Здравствуйте, я Ваша золушка!, стр. 41

    – Радуюсь, – ответила Сашенька, – вы такие замечательные.

    – Ну, ты это… – он смутился еще больше. – Зубы-то мне не заговаривай, рассказывай: с кем танцевала, что ела и как себя вела.

    Сашенька села за стол, подперла щеки кулаками и выдала подробный, но путаный отчет:

    – Зал был оформлен необыкновенно красиво: вазы большущие с розами, столики с белыми скатертями и стулья с белыми чехлами, свет мягкий, приятный… мужчины, как на параде… музыка то громкая, то тихая, я сначала заблудилась, а потом нашлась… У Марины платье было необыкновенное, а Белозерцев в смокинге… Когда вышли пары дебютантов, у меня даже дух захватило. Девушки в белых платьях с букетиками в руках… а потом они танцевали – никто не сбился, я жутко волновалась…

    «Это все замечательно, – нервничал и сердился про себя Федор Иванович, – но где же главное?..»

    – …пам-парарам… потом они опять танцевали… а скрипка так пела! Я чуть не расплакалась! А потом вышел главный танцмейстер и объявил: «Вальсируют все!», и так он это торжественно сказал…

    – И кто тебя пригласил? – не вытерпел Федор Иванович.

    – Сначала банкир – солидный мужчина с усами, – бросилась перечислять Сашенька, – потом Андрей Юрьевич, – оказывается, он так здорово умеет танцевать польку! Никогда бы не подумала! А на работе серьезный и всегда очень занят.

    – А дальше?

    – Дальше?

    – Да. Дальше.

    Сашенька сложила ломтики хлеба стопочкой, покусала нижнюю губу, а затем выдала исчерпывающую информацию:

    – А потом я еще танцевала.

    От напряжения на лбу Федора Ивановича выступил пот. В его-то возрасте такие волнения! Откусив бутерброд, он ритмично заработал челюстью. Ясное дело – встретились они… опять у нее щеки пылают!

    – И? – вопросил он, надеясь хоть на какое-нибудь продолжение.

    – Я счастлива, – просто ответила Сашенька, поднимая глаза. – Я очень счастлива.

Глава 21

А враги не дремлют

    Первую половину понедельника Сашенька носилась по офису истребителем – Марина просила то одно, то другое, и постоянно выражала недовольство. Десять походов в архив, горы ксерокопий, двадцать марш-бросков к кофе-машине, три марш-броска в магазин…

    В час беготня прекратилась. «А теперь садись за написание дневника, – потребовала Марина, – возьми за основу бал и добавь что-нибудь на свое усмотрение. У тебя и без моих советов хорошо получается, уверена, ты и на этот раз справишься».

    Сашенька направилась к своему рабочему месту, села, придвинула поближе клавиатуру и задумалась. Про Осенний Бал хотелось написать ярко, чтобы каждый, кто возьмет в руки журнал, смог прочувствовать атмосферу и даже услышать музыку. С каких же слов начать?

    Но начать никак не получалось. Промучившись двадцать минут, Сашенька погрузилась в приятные сердцу воспоминания и, взяв чистый лист бумаги, принялась рисовать по краям цветочки, листики, скрипичные ключи, звездочки. Рука, точно жила своей жизнью: неторопливо двигалась по листу, оставляя россыпи черточек и кружочков, которые собирались то в букет, то в пучок фейерверка. А затем появились ровные строчки слов…

    От резкого телефонного звонка Сашенька вздрогнула и подхватила трубку:

    – Сходи на ресепшн, возьми для меня письма и, пожалуйста, приготовь еще кофе. Двойную порцию, – раздался торопливый голос Марины.

    – Ага, сейчас, – ответила Сашенька и, сунув листок в лоток с бумажками, отправилась на первый этаж.

    Выполнив оба задания, вернувшись, она попыталась сосредоточиться на своем дневнике – вроде, наконец-то выплыли на поверхность чувства и мысли, способные передать те самые ощущения. Пальцы легли на клавиатуру.

    Рассказ выходил очень даже не плохой – вдохновенный и искренний, первый раз Сашеньке действительно нравился ее скромный писательский труд. Она поджимала губы, морщила нос, хмурилась, улыбалась и постукивала по клавишам. Закончила она в четыре часа. Пробежавшись взглядом по тексту, подправила ошибки, обозначила абзацы и, удовлетворенная, распечатала.

    Марине она несла листок даже с гордостью – приятно осознавать, что у тебя получилось. Получилось именно так, как задумывалось.

    – Я написала. Вот, – Сашенька положила на стол перед Мариной лист и даже приготовилась к одобрению.

    – Что это?

    – Рассказ про Осенний Бал. Я все подробно написала, только, кажется, объем вышел слишком большой для…

    – Но я уже взяла у тебя рассказ, – Марина подняла глаза и небрежно дернула плечом. – Ничего не понимаю.

    Сашенька тоже ничего не понимала, поэтому позволила себе удивиться:

    – Как? Когда? Да нет же, я только что его написала, – она растерянно улыбнулась и еще раз указала на листок: – вот он.

    – Рассказ лежал у тебя на столе в рукописном варианте, я его забрала. Ты, кажется, уходила за письмами… да, точно, за письмами. Молодец, никаких правок я вносить не буду – это ни к чему. Уверена, читательский интерес после такой искренности удвоится или утроится. Андрей Юрьевич будет доволен.

    Ноги Сашеньки онемели, руки тоже. Неужели… Нет, нет, нет! Узоры, кружочки, цветочки, звездочки… Что она там написала? Мамочки-и… Невозможно, невозможно… Марина взяла и прочитала? Мамочки-и-и…

    – Нет, это нельзя печатать, – она замотала головой, – это мое… я не для этого… то есть это… Пожалуйста, верните мне тот листок, вот рассказ для журнала, а те записи я делала для себя. Их никто не должен читать! Здесь больше и лучше, а там… верните, пожалуйста, листок…

    Марина посмотрела на бледную Сашеньку и ответила:

    – Исключено, новый блок твоего дневника уже два часа как в работе и обратной дороги нет.

    Обратная дорога, конечно, была, но ревность уже пустила ядовитые корни, и сдавать свои позиции в ближайшие сто лет не собиралась. Марина прекрасно понимала, что делает. О, как много она теперь понимала!..

    – Это были очень личные записи…

    – Тем интереснее будет читателю.

* * *

    Вернувшись на свое место, Сашенька с минуту сидела неподвижно, глядя на экран монитора. Мир рухнул? Да. И еще как рухнул! Со скрежетом, грохотом и криком: «помогите, люди добрые!», и еще с традиционным: «мамочки-и-и». Слова, которые она писала только для себя, слова, в которых отражается ее собственная личная тайна, станут доступны всем – купи журнал и загляни в душу. Но разве не на это она соглашалась, когда подписывала договор? Разве не этого от нее изначально ждали и Марина, и Белозерцев?

    – Нет, на это я не соглашалась, – тихо произнесла Сашенька и закрыла файл с теперь уже не нужным рассказом.

    Марина должна была спросить разрешение! Должна! Эх, надо было раньше хватиться листка… эх… эх… эх…

    Но разве можно взять без спроса и уйти? Сашенька рассердилась, по-настоящему. Подобные настроения случались редко и обычно были связаны с Галиной Аркадьевной, но теперь всплески негодования полетели в сторону Марины. Не честно! Намечавшиеся слезы исчезли, а черточки бровей поползли навстречу друг другу. Так нельзя! Сашенька принялась нервно мучить карандаш. Не честно!

    Почему, почему она все время попадает в такие истории? Потому что она не слишком решительна, тверда, иногда вообще наивна? Да, да, да… Но переделать себя невозможно, и всегда не хватало рядом близкого человека. Поддержки не хватало. Тяжело одной. Одиноко и тяжело.

    Федор Иванович уехал с Марией Дмитриевной в деревню – с ним сейчас и не посоветуешься, да и что он скажет, известно. «Ах, черти полосатые! Уходи оттуда немедленно!».

    Да, надо уйти, поругаться и уйти… только сначала необходимо прочитать, что написано в договоре, который она подписала…

    Да, надо уйти, поругаться и уйти, но тогда, возможно, она больше никогда не увидит Сергея. Никогда. А это так страшно…

    Сашенька почувствовала, как злость уходит. Каждая клеточка тела расслабилась, а мысли потекли совсем в другом (уже привычном) направлении. О чем он думает, вспоминает или нет, понравилось ли ему ее целовать?…