Монах: время драконов, стр. 8

Глава 4

Казалось, что белый конус закрыл полнеба. Каждый раз, глядя на него, Дзебу пораженно вздыхал. Он никогда не видел горы такого размера. Никто не предупредил его, что во время своего путешествия он будет созерцать подобное чудо.

Он увидел ее, когда они поднялись в холмистую местность над Камакурой, но тогда она была маленькой и далекой. Когда они пересекли перешеек полуострова Изу, он начал осознавать ее высоту. Ее простая симметрия поражала его. То, как заснеженная вершина отражала все цвета дня, от розового до белого и золотого, вызывало у него слезы. Но только сегодня, на подходах к Харе, он до конца осознал необъятность молчаливого вулкана. Вчера он ни с кем не разговаривал о чувствах, которые он испытывал к этой горе. Сегодня так случилось, что рядом с ним ехала Танико. Преодолев нерешительность, он обратился к ней:

– Прошу вас, моя госпожа, назовите мне имя этой чудесной горы!

Она медленно повернулась к нему, скривив лицо в преувеличенном удивлении и презрении:

– Ты никогда не слышал о Фудзи-яме? Верно, зиндзя невежественны так же, как бедны и жалки.

Она опустила голову, так что поля круглой шляпы из осоки скрыли ее глаза. Быстро натянув поводья, Танико развернулась и поехала к служанкам. Внезапное движение вспугнуло двух журавлей в ближних тростниках, они с хлопаньем крыльев поднялись в воздух и скоро превратились в два крошечных силуэта в небе над горой Фудзи.

Путь вниз по берегу протекал медленно. Никто не разговаривал с Дзебу. Танико и служанки, видимо, не считали его достойным своего внимания, носильщики боялись его. Дни отмечались только частыми грозами и необходимостью проходить сквозь бесчисленные барьеры по сбору пошлины. Очень часто дорога совсем исчезала, и они вынуждены были пробираться по загроможденному булыжниками берегу или сквозь непроходимые леса.

В багаж была включена маленькая палатка, которую женщины использовали для сна на открытом воздухе или как укрытие в плохую погоду. Дзебу и два носильщика по очереди стояли на часах, охраняя сон. Когда это было возможно, они останавливались в монастырях или в домах друзей господина Бокудена, некоторые из которых построили на дороге Токайдо настоящие замки.

В один из солнечных дней, спустя восемь дней после выступления из дома, они ехали гуськом по склону, круто поднимающемуся от самого моря, как вдруг один из носильщиков, ехавший впереди, резко вскинул вверх руки. Он упал с лошади и покатился кувырком по склону, размахивая руками и ногами, пока с громким всплеском не исчез среди коричневых камней и сине-белых бурунов. Дзебу успел заметить серо-белое оперение стрелы, торчащей из его груди.

Дзебу сжал кулаки и заскрежетал зубами от ярости. Он потерпел неудачу. Именно потому, что в этот день он поехал сзади, носильщик нашел свою смерть. Жизнь, которая была вверена ему, потеряна. Он на мгновение закрыл глаза и напомнил себе, что зиндзя всегда сознает свою безупречность независимо от обстоятельств. Потом, сердито тряся головой, пришпорил Алтея и пронесся в голову отряда, чтобы поставить себя между остальными и нападавшим.

Дорога была перекрыта высоким самураем на чалой лошади в похожих на коробку доспехах из многочисленных кожаных пластин. В одной руке он держал лук, настолько большой, что, наверное, понадобилось не менее трех человек, чтобы натянуть на него тетиву. Рядом стояли трое цубуси, каждый из которых держал любимое оружие пешего воина – нагинату с длинным древком.

Дзебу прикинул, что самурай никак не выше его ростом. Голова его была непокрыта, сальные волосы туго зачесаны назад и завязаны плотным круглым узлом, по которому самураи узнают друг друга. Борода была неровно подстрижена. Глаза были розовыми, на щеках играл пьяный румянец. Дзебу сразу понял, кто это, – сельский дебошир, слишком сильно любящий выпивку и драку, чтобы успокоиться и начать работать на земле. Несомненно, в молодости – гроза для всех живущих рядом, когда он выбирал себе девушек по собственному усмотрению. Он легко мог стать преступником, но, благодаря своему рождению или связям в обществе, стал местным чиновником, что позволяло ему законно мучить крестьян. Он становился все грубее, все более опасным и более непредсказуемым с возрастом, когда пустота и скука жизни стали поедать его. В сущности, большинство самураев походило на этого человека. Правда, некоторые родились в состоятельных семьях, были более искусны в обращении с оружием, больше путешествовали и достигали большего, чем другие. Самураи считали себя благородными и грозными воинами. Зиндзя считали их разрушителями, опасными и глупыми, как маленькие мальчики, которым родители по дурости разрешили поиграть с ножами.

Дзебу подвел Алтея поближе к самураю и его людям и сказал:

– Ты убил безоружного человека. Ты ответишь за это перед ориоши этого района. Мы потребуем справедливости!

Самурай рассмеялся и ударил себя в покрытую кожаными доспехами грудь рукой в перчатке:

– Тогда можешь потребовать ее от меня! Я местный ориоши. Я слежу за соблюдением законов в этой местности.

Слова и манера держаться этого человека не оставляли сомнений – они будут драться. Дзебу начал собираться, как учили его зиндзя. «Твои доспехи – это ум. Обнаженный человек может полностью разбить закованного в сталь. Полагайся только на Сущность». Вот он, его первый бой, момент, на который была направлена вся его жизнь последние семнадцать лет. Низ его живота казался пустым. Но для зиндзя каждый бой является первым, а первый похож на все остальные. Так говорили в монастыре.

Сейчас он увидит. Сейчас он попробует убить человека. Его учили делать это. Он знал десять тысяч способов убить. Но сможет ли он это сделать на самом деле?

Он услышал стук копыт по каменистой дороге за своей спиной. Звенящий голос Танико произнес:

– Человек, которого ты убил, был слугой господина Шимы-но Бокудена из Камакуры. Ты ответишь перед ним и его союзниками, ориоши.

Дзебу не сводил глаз с самурая:

– Отойдите назад, моя госпожа, назад, за спины всех остальных.

– Я отвечаю за слуг своего отца!

– Я отвечаю за вас! Назад! Немедленно! – он восхищался ее смелостью. Именно этого он и ожидал, после того как увидел ее стычку с отцом.

Самурай широко улыбнулся. Нескольких передних зубов не хватало, остальные были желтыми.

– Имя вашего отца здесь ничего не значит, моя госпожа! – сказал он. – Это территория Муратомо, и я их союзник. Мы единственные настоящие воины на этой земле, живущие с мечом и умирающие от меча. Мы не такие изнеженные льстецы, как Такаши. Как подходит для Такаши то, что отец послал тебя в дорогу в сопровождении единственного монаха, вооруженного иглой для вышивки! Вооруженные монахи годятся только для разделки рыбы! Я пинком пошлю этого монаха в море, где его место, а потом займусь тобой, маленькая госпожа!

Дзебу произнес:

– Если ты вынудишь меня драться, один из нас умрет. Быть может, мы оба. Быть может, и другие.

– Либо убей его, либо умри сам, – сказала Танико, – Для этого тебя нанял мой отец. Перестань сидеть и спорить!

– По правилам Ордена я обязан предупредить его.

Самурай рассмеялся, выпятил грудь, расправил плечи, заскрипев и загремев доспехами:

– Предупредить меня? Предупредить?! Я – Накане Икено, сын Накане Икенори, который подавил восстание в земле Ошу и уничтожил Абе Садато, его предводителя. Я правнук Накане Икезане, который боролся против Такаши Масакадо, поймал его и послал его буйную голову в Хэйан Кё. Я праправнук…

Дзебу, небрежно сидящий в седле, опустив поводья и уперев кулаки в бедра, перебил:

– Ты – обезьяна, сын обезьяны и внук обезьяны! Что касается меня, я – никто. У меня нет звучного имени. Мой отец не был известен в Стране Восходящего Солнца. Я ничего не совершил. Я пришел ниоткуда и уйду в никуда! – Дзебу коснулся эмблемы зиндзя на груди. Глаза Икено скользнули к сине-белой окружности на груди монаха и слегка расширились. Дзебу продолжил: – Я ничего не хочу и ничего не боюсь. Если ты убьешь меня, ничего этим не добьешься, всем будет безразлично. Пропусти нас!