Ученик дурака , стр. 1

Дана Сидерос

Ученик дурака

* * *

Пятьдесят

Вот человека человек

несёт в кроватку из машины

и поясняет: умотался –

весь день был поезд и щенок;

но человека человек

бьёт металлическим, аршинным:

забудь про ребра, кости таза,

колени рук и локти ног;

но человека человек

находит, держит, ждёт карету,

сидит у койки – слушать сердце,

поить, подушки поправлять;

но человека человек

на два часа берёт в аренду,

вздыхает: не хватает перца –

молчит, глаза отводит блядь;

но человека человек

в отчаяньи, в бессильном гневе –

полночи гладит по затылку

и шепчет: ты поплачь, пройдёт;

но человека человек,

всю жизнь и на земле, и в небе

любить и ждать клянётся пылко –

и забывает через год;

но человека человек

с размаху по спине портфелем,

а после вдруг целует звонко

и убегает, хохоча;

но человека человек

искал, выслеживал неделю,

сейчас у них борьба и гонка,

один погибнет через час;

но человека человек

послал к анчару властным взглядом,

но это в прошлом веке, вроде –

неясно, что тут обсуждать;

но человека человек…

я понял, понял, всё, не надо,

здесь едем дальше, не заходим,

есть и другие города.

август 2014

«Как ладьи изрезали плоть реки…»

Юрию Смирнову

Как ладьи изрезали плоть реки

как бобров утягивает под киль

как ползут по полю волков полки

у степи на холке

торчком штыки

как дрожат зайчишки в кустах ракит

велики им сабельки и портки

и сердечки зайчикам велики

бьются рыбой в ребра

стучат в виски

а напишут

мчались за мать

отца

трубы

скажут

выли

кимвал бряцал

хуже зайки серого

нет бойца

кроме страха зайке никто не царь

он лежит в атаку

не двинется

тьмой плюёт война

каракатица

смерть губами чмокает

ца ца ца

не вдохнуть

не поднять из травы лица

зайка

трус и тряпка

и бездарь

но

только он найдёт нас

сойдёт на дно

только зайчик маленький сунет нос

в самый гиблый омут

в гнилую ночь

страшно страшно тошно

темно темно

он дрожит от ушек

до ватных ног

но плетётся

жалкий

больной

смешной

за тобой

и потом за мной

август 2014

Морская

Юрию Смирнову

Остров Яблок уйдёт на дно,

стоит этой луне наполниться

до краёв молоком и льдом,

округлиться, отяжелеть.

Через семь безмятежных снов

в город хлынет морская конница:

сто зелёных, один гнедой.

Каждый сад и каждую клеть

разорвут, разотрут в песок.

Вероятно, ты не поверишь, но

всех живых заберут во сне,

всех, не глядя на статус, стиль

и характер. Море в висок

поцелует каждого бережно

и сомкнёт объятья тесней,

успокоит и приютит.

Накануне, всё обыскав,

возмущенно отвергнув и креп, и флис,

проклиная пояс и лиф,

всё по комнате раскидав,

я наглаживаю рукав,

я готовлюсь к так и не встретились,

собираюсь на не смогли,

наряжаюсь для никогда.

Бесполезная суета,

но счастливая. Засыпающий

остров ждёт, что грядущий день,

будет тёплым и неплохим.

Я спешу. На пяти листах

я пишу про остров тебе, ищи:

будут наволочки в воде,

рыбки, яблоки и стихи.

Но пока, за неделю до,

остров дышит, хохочет, пьянствует,

свадьбы мчатся, зевают псы,

где-то лихо скрипит матрас,

и наследники делят дом,

и супруги сервиз фаянсовый

бьют с досады, и некий сын

подворотен, он всех бы спас,

чует смерть и твердит о ней,

только кто же услышит вздор его.

Он единственный не заснёт,

он увидит, как тонет сквер,

он узнает морских коней

и успеет подумать: «Здорово,

бедняку на старости лет

подфартило занять партер».

июнь 2014

«Тот, кто летал…»

Сергею Корычеву

Тот, кто летал,

лежит на спине

на простыне

в тишине.

Это если смотреть с земли.

Если с неба – лежит на дне.

Смотрит со дна

и видит огни,

шепчет: «Спаси-сохрани».

Тот, кто летал, понимает, что,

кажется, это за ним.

Тот, кто летал,

был весел и смел,

всё раздал, что имел,

взял, что посмел,

был любим и глуп,

черен от гнева,

от боли бел.

Тот, кто стоял за его плечом,

просто однажды стал ни при чём,

может, устал,

заболел,

забыл.

Тот, кто летал, обречен

выть

от фантомной боли в крыле,

тщетно пытаться отмыть стекло

и изрыгать только хрип и треск,

кашлять

обрывками слов.

Тот, кто летал – на остром свету.

Взмыл и набрал высоту.

На этажерке.

Чадящий хлам.

Думал, что будет ТУ.

Вот он садится на пустоту,

спрыгивает в пустоту,

курит

и гладит

чужой самолёт:

всё, остаёмся тут.

Вот он идёт,

и идёт легко,

тянется след неровной строкой,

пусто – ни мальчика, ни змеи.

Свет облака молоко.

Край.

А за ним – тишина без дна.

В бездне четыре смешных слона.

Надо же, думает,

вот те на.

Как ты?

шепчет жена.

Кажется, легче, летал во сне.

Мёрзну.

Иди ко мне.

апрель 2014