Северные войны России, стр. 96

Русские потеряли в этом сражении 52 судна и более 7 тысяч человек выбывшими из строя. Среди потерянных судов были полупрамы «Барс» (26 пушек) и «Леопард» (28 пушек); три бомбардирских катера; 8-пушечные палавба-тареи № 1 и № 2; шебеки «Минерва», «Беллона», «Прозерпина» и «Диана»; полушебеки «Лев», «Медведь», «Орел», «Дракон», «Кит», «Олень», «Тигр», «Барс», «Рысь» и «Волк»; галеры «Безделка», «Петербург», «Хитрая», «Сорока», «Ворона», «Пустельна», «Стерлядь», «Тихвин», «Устюжина», «Орел», «Кулик», «Нарва», «Соммерс», «Тютерс», «Сескар Пет»; десять каек, четыре дубель-шлюпки, шесть канонерских лодок и т.д.

Находившийся при Нассау генерал-майор Турчанинов так написал о сражении 28 июня: «Причина поражения – беспредельное рвение принца Нассау найти и разбить неприятеля и опрометчивость его в равном градусе с помянутым рвением; все сие не допустило его сперва исследовать подробно отысканного неприятеля в его силах и положении и потом приуготовить канонерские лодки с такой благонадежностью, чтобы быть уверену в пользе употребления оных».

Русский гребной флот, отступивший к Фридрихсгаму, был пополнен построенными в Петербурге канонерскими лодками и судами гребного флота, находившимися в Выборге. Отряды же корабельного флота блокировали Свеаборг. Приготовления к новому нападению на шведов, находившихся на Роченсальмском рейде, остановили начавшиеся переговоры о мире.

Глава 9. Верельский мирный договор

По русской поговорке «нет худа без добра» победа шведов во втором Роченсальмском сражении дала возможность Густаву III сохранить престиж и благополучно выйти из не сулившей никаких лавров войны. Уже 20 июля 1790 года состоялась первая встреча шведского и русского уполномоченных. Россию представлял генерал-поручик, генерал-губернатор Симбирский и Уфимский барон Отто Генрих Игельстрём, а Швецию – генерал-майор, обер-камерюнкер, генерал-адъютант короля барон Густав Мориц Армфельдт.

Густав III хотел поначалу получить часть русских земель в Финляндии, а также потребовать от Екатерины заключить мир с Турцией. По обоим пунктам Екатерина дала категорический отказ.

3 (14) августа 1790 года в мызе Вереля (Вяряля) в районе современного города Коувола был подписан мирный договор между Шведским королевством и Российской империей. Договор был признан бессрочным. Основными условиями договора явились:

Восстановление «вечного мира», подтверждение незыблемости постановлений Ништадского и Абоского мирных договоров.

Сохранение статус-кво и неизменности прежних границ.

Взаимное освобождение пленных.

Установление правил взаимного салютования флотов в Балтийском море и в собственных портах.

Подтверждение разрешения российского правительства о беспошлинных закупках Швецией в русских балтийских портах хлеба (зерна, муки) на 50 тысяч рублей и пеньки на 200 тысяч рублей ежегодно.

Фактически Верельский мирный договор сохранял статус-кво в отношениях между странами. Но Екатерина II была рада покончить с этой ненужной России глупой войной. «Одну лапу мы из грязи вытащили. Как вытащим и другую, то пропоем Аллилуйя»,

– написала она 9 августа 1790 года Потемкину в Турецкую армию. Потемкин ответил, что стал спать спокойно с тех пор, как узнал о мире со Швецией. Императрица ответила ему: «Ты пишешь, что спокойно спишь с тех пор, что сведал о мире со шведами. На сие тебе скажу, что со мною случилось: мои платья все убавляли от самого 1784 года, а в сии три недели начали узки становиться, так что скоро паки прибавить должно меру; я же гораздо веселее становлюсь».

Король Густав быстро сменил тон, и уже 6 августа 1790 года Екатерина получила от него письмо, где он просил «по связи крови возвратить ему amitie, забыть сию войну как быстро пронесшуюся грозу». Ему срочно требовались деньги от «сестры».

Единственное, чего добился Густав, так это полного невмешательства русских дипломатов в отношения между королем и оппозицией. Казалось бы, что еще надо? Царствуй спокойно, пиши пьесы, устраивай спектакли и маскарады. Но Густав не унимался – сразу после окончания войны с Россией он начал подготовку к войне с Данией и... Францией. Ну, с Данией все ясно, он хотел отхватить себе Норвегию, о чем мечтали все шведские короли. Но каким образом Густав собирался разгромить революционную Францию и восстановить на троне Людовика XVI – можно только гадать. Во всяком случае, под святое дело реставрации Бурбонов он в октябре 1791 года сумел «стрельнуть» у Екатерины довольно приличную сумму.

Однако шведам столь ретивый король уже изрядно надоел. 16 марта 1792 года его застрелили из пистолета в Стокгольмской опере, где он плясал в маскарадном наряде. Новым королем стал сын покойного Густав Адольф (1778-1837). В момент смерти папеньки Густаву IV было чуть более 13 лет, поэтому до 1796 года страной правил его дядя, хорошо знакомый нам Карл Зюдерманландский.

Раздел VII. Русско-шведская война 1808-1809 годов

Глава 1. Предпосылки к войне

Русско-шведская война 1808-1809 годов стала следствием европейских войн конца XVIII – начала XIX веков. Поэтому, чтобы разобраться в военно-политической ситуации, сложившейся к 1808 году, волей неволей придется вернуться в 1789 год.

Дореволюционные русские историки изображали европейскую историю периода 1789-1815 годов как мятеж плебеев-якобинцев против дворянства и духовенства во главе с французским королем. В ответ на этот бунт правящие монархи Европы решили восстановить законную власть во Франции и защитить ее народ от кровавого «беспредела» якобинцев. Для этого несколько коалиций европейских государств посылали войска на усмирение революционеров. Но те усмиряться не хотели. Мало того, они избрали себе императора Бонопарта, обладавшего патологической страстью к завоеваниям и желавшего подчинить себе всю Европу. Однако русский император Александр Благословенный совместно с другими просвещенными монархами усмирили корсиканского злодея и восстановили в Европе порядок и благоденствие. Заметим, что многие современные «демократические» историки в России фактически вновь вернулись к этой версии.

Советские же историки трактовали эти события исключительно как борьбу классов. По их мнению, все монархи Европы, как исполнители воли своего класса дворянства бросились подавлять революцию во Франции. Якобинцам пришлось вести справедливую освободительную войну с европейскими коалициями. Но после термидора (1794 года) во Франции пришла к власти буржуазия, которая выдвинула Наполеона, считая, что тот лучше всех защитит их интересы. По этому поводу Ленин даже придумал теорию, что национально-освободительные войны могут превращаться в захватнические и наоборот.

Обе приведенные схемы могут удовлетворить лишь наиболее невежественные слои общества. Начнем с того, что в любой революции надо четко отделять внутреннюю политику властей от внешней. А во внешней политике – пропаганду от реальных намерений.

Говорить, что какая-то страна «исчерпала лимит на революции» могут только отчаянные вруны либо идиоты. От революций защищена лишь та страна, руководство которой оперативно реагирует на все внутренние и внешние вызовы времени, а ее лидеры, проявившие некомпетентность либо просто состарившиеся, убираются (демократическим путем или силой) раньше, чем их деятельность нанесет существенный вред стране.

Революция во Франции была неизбежна, она спасла страну от деградации и последующего распада. Отрицать репрессии и перегибы в социальных преобразованиях невозможно, они неизбежны в любых революциях [102] . Тем не менее, якобинцы и Наполеон за 10 лет (с 1789 по 1809 гг.) сделали для современной Франции больше, чем ее короли за 500 предшествующих лет. Спросите самого компетентного историка, что изменилось во Франции, скажем, с 1718 по 1728 год или с 1778 по 1788 год. Он долго будет морщить лоб и ничего вразумительного так и не скажет. Между тем, с 1789 по 1809 год изменилось все: от причесок, одежды и живописи до тактики и стратегии армии. Произошел бурный рост экономики. Страна избавилась от диких обычаев раннего феодализма, начиная от свирепых казней (например, колесованием наказывали за 40 видов преступлений, включая пустячные) и кончая правом первой ночи. Своим административно-территориальным устройством, денежной системой и Национальным банком, орденом Почетного Легиона, метрической системой мер и т.п. современная Франция обязана десяти годам революции, а не тысячелетнему правлению королей.