Демоны, стр. 76
На этот раз она поняла, что не сможет удержать рвоту. Она едва успела снять противогаз, ринувшись прочь от трупа и остановившись, чтобы опорожнить желудок в воду. Она поняла, что горько усмехается, натягивая противогаз обратно на лицо. Вдыхая запах собственной блевотины. Слыша звук собственного хриплого дыхания. По крайней мере противогаз сможет защитить ее лицо от мокрых зубастых зверьков.
«Вперед, вперед. Прочь отсюда!»
Еще сорок ярдов – и фонарик наконец погас. Она потрясла его, пощелкала выключателем. Проклятие!
Засунув его в карман, она продолжала путь ощупью – тридцать шагов, сорок, пятьдесят – и тут она увидела еще один столб слабого света, идущего сверху.
Глинет рванулась по направлению к свету, едва не упав в спешке. Добежав до открывавшейся вверху шахты люка, она резко остановилась. Канализационная решетка наверху была откинута. Выход!
Но между ней и решеткой были два человека – оба на скобах лестницы.
Один был светловолосым подростком лет тринадцати в одних трусах, бледный, тощий, хнычущий, всхлипывающий, пытающийся взобраться по лестнице, выбраться наружу; по его спине и ногам струилась кровь. Позади него цеплялся за скобы еще один набухший водой хихикающий безумец. Его правая рука была продета в скобу, а пальцы сомкнуты на лодыжке бьющегося мальчика. Это был стройный мускулистый мужчина, возможно, с примесью негритянской крови; на нем не было рубашки, зато на плече была самодельная татуировка: «999». Его широкие брюки были увешаны карманными зажигалками. На ногах – осклизлые теннисные туфли. В левой руке он сжимал какой-то изогнутый садовый инструмент, который у нее на глазах воткнул в правую голень подростка. С каждым рывком вопящего мальчика орудие погружалось все глубже в рану, разрывая ее.
Глинет решилась. Она должна была выйти здесь – и она должна была помочь мальчику.
Изо всех сил стараясь держать себя в руках, Глинет сжала обломок трубы и ринулась на мужчину снизу. Ухватившись левой рукой за скобу и встав ногой на нижнюю ступеньку, чтобы подняться повыше, она с силой опустила трубу на его затылок.
Он вздрогнул и обернул к ней молочно-белый взгляд; кровь хлынула из его разбитого черепа. Отпустив свой скользкий от крови садовый инструмент, он крепко схватил ее за горло и сжал. Она еще дважды ударила его по тому же месту. Его глаза, казалось, на мгновение прояснились, он в замешательстве уставился на нее, словно пытаясь припомнить, как здесь оказался, – а затем обрушился на нее сверху, сшибив с лестницы.
Глинет вскрикнула, свалившись спиной в воду; мужчина всем весом навалился на нее, мешая выбраться; свет с трудом пробивался сквозь его кровь, густеющими красными струями застилавшую поверхность воды.
Она с трудом перевернулась на бок, свалила его с себя и, пошатываясь, поднялась на ноги, выглядывая мальчика…
… который, в свою очередь, обратил к ней взгляд молочно-белых глаз – и прыгнул на нее, смеясь и рыча.
Ее крик оборвался, когда он вновь окунул ее в воду. Мальчик схватил ее за глотку, вдавливая большие пальцы ей в сонную артерию. Она взметнула трубу над его головой – и вздрогнула от отвращения, когда она соприкоснулась с черепом, с хрустом вминая его внутрь.
Всхлипывая, она спихнула его с себя, пустив плыть лицом вниз по течению. Вокруг его головы зароились пузырьки. Она позволила ему утонуть. Это было милосердием.
Она вскарабкалась по лестнице, прилагая все усилия, хотя труба мешала ей. Но она не хотела выбрасывать ее.
Свет стал ярче, воздух немного потеплел. Ее облегчение от того, что она выбралась на открытый воздух, у подножия уличного фонаря, длилось лишь пока она не поняла, что находится в маленьком парке посреди города, пока не осознала, что тепло исходит от огромных лижущих небо языков пламени, пожирающих целый квартал. Она ковыляла по лишенной деревьев, развороченной земле парка, сквозь наплывающие клубы дыма. Она видела груды тел в самом центре парка и другие тела, которые тащила туда молочноглазая толпа – шаркающие, хихикающие жертвы неразведенного, растворенного в воздухе «Дирвана-17», которым опрыскали город вчера вечером и сегодня днем.
До тех пор, пока она не увидела нечто, сидящее на корточках посреди груды тел…
Пока она не увидела демона.
7
Обсерватория «Лысый Пик»
– На этот раз, Стивен, ты должен верить в то, что видишь, – говорил Уиндерсон; его голос отражался от стен обсерватории, от металлического потолка. – Ты просто не сможешь пройти туда, куда должен пройти, если не будешь знать, что это все реально. Твоя воля будет недостаточно сильна без этого; она будет ослаблена. В этом месте все решает воля. Стивен покачал головой. – Но я не могу поверить в это – не таким образом…
Они сидели рядом на металлических ступенях, ведущих вверх, к телескопу. Часть помещения была ярко освещена, часть оставалась в глубокой тени. Они пили кофе. Стивен лишь делал вид, что пьет – он боялся, что туда могли подмешать наркотик. Если они накачают его наркотиками, он потеряет всякую способность судить о том, что реально, а что нет.
Но то, во что Уиндерсон хотел заставить его поверить… нет. Это было бы не менее вопиюще, чем поверить в то, что Христос воистину воскрес, в то, что «будды находятся повсюду, пытаются помочь нам, несмотря на то что они давно умерли».
Потому что если тот мир, в который посылал его Уиндерсон, был реальным, был чем-то большим, нежели проекция его психики, то и демоны могли оказаться реальными.
– Ему нужно показать, – сказала Латилла, пересекая большое гулкое помещение.
«Наверное, она вошла в дверь», – подумал Стивен; но он не видел, как она входила.
– Я не хочу губить его… – Покосившись на Стивена, Уиндерсон выразился другими словами: -… не хочу наваливать на него сразу слишком много. У него дар, но он слишком хрупок.
– Планеты окажутся на одной линии именно сегодня. Жертва принесена. Мы должны закончить не позже десяти вечера. Он наш единственный ретривер.
Когда Латилла приблизилась к ним, ступая по большому куску брезента, расстеленному кем-то на полу, Стивен увидел, что она очень странно одета. На ней было нечто вроде мантии – черной, с вышитыми на ней белыми символами. Возможно, это были руны. И она оказалась босиком. На ней была серебряная диадема – узкая полоска металла с указывающей вниз пентаграммой надо лбом. Внутри пентаграммы располагалась та знакомая ему руна.
Затем новая фигура вышла из тени – человек в форме генерала армии США. Однако на его голове была такая же диадема, как у Латиллы. И он тоже был босиком. Военная форма, с медью и галунами, – и босые ноги. Право же, это выглядело нелепо.
«Эти люди, – решил Стивен, – слегка сдвинутые. Определенно, нельзя пить этот кофе».
– Стивен, это генерал Мазек, – проговорил Уиндерсон, снимая ботинки. – Генерал – Стивен Искерот.
Генерал кивнул. Это был долговязый мужчина с несколько длинноватой шеей и выдающимся кадыком, красными губами, сжатыми настолько плотно, что они казались застегнутыми на пуговицы, острым носом и яростными голубыми глазами, глядевшими на Стивена в упор, словно вызывая посмеяться над его босыми ногами. Ноги эти, как заметил Стивен, были бледными и костлявыми.
– Мы потеряли связь с Дикинхэмом, – произнес Мазек, подходя к кофейнику, водруженному на столик у подножия лестницы.
– Он мертв, – любезно сообщила Латилла. Она тоже подошла к кофейнику, но не стала брать чашку. Вместо этого она взяла горсть пакетиков с сахаром, один за другим разорвала их зубами и высыпала сахар себе в рот.
Стивен пораженно наблюдал за ней. Взгляд, которым она ему ответила, был похож, как он подумал, на взгляд змеи, смотрящей на мышь.
«Что она сказала насчет Дикинхэма? Он мертв? И она ведь не сказала: „погиб в автокатастрофе". Или еще что-нибудь. Она просто сказала, что он мертв. Так, словно это не было такой уж неожиданностью».
Стивен украдкой взглянул на дверь, соображая, настолько ли он уже ввязался в это дело, что теперь не сможет сбежать.