Ангелы террора, стр. 10

— Но это же прямое воровство и казнокрадство!

— Вот за противодействие этому вас и отстранили от службы.

— То, что случилось со мной, единичный и редкий случай, в котором, я надеюсь, министр финансов справедливо разберется. То же, что вы говорите о казнокрадстве, чудовищно!

— Блажен, кто верует… А все это результат святой деятельности Натальи Александровны и интриг вашего обидчика. Одни воруют, другие раскачивают государственность, а чубы трещат у всех, кто не имеет ни к борьбе, ни к воровству никакого отношения.

— Выходит, в будущем нас ждет только плохое?

— Почему же, люди живут, как и жили, во все времена: приспосабливаются, ловчат, мошенничают, работают, любят, ненавидят, растят детей. К тому же техника значительно облегчает существование и делает жизнь более комфортабельной. В наше время в Америку на аэроплане можно долететь за несколько часов, у многих людей есть собственные автомобили, на которых можно ездить со скоростью сто, а то и двести верст в час…

— Извините, я не понял, на чем можно долететь до Америки? — спросил Александр Иванович.

— А разве вы еще не знаете про аэропланы (то, что слово «самолет» появилось значительно позже, я помнил)? Вы слышали о летательном снаряде адмирала Можайского? О летательном аппарате братьев Райт?

— Можайского я знал лично, но он уже умер. Хотя, действительно, что-то о его снаряде в свое время писали в газетах, а что это за братья? Как вы их назвали, Рай?

— Райт. Это двое американцев, которые первыми сумели поднять в воздух летательный аппарат тяжелее воздуха, его назовут аэропланом. Я думал, что они уже прославились.

— А что в этом удивительного? На воздушных шарах, аэростатах и дирижаблях летают уже лет пятьдесят.

— Аэроплан нечто другое, он, как я сказал, тяжелее воздуха и летает не за счет легких газов, а при помощи двигателя, пропеллеров и крыльев. Так вот за сто лет эти летательные аппараты так усовершенствовали, что на них одновременно может лететь несколько сот человек.

— Что вы говорите! — воскликнула Софья Аркадьевна. — И в Петербург они летают или только в Америку?

— Везде летают, от Москвы до Петербурга аэроплан летит около часа, а до Парижа часа три. Я же говорил, что техника значительно облегчила людям жизнь. В наше время в больших города больше нет дров и печей, жилища обогреваются горячей водой или электричеством, почти везде на земле есть электрический свет, и у нас появилась масса всяких удобств. Жаль только, что от этого всего этого у людей не прибавилось счастья.

— А народ, каков в ваше время народ, — опять взялась за свое революционерка. — Ну, те люди, что выжили после войн.

— Народ как народ, «ленивый и равнодушный», как и во времена Пушкина. А вот грамоте бывшие революционеры научили всех. Тут мечта Натальи Александровны полностью сбылась. До последних лет у нас для всех детей было обязательным среднее десятилетнее образование.

— А теперь не обязательно? — тут же спросил генерал.

— Сейчас в России ничего не обязательно, у нас, наконец, победила контрреволюция, бывшие товарищи стали новыми господами, и настали новые смутные времена. Правда, без былой большой крови и эпидемий.

— Да, — задумчиво сказал Александр Иванович, — все, что вы говорите, так чудовищно и непонятно, что я даже не могу представить эту вашу новую Россию.

Глава 3

Барин, можноть войти, — раздался чей-то знакомый голос, и в кабинет без приглашения вошел слуга по имени Тихон, с которым я имел удовольствие быть знакомым ровно сто один год назад. За то время, что мы не виделись, он не очень изменился, только что сделал другую прическу, смазал волосы лампадным маслом и расчесал их на прямой пробор. У него была все та же полупьяная, наглая, с брезгливым выражением рожа. Я от удивления даже оторопел. Получалось, что не один я такой редкий «уникум», болтающийся по эпохам, есть и другие.

— Что вам, Максим? — повернулся в его сторону Александр Иванович.

Я с облегчением вздохнул — встретить через столько лет не изменившегося человека было для меня большой неожиданностью.

— Так что, тама варнаков привезли, мужики спрашивают, что с ими делать.

— Каких варнаков? — удивленно переспросил хозяин.

— А кто их знает каких, по всему видать, китайских, — равнодушно ответствовал слуга.

— Ничего не понимаю, ты можешь яснее выражаться?

— А чего здесь понимать, — наглым тоном, начиная раздражаться, ответил Максим. — Варнаки они и есть варнаки, хоть китайские, хоть какие. Мужики интересуются, в сарай их сажать или станового подождать?

— Извините, я пойду разберусь, кого там все-таки привезли, — извиняющимся голосом сказал подследственный либерал и вышел вслед за Максимом из комнаты.

— А что такое «варнаки» ? — риторически поинтересовалась Софья Аркадьевна.

— Варнак — значит разбойник, — объяснил я.

— Этого еще нам только не хватало, — не совсем тактично сказала хозяйка. — Идемте, посмотрим, что там случилось.

Мы с Натальей Александровной отправились вслед за маменькой в залу и подошли к окнам выходящим во двор. Не знаю, как на обитателей поместья, а на меня открывшееся зрелище произвело большое впечатление, Во дворе стояла обычная крестьянская телега, в которой связанными по рукам и ногам лежали Гутмахер и Ольга Дубова. Рядом, сняв шапки, стояли трое крестьян и что-то оживленно рассказывали Александру Ивановичу.

— Погодите, я сейчас! — нервно сказал я дамам и выскочил на крыльцо.

— Вы что, подлецы, наделали! — закричал я на крестьян. — Немедленно развязать!

Мое неожиданное появление смутило не только мужиков, но и хозяина, он от удивления даже дернул плечом, но потом все-таки нашелся:

— Действительно, братцы, вы это, того, развяжите, как можно…

— Так мы, барин, ничего, мы как их споймали, так Иван и говорит, давайте, мол, его превосходительству свезем, а так мы ничего…

— Хорошенькое дело «ничего», да вы их убили! — опять закричал я на крестьян.

Меня испугал Гутмахер, лежавший словно мертвый, Ольга была жива, но молчала и испугано таращила на меня глаза.

— А ну, развязать! — снова приказал я и сам начал помогать распутывать мочальные веревки.

— Так мы, вашблародь, хотели как лучше, вона и Максимка говорит, что оне какие-то кикайцы, — начал оправдываться второй мужик.

— Легче, придурок! — ругнулась на неловкое движение одного из крестьян ожившая Ольга. — Мало того, что напали как бандиты, еще и везли как картошку!

Судя по тому, как Дубова сбрасывала с себя остатки пут, она была зла, но в относительном порядке, а вот Аарон Моисеевич лежал молча и не подавал признаков жизни.

— Софья Аркадьевна, — безо всяких церемоний закричал я вышедшей на крыльцо хозяйке. — Здесь раненый, покажите, куда его можно отнести, и прикажите принести какое-нибудь покрывало или ковер.

Софья Аркадьевна что-то сказала выбежавшей вслед за нами на крики горничной, а сама спустилась во двор. Пока она подходила, я проверил у Гутмахера пульс. Он был без сознания, но, слава богу, жив.

— А кто это? — робко поинтересовалась хозяйка, видя мое волнение.

— Мои друзья, из нашего времени, — кратко ответил я. — Оля, что случилось?

— Да вот эти вахлаки на нас напали! — возмущенно сообщила девушка. — Набросились, как бандиты!

Дубова возмущенно тряхнула головой и разметала по плечам волосы. Крестьяне, как завороженные, уставились на нее.

— Никак баба?! — то ли испуганно, то ли восторженно произнес один из них, с удивлением рассматривая одетую в куртку и джинсы девушку.

— Точно баба, — оторопело подтвердил другой. — А мы-то думали варнаки или, — он с надеждой оглянулся на слугу Максима, брезгливо наблюдавшего за всем этим переполохом, и старательно произнес слышанное от того слово, — кикайцы.

Я не стал объясняться с деревенщиной, тем более, что к нам уже спешила кормившая меня завтраком горничная с гобеленом. Я вырвал у нее из рук полотно, расстелил его на дне телеги рядом с Гутмахером. По моей команде мы с крестьянами переложили ученого на материю.