Восьмая нога бога, стр. 49

А-РАК 1

Мой мир, воришка, звался Артро-Пан-долорон – мир плодородных равнин, испещренных прожилками рек, мир увенчанных густыми лесами холмов и бескрайних изумрудно-зеленых морей.

Рядом с красным солнцем моего мира ваша бледная звездочка – всего лишь скудный уголек в золе былого костра. Наше пышущее жаром светило заполняло собой четверть небосвода, то щедро изливая сияние с лавандовых высот, то грозно хмурясь из-под короны черных шелковистых облаков. На восходе край солнечного диска вставал над горизонтом весь в языках пламени: фонтаны огня беспрестанно били на поверхности нашей родной звезды, рассыпаясь ослепительными брызгами или, напротив, закручиваясь в тугие спирали.

Света и тепла от этого солнца было столько, что все обитатели Артро-Пан-долорона до последней твари бесконечно плодились и размножались в его щедрых лучах. Светило одинаково приветливо улыбалось миллионам и миллионам непохожих друг на друга существ, и все они – ну почти все – были моей пищей!

Артро-Пан-долорон изобиловал жизнью потому, что его солнце росло. Оно раздувалось многие миллионы лет. Только на памяти позднейших цивилизаций оно пожрало три мира, соседних с нашим. И на каждой планете, чья агония длилась века, находились живые существа, которые ценой отчаянных усилий вырывались в следующий мир. Так что среди переселенцев, волной хлынувших к нам с Артро-Под-голобейн, третьей от солнца и последней планеты, погибшей в его огненных объятиях, кого только не было. Если твой мир, воришка, по разнообразию форм жизни можно сравнить с кладовой, наполненной всевозможными припасами, то Артро-Пан-долорон был истинным рогом изобилия вкуснейшей еды!

Будет ли наше солнце расти и впредь? Суждено ли нашей планете погибнуть, превратиться в свой черед в бесформенную дымящуюся глыбу? Об этом рассуждали все кому не лень, ходило столько всяких слухов, что, казалось, самый воздух пропитался ими, и в конце концов мы просто перестали обращать на них внимание. Все считали, будто знают, что наш мир обречен. Но когда ему и впрямь вдруг настал конец, причем такой, которого никто и никогда не смог бы предсказать, леденящий ужас охватил нас, все оцепенели, и только тогда мы поняли, что никто на самом деле не верил в гибель нашего мира!..

Неповторимо сияние ночного неба над Артро-Пан-долороном! Даже когда планета поворачивалась к солнцу спиной, этот пурпурный чародей все равно ухитрялся высунуться из-за горизонта и опоясать розовой лентой полуночные небеса, а посреди небосвода ослепительной метелью горел не знающий соперничества луны звездный сонм. О, сколько там было звезд! До чего же тощими и убогими кажутся мне звездные поля вашего мира, вор, когда я вспоминаю бриллиантовые россыпи в моем родном небе.

Звезды так часто усеивали небосклон, что, казалось, по ночам над землей встает сверкающий купол! Глядя на это богатство, разве можно было удержаться от мысли, что все это – посмертный дар погибших миров, завещанный нам? Звезды были молчаливыми свидетелями нашей привольной жизни, точно свита, следовали они за нами в ночи.

Все благополучные самоуверенны, и в этом их главное заблуждение. Одно лишь незыблемое Сейчас существует для них, и все, на что ни падет их взор, живет и дышит исключительно для них, а собственная смерть представляется им как То, Чего Не Может Быть.

В такое же заблуждение впал и я в ночь гибели моего мира. Гордость моя была под стать моим размерам. Я только что в четвертый раз в своей жизни сменил кожу. Теперь во всех Юго-Восточных морях мне не было равных. Еще немного, и я стал бы властелином среди своих сородичей, которые числом и мощью затмили прочих хищников Артро-Пан-долорона.

Был в нашем мире один хищник, вернее, хищница, которая охотилась на нас самих, но ее появления были непредсказуемы и редки. Настолько редки, что я и мои сородичи порой задавались вопросом: уж не добывает ли она пропитание и в других мирах? Говорили, что нас она навещает чаще, чем наших отцов, и все же ни разу за всю мою жизнь не наведывалась она в мои родные места. Если мысль о катастрофе когда-нибудь и посещала меня, то она неизбежно приходила в облике этой неумолимой голодной немезиды, которая испокон века охотилась на моих сородичей с жестокостью поистине неописуемой. И все же в ту ночь, о которой я веду речь, вор, свершилось невозможное!

Я прогуливался на сон грядущий, любуясь с вершин прибрежных холмов белокаменным КинКузумом, со стен которого вечерние фонари струили на влажную галечную полосу Берега Лепечущих Камней мягкий свет. Едва стемнело, тысячи жителей города – все праздные и довольные, разрумянившиеся от сытного ужина и хорошего вина, – высыпали на берег. Они расхаживали взад и вперед, обменивались приветствиями и новостями, и мерный ропот их голосов перекрывал даже гул широкого Поющего моря, которое неспешно и неустанно ворошило пенными пальцами прибоя сверкающую гальку.

Восхитительное ощущение свежести, которое приходит с линькой, еще не покинуло меня, и, помню, в тот вечер я, довольный, как никогда прежде, умиротворенно взирал на изобилие, предоставленное мне родной планетой, на пиршество форм жизни, пригодных для моего потребления!

Поглощенный созерцанием приятной картины, я не сразу заметил возникший в небе кошмар, но вот какая-то новая нота, нарушившая мирное журчание голосов, привлекла мое внимание, потом вверх поднялись лица, за ними потянулись руки… И только тут на темнеющем вечернем небосклоне я увидел дыру среди звезд.

Хищные зрачки звезд все ярче разгорались в густеющей ночной синеве, и возгласы толпы слились в хор недоверчивого изумления, ибо круглая дырка в небе, размером с вашу полную луну, стала видна отчетливо, как черная монетка на алмазном покрывале. Более того, теперь можно было разглядеть белые искры, которые разлетались во все стороны от провала, точно он, как пила, вгрызался в звездную плоть и рассеивал ее в темноте.

Что, такое сравнение кажется тебе безумным, не так ли, вор? Попробуй же вообразить чистое безумие, которое разыгрывалось в небе, и ты поймешь, почему мы все оцепенели от ужаса!

А оно все поднималось и двигалось по небу тем же курсом, что и сами звезды, и росло, да, росло, – достигнув зенита, оно увеличилось в поперечнике по крайней мере вдвое.

За всю ночь никто в городе не сомкнул глаз: люди высыпали на улицы, буря догадок потрясала толпу. Это, наверное, какое-нибудь странное облако, или что-то летит к нам. Ведь не может же быть, чтобы звезды за ним исчезли совсем! Значит, это корабль, пришельцы!

Но если он висит между нами и другими мирами, почему же он тогда движется вместе со звездами? И еще кое-что беспокоило меня: глубоко под землей, в каменных костях планеты я ощущал какое-то шевеление. Что-то тронулось, загудело, едва слышно зажужжало в утробе нашего древнего мира.

Толпа осталась безучастной к подземному движению, но мне в нем почудилось еще одно проявление враждебных сил, хотя и более сдержанное, чем небесный спектакль, от которого дыбом вставали волосы, но не менее убедительное. Тогда я, никем не замеченный, покинул прибрежные холмы и направился в глубь материка, на поиски входа в каменные соты, которыми были изрыты основания нашего мира.

Подземные каменные соты Артро-Пана создали в незапамятные времена гиганты, которые населяли планету задолго до господства моей расы и даже еще до того, как наше солнце стало краснеть и пухнуть. В мое время эти лабиринты служили убежищем, а может, темницей созданиям куда более опасным, нежели те, у которых отвоевали планету первые великаны. Долго они пустовали, забытые всеми, кроме позднейших существ, вскормленных их глубинами, и лишь бормотание подземной реки, что струила свои воды к Бессолнечному морю, нарушало их безмолвие. Вот в эти-то каменные соты и погрузился я, и бежал всю ночь, устремляясь все глубже и глубже.