Хищник Джаг, стр. 4
Но в действительности сюрприз достался на долю Патча.
Револьвер грохнул еще раз, и он почувствовал, будто к его правой щеке приложили раскаленный докрасна железный прут.
Избавившись от стремян, Патч соскользнул на землю, приземлился на плечо и несколько раз перекатился через себя, не давая однорукому возможности точно прицелиться. Он завершил свой акробатический трюк, встав на чуть согнутых ногах, готовый в любой миг распрямиться, как туго сжатая стальная пружина.
Первым делом Патч криком прогнал Зака. Ему нужен был оперативный простор.
С рефлексами у однорукого было все в порядке, ибо он метнулся к поваленному стволу дерева, на котором лежал "винчестер 30/30". Что касается его приятелей, то они еще не очень хорошо разобрались в происходящем и даже не тронулись с места, словно вросли ногами в землю.
Пальцы Патча сомкнулись на двух рукоятках, сделанных специально под его руки, и на свет появилась пара чудовищных пушек – им просто не было другого названия, – сделанных по заказу одним из опытнейших оружейников Алмерии, города, расположенного далеко на севере.
Представьте себе два охотничьих ружья 12 калибра с вертикально расположенными стволами, обрезанными наполовину их длины и по старинке сваренными вместе. Спусковые механизмы мастер переделал под один курок, одна собачка служила для взведения и одним же рычагом осуществлялась перезарядка.
Два ствола плюс два ствола...
По пушке на каждом бедре...
А в целом восемь стволов, изрыгающих смертоносный свинец, сметающий все на своем пути. Естественно, о большой точности стрельбы говорить не приходилось, но такому оружию просто не было цены в ближнем бою. Приходилось, конечно, считаться с отдачей, которая выворачивала запястья, но, в конце-концов, это дело привычки и опыта.
Однорукий, оказавшийся чертовски проворным парнем, уже вскинул "винчестер". Зажав ствол в локтевом сгибе левой руки, он передернул рычаг затвора, досылая патрон в ствол.
Патч отпрыгнул влево, так, чтобы вся троица оказалась на одной линии огня, после чего нажал на курок. Выстрелы слились в один громоподобный грохот.
Даже не глядя на последствия своего чудовищного залпа, Патч сделал пол-оборота влево и выстрелил в троих бандитов, которые, осознав наконец степень грозящей им опасности, выбрались-таки из-под трупа своей жертвы.
Картечь с басовитым гудением, словно шмелиный рой, помчалась в цель. Слегка оглохнув от громоподобного выстрела восьми стволов, Патч смотрел сквозь завитки порохового дыма, как картечь сметает все на своем пути, превращая человеческую плоть в рубленое месиво из мяса и раздробленных костей.
Как только в отдалении смолкли раскаты выстрелов и рассеялась пороховая гарь, Патч обошел поле боя, держа наготове свои гаубицы. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедиться в благополучном исходе дела. Эти шесть подонков не доставили ему больших хлопот, хотя, при других обстоятельствах, кто знает, чем бы все закончилось... В эти смутные времена человеку давался только один шанс, и каждый раз следовало быть лучше своего противника. Во всяком случае, не хуже.
Патч настороженно огляделся и только потом сунул оружие в длинные кожаные кобуры, висящие на бедрах. Зрелище, представшее его глазам, поражало своей гротескностью. По всей поляне в нелепых позах валялись окровавленные трупы. У одного была оторвана рука, у другого отсутствовала часть лица... Там, где палачи лежали вместе со своей жертвой, из кучи рук и ног виднелся чей-то обмякший член, напоминавший формой плохо отлитую стеариновую свечу.
Убедившись, что все спокойно, Патч потянулся.
– Вот видишь, Зак, – обратился он к коню, призывая его в свидетели, – мне не суждено погибнуть в перестрелке. К праотцам я попаду только из-за дурацкой постельной акробатики! Это точно!
Именно в этот момент в плечо ему вонзилась стрела.
Глава 4
Больше, чем боль, Патча взбесила потеря здравого смысла и осторожности. Как он мог так расслабиться? Неужели только таким образом его можно привести в чувство? Как лошадь, у которой на глазах надеты шоры! Он даже не подумал, что в отдалении могут находиться другие члены банды. И вот доказательство!
Одна ошибка влечет за собой другую. Посчитав, что он находится на завоеванной территории, Патч не перезарядил свою артиллерию. Поистине, было от чего прийти в ужас! И он еще кичился, что до сих пор жив лишь потому, что никогда не полагался на слепой случай!
Патч понял, что пора вести себя согласно обстоятельствам, и, бросившись на землю, перекатился под защиту большого пня, не обращая внимания на маленькую арбалетную стрелу, впившуюся ему в левое плечо чуть выше ключицы. Оказавшись в укрытии, он вытащил одну из своих "пушек", переломил стволы и зарядил два из них в шахматном порядке, считая, что этого будет достаточно, чтобы разделаться с невидимым пока стрелком.
Только теперь, приготовившись к бою, Патч начал интересоваться окружающей обстановкой. Внешне все выглядело спокойно. Боль, сначала глухая и терпимая, постепенно усиливалась и начинала пульсировать в ритме биения сердца. Патч чертыхнулся. Попади стрела на ладонь ниже, и он бы сыграл в ящик. К счастью, для перезарядки арбалета нужно время, иначе он был бы уже утыкан стрелами, как клубок ниток иголками. Вдруг ему в голову пришла страшная мысль, от которой на лбу выступили крупные капельки холодного пота. А что, если стрела была отравлена каким-нибудь дьявольским снадобьем? Быстродействующим или парализующим ядом, сделанным из сока крапчатого болиголова или ржи, пораженной спорыньей? Патчу даже показалось, что его уже начало сковывать подозрительное оцепенение, скорбной волной накатившееся на все тело.
К счастью, какое-то движение в ближних кустах отвлекло его от мыслей о неминуемой смерти.
– Эй! Если ты сделаешь еще хоть шаг, я стреляю. Можешь быть уверен, картечь сделает свое дело! – заорал он в сторону шевеления листвы. – На твоем месте, если хочешь знать мое мнение, я бы смирно поднял руки и сдался...
Почти тут же две худые оцарапанные руки показались из-за зарослей высокой крапивы.
– Эй! Поднимайся с колен! Или у тебя такая страшная рожа, что ты не очень-то стремишься показывать ее?
Но, поскольку противник даже не шелохнулся, Патч забыл про боль и сам прошел к нему.
За крапивой его ожидал сюрприз.
– Тьфу, пропасть! – изумленно ругнулся Патч, обнаружив незадачливого стрелка. – Пацан! Молокосос сопливый, только от сиськи и туда же! Так вот кто чуть было не прикончил старого Патча! В какие времена мы живем?!
Перед ним стоял бледный, растрепанный, грязный, как поросенок, мальчишка и, не мигая, смотрел на Патча черными, бездонными глазами со сверкающими, как утренняя роса, точками. Он учащенно дышал, и его худая грудь судорожно вздымалась и опадала. Сквозь прорехи в ветхих лохмотьях, служивших ему одновременно рубашкой и пиджаком, светилось голое тело. Патч мимолетно подумал, что мальчишка по комплекции напоминает тщедушного цыпленка. Он готов был поклясться, что у него торчит грудина, как у козодоя, а худые узловатые ноги он словно позаимствовал у лебедя. Необычная помесь!
Мальчишка был совсем еще желторотым, и это объясняло его отсутствие на поляне во время сомнительного развлечения остальных членов банды. При таких обстоятельствах Патча никак нельзя было упрекнуть за то, что он не учел наличия в банде еще одного члена. И даже если бы он вычислил его, то как прикажете относиться к сопляку, которому едва исполнилось пятнадцать лет?
– Ты чего это взбесился? Среди тех босяков был твой отец? – спросил Патч, кивая головой в сторону трупов на поляне.
Пацан отрицательно качнул головой.
– Можно подумать, будто тебе отрезали язык и заставили объясняться жестами.
В ответ тот снова замотал нечесанной головой.
– Ну, так дай ему подышать свежим воздухом, пока я не очень рассердился! Ты был вместе с теми шестерыми?
– Да, – послышался резкий высокий голос.