Восьмая нога бога, стр. 41

Одним верным ударом ведьма вспорола толстый щетинистый панцирь.

– Теперь толкайте, да посильней, чтобы вся вошла!

Мав и Лагадамия подскочили к пауку, втолкнули саркофаг в разрез на его брюхе и тут же отдернули залитые черной кровью руки. Ведьма подняла окровавленный клинок над головой и запела:

Прямо на наших глазах разрез на брюхе паука затянулся и покрылся коркой.

Следующий час прошел, можно сказать, спокойно. Наш плот тихонько скользил вниз по течению, деревья стеной обступили петляющий поток, мы успокоились и почти свыклись с чудовищной тварью, которая громоздилась среди нас. Плавное движение почти убедило нас в том, что безумная афера, в которую мы ввязались, дело верное, начало ему уже положено и остановить его никому не под силу, ведь вода, как мы хорошо знали, мешает обитателям подземелий почуять наше приближение.

И вдруг, не успела луна подкрасться к узенькой полоске неба, тянувшейся промеж древесных крон, как бег воды замедлился и река растеклась широкой болотистой равниной. Густой туман немедленно выслал нам навстречу свое призрачное воинство, и, несмотря на усилия близившейся к зениту луны, весь мир утонул в молочной белизне.

– Неподалеку отсюда вытекает из озера ручей Тощей Фермы, – шепнула Мав. И в ту же секунду ужас ледяными пальцами сжал наши сердца.

– Брат, где ты?… Чувствую, ты страдаешь… Почему ты так быстро движешься?

Какой-то паук, не слишком близко от нас, но и не так далеко, выпустил пробное щупальце мысли. Чуть дрожа, протянулось оно над водой откуда-то с берега, нашаривая нас в тумане. Не успели мы переглянуться (каждый надеялся, что ему только показалось, а остальные ничего не слышали), как откуда-то издалека долетело второе дуновение, от которого мороз дошел у меня по коже. Слов мы не разобрали, но прикосновение было такое же неуверенное, ищущее.

– Вон там, слева, ручей,– прошипела Мав. Сбитая с толку ведьма, яростно сверкая глазами, взмахнула рукой, водяной раб приподнялся над поверхностью и, гоня перед собой пенную волну, понес нас вверх по течению ручья, заполнив собой его русло от берега до берега.

– Ты разве этого не предусмотрела, ведьма? – спросила у Желтушницы Мав.

Мы все вскарабкались на плоскую спину чудовища и сбились в кучу, чтобы не упустить ни слова из их разговора. Берега ручья тоже поросли лесом, но здесь деревья стояли реже, местами между ними открывались прогалины, и мы, сидя на своем громадном пленнике, чувствовали себя не очень-то уютно в ярком лунном свете.

– Маскирующую способность воды я исчислила с точностью до капли, девочка, я…

– Про нас с Помпиллой они не знают, ведьма, но вот старого кривонога чуют наверняка, – заявила Мав. – У пауков отличный нюх, в том числе и друг на друга, они– ведь друг друга едят. Наша добыча для них – большой кусок мяса, они уже знают, что он очень велик, и к тому же ранен. Так что если ты собираешься подыскать какое-нибудь укрытие на озере, то имей в виду: нас они не найдут, но его… – тут она ударила пяткой в чудовищную тушу, на которой мы стояли,– придется тоже спрятать, иначе к нам сбегутся пауки со всей округи.

НИФФТ 7

Доставка Помпиллы в святилище Эндон Тиоз оказалась задачей столь головоломной, мой дорогой Шаг, что я счел неуместным прерывать свой рассказ об этих событиях. Поэтому теперь мне придется вернуться немного назад и поведать о том, что приключилось в тот день с Паанджей Пандагоном в Большой Гавани. Жаль, что я не мог вовремя сообщить Первосвященнику об оружии ведьмы и о том, что военные действия между обитателями Северной Хагии и их божествами вот-вот начнутся, быть может, тогда решение, которое ему пришлось принять в то утро, далось бы ему не так тяжело.

За дело он взялся мастерски, так что даже паника среди населения на время угасла. Докмейстеры и начальники городской стражи оповестили всех о закрытии гавани и передали командам чужеземных судов приглашение принять участие в распределении золотого дара на следующее утро. Тем временем городские глашатаи усердно распространяли среди населения подробные указания, как себя вести во время церемонии вручения дара. Обитатели каждой улицы и переулка обнаружили расклеенные на стенах домов афиши, в которых им досконально разъясняли, в котором часу и по какому маршруту им надлежит явиться на площадь Корабельных Верфей за своей долей божественных щедрот и в каком порядке ее покинуть. Столь детально продуманный план успокоил граждан, золотой дар из призрачной мечты превратился в надежную и заманчивую реальность. Несколько повозок извлеченных из ближайших монастий золотых монет уже стояли на площади, открытые всеобщему обозрению. Вся городская стража и гарнизон Большой Гавани, усиленные отрядами церковных бейлифов, старост и наемников, с утра пораньше наводнили гавань, где размещали капитанов и матросов застрявших на Хагии кораблей по свободным квартирам да угощали их, чтобы – они поменьше жаловались, бесплатным элем и аквавитой.

Едва покончив с приготовлениями, Паанджа Пандагон столкнулся с серьезной тактической необходимостью. Единственный человек, которому он доверял полностью, Фурстен Младший, был уже на пути к порту Скалливод, что в Южной Хагии, где капитаны наемников имели обыкновение располагать свои отряды, пока сами обшаривали рынки рабочей силы воинственных Астригалов. Первосвященник, оставшись впервые в жизни без поддержки своего верного союзника, на какое-то время совсем сник под тяжестью решения, которое ему предстояло принять.

Поразмыслив немного над поступком Фурстена Старшего, Первосвященник ясно понял, что и другие продувные мошенники и прожженные циники из когорты Старых Денег Большой Гавани со всеми своими вооруженными телохранителями, необъятной властью и специально припасенными на случай взяток средствами не замедлят последовать его примеру. Пандагону хватило проницательности осознать, что основное население Хагии, не имея ни средств, ни возможностей начать новую жизнь в каком-нибудь безопасном уголке мира, отчаянно жаждет поверить в то, что льстиво обещанная А-Раком раздача золота – это всего лишь проявление искреннего желания божества возместить понесенный ими ущерб.

Да, нужда и надежда ввели в заблуждение основную массу жителей города, но никто не был настолько туп, чтобы совершенно не испытывать страха. Стоит кому-нибудь громко шепнуть на улице, что богатеи бегут из своих дворцов, покидая недвижимость на произвол судьбы, как искра панического страха, тлеющая в сердце каждого хагианца, неминуемо превратится в бушующее пламя.

Именно этого Первосвященник всеми силами старался не допустить: он был уверен, что бог подложил своей пастве золотую приманку, желая привязать людей к месту и без помех утолить голод, готовясь к встрече с врагом. Но более всего Паанджу угнетало то, что сам он хотел того же: чтобы никто из жителей города не трогался с места. Он прекрасно понимал: самое главное сейчас – удержать в городе всех до единого, чтобы все стадо, до последней овцы, запуталось в тенетах божества, ибо только тогда, перед лицом смертельной опасности, отчаяние станет силой, и люди свергнут чужеземца-узурпатора и навсегда избавят зеленые холмы родного острова от него самого и его чудовищного семени. Только угроза полного и всеобщего истребления сможет освободить его народ одним ударом, в одной кровавой, жестокой сече. И он, священник, должен сам вести свою паству на заклание, ибо только общая беда может подвигнуть людей разорвать узы двухсотлетнего рабства.

Честолюбие, угаданное мною во взгляде ясных глаз этого человека, в развитой мускулатуре его тренированного тела, не оставило его в час нужды. Да и, как бы там ни было, времени на раздумья у него не осталось: бесстыдные маловеры из Старых Денег вот-вот должны были кинуться к спасительным судам.