он побеждал на дуэлях, тоже.

Размышляя о том, как заставить господина Ферапонтова бросить мне вызов, я, уже не скрывая интереса Виталиона, любовалась движениями ловких пальцев поручика. Но долго любоваться мне не пришлось. Партия закончилась, и поручик поднялся из-за стола. Я поднялась следом, и мы с поручиком «случайно» столкнулись в дверях.

– Однако, милостивый государь, как вы неловки, – почти ласково улыбаясь, сказал Ферапонтов.

– Зато вы, милостивый государь, – негромко парировала я, – чудо как ловки за карточным столом.

– На что вы намекаете, милостивый государь? – с показным удивлением спросил поручик.

– Разве я намекаю? – с таким же деланным удивлением ответила я. – Я прямо говорю, что вы, милостивый государь, передёргивать изволите.

– Извольте взять свои слова назад, сударь, – проговорил, багровея, поручик, – или же вы будете иметь дело со мной!

– Я к вашим услугам, – быстро отвечала я.

Вечером того же дня секундант Ферапонтова, один из верных собутыльников поручика, привёз мне картель – письменный вызов на дуэль. Его немало удивило то, с каким равнодушием Виталион принял вызов. А мне тогда и вправду было всё равно. Боюсь, я даже искала смерти. Желание жить умерло во мне вместе с недоношенным сыном, а привязанность к ближним удерживала меня на Этом свете не слишком крепко.

В таком настроении я и приехала на следующее утро к условленному месту.

Приехала с задержкой минут на десять, выказывая тем самым лёгкое небрежение противнику, но не давая повода для обвинений в трусости или для отмены дуэли. Подъехав, я обнаружила на поляне поручика с секундантом, привезённым им доктором, а также нескольких досужих зевак, явившихся поглазеть на дуэль. Но среди них я заметила полковника Велесова, старого поклонника княгини Марьи Алексеевны, и барона Штоффа, чьи подписи стояли под доносами на Ферапонтова в ТМК, а также пару известных сплетников, при виде которых я мысленно усмехнулась, подумав, что Светлейший князь всерьёз озаботился подбором свидетелей смерти везучего поручика.