Грешница, стр. 39

Когда мы вернулись, Котомкины уже не спали, и весь дом вышел нас встречать. Алеша застеснялся своего рваного белья, соскочил с двуколки и, прикрываясь руками, быстро пошел в нашу комнату. Начались расспросы, на которые некому было отвечать. Мы с Семеном сами ничего не знали, а новый Алешин знакомец Иван был так избит, что еле стоял на ногах. Фрол Исаевич пригласил его в дом, но он туда идти не захотел и отпросился отдыхать в сенной сарай.

Сославшись на усталость, я тоже ушла к себе. Алеша, как только мы умылись и переоделись, начал меня целовать и все такое, но в кровать уложить не успел. В дверь постучали, и я от него вырвалась. Оказалось, что любопытный портной принес Алеше на примерку новое платье, на самом деле, надеясь выведать, где тот был ночью. После примерки мы все пошли завтракать.

За столом Дуня попросили Алешу рассказать, что с ним случилось и куда он пропал. Он, не стал ломаться и сказал, что его вчера обманом завлекли в Чертов замок и захватили в плен какие-то люди. Там они попытались принести его в жертву Сатане. Он сумел отбиться от них и спас солдата, которого тоже хотели убить. Фрол Исаевич слушал его рассказ и только сокрушительно качал головой.

– Нечистое это место, много народу там сгинуло, – рассказал он. – Это за острогом давно идет дурная слава. Уже на моей памяти, тогда мы только в Троицке поселились, начальство специальное дознание делало, только все попусту. Когда приезжий чиновник из столицы в этот дом один пошел и исчез, там даже караул специальный поставили. Караул три дня постоял, а потом и сам без следа исчез. С тех пор никто из местных жителей к этому острогу и близко не подходит.

– А чье это имение? По виду оно очень старое, – спросил Алексей Григорьевич.

– Бог его знает, – ответил Котомкин, – там еще со времен государя Алексея Михайловича никто не живет. Как ты-то сам ноги оттуда унес, ума не приложу.

– А кто и когда его построил, вы не знаете? – опять спросил Алексей Григорьевич.

– Народ болтает, будто возвел его какой то воевода, чтобы спрятать от царя Ивана Васильевича набранное на воеводстве. Был у нас в старину такой способ пополнять государеву казну. Царь вызывал в Москву воевод, а когда те возвращались со всем, что набрали с людишек на кормлении, их по дороге перехватывала царская дружина и всего лишала.

Только и тот воевода, видать, был не лыком шит. Он загодя построил в пустом, безлюдном месте острог и в нем держал свою казну. А после то ли сам помер, то ли в опале сгинул. Говорят, что о спрятанном богатстве узнал какой-то думный дьяк, завладел острогом и всеми ценностями и ни полушки не дал воеводским сиротам. А у того воеводы была знатная родня, по Москве пошли слухи и разговоры. То ли сам царь, то ли кто другой, прознали про дьяковы проделки, предприняли против него розыск, но острог был уже пуст. Так что чем дело кончилось, никто не знает.

– Получается, острогу больше двух сотен лет? – удивился Алеша. – И его до сих пор не растащили по бревнышку?!

– Кто ж пойдет на такое дело! – покачал головой Фрол Исаевич. – Говорю же тебе, там нечисть живет и простого русского человека к своим тайнам не подпускает. Туда православный человек никогда доброй волею не пойдет. А коли пошел, то значит, он в вере слаб или порченный.

Мы с Семеном понимающе, переглянулись и никому не сказали ни о таинственных ночных каретах ни о том, как нас пугали наложением рук и криками.

Пока шли разговоры, тетка Степанида с Дуней накрыли на стол и мы вместе со всеми сели завтракать. Я была голодна еще с вечера, но старалась, есть не торопясь, чтобы никто не подумал, что очень жадная до чужой еды.

День был воскресный, потому сразу после завтрака Котомкины вместе с подмастерьями и учениками стали собираться к заутрене. Алеша идти в храм отказался, сказал, что хочет спать. Мне же очень хотелось со всеми пойти в церковь, но мой новый сарафан еще не дошили, а в старом позориться на людях я не захотела и тоже осталась дома.

– Ты иди, ложись, – сказал мне Алеша, – а я пойду, навещу своего знакомого.

– А кто он таков? – остановила его я. – Может он тоже из нечистых!

– Нет, его как раз нечистые и хотели убить, – ответил он. – Он хороший человек и послан мне в помощь. Или я ему, – засмеялся он. – Только говорить об Иване посторонним не нужно, он в бегах и у всех нас могут быть неприятности.

Алеша ушел, я умылась и вернулась в нашу комнату. После бессонной, тревожной ночи мне больше всего хотелось просто лечь и вытянуться в постели. Казалось, что как только доберусь до полатей, сразу же усну. Однако сон почему-то не шел. В памяти всплывали недавние события и только теперь, в безопасности, мне стало по-настоящему страшно. Даже то, что Алеша надолго задерживается у своего нового знакомого, показалось зловещим. Скоро я не выдержала, встала и выглянула в окно во двор. Там уже не было видно ни души, все уже ушли к заутрене, а по двору гуляли только куры и дворовая собака.

Наконец послышались знакомые шаги. Я быстро нырнула в постель и притворилась спящей. Алеша осторожно, чтобы не потревожить меня, прокрался на цыпочках к кровати и начал раздеваться. Не открывая глаз, сквозь опущенные веки, я наблюдала за ним. Он был задумчив и не спеша, снимал с себя одежду. Мне захотелось, чтобы он вспомнил обо мне и проверил, как я крепко сплю. Когда он снимал свои короткие подштанники, он уже думал обо мне. В общем-то, было видно и без его тайных мыслей. Мне стало стыдно подглядывать, и я отвернулась. Он засмеялся и потянул с меня простыню.

– Не нужно, – сказала я и попыталась ее удержать. В рубашке лежать было жарко и на мне совсем не было никакой одежды. – Вдруг кто-нибудь войдет!

– Кому входить, в доме мы одни, – сказал он и начал мной любоваться.

– Тебе надо отдохнуть, ты устал, – напомнила я, поворачиваясь на спину, чтобы лучше его видеть.

– Я не пойму, что же ты со мной делаешь! – воскликнул он, заключая меня в объятия.

Мне показалось, что он очень обо мне соскучился, и мне стало так его жалко, что в глазах все поплыло, и я тоже его обняла. Что он дальше делал со мной, я, конечно, не запомнила. Могу только сказать, что в этот раз он меня совсем не жалел, но я на него за это не в обиде. После того как мы оба чудесно спаслись, я поняла, что Господь на меня больше не в обиде и грешить оказалось совсем не страшно.