Час двуликого, стр. 94
Полежал Федякин, дождался, пока отпустило. Через силу встал и, не смыв дневную пыль, не поужинав, поплелся на свой утес. Забрался туда уже перед самым заходом. Девчушка сидела на своем месте. Диковато покосилась, отвернулась. И тут заметил Федякин, что сидит она на его телогрейке: оставил он одежку прошлый раз на утесе, не стал брать с собой. Переждал Федякин это открытие, справляясь с волнением. И вдруг ему нестерпимо захотелось, чтобы перебралась к нему и села рядом дикарка, — навалилась такая блажь и не отпускала.
Привык Федякин за многотрудную жизнь к истине: в любом деле нужна своя стратегия и тактика. Нужна была своя стратегия, неведомая пока ему, и в этом трудном случае. Нахохлился полковник в своей остроплечей бурке и крепко задумался. Наконец придумал. Затолкал руку в карман, вытащил холодный слиток монеты. Покосился на малышку. Сжалась та комочком, прижав колени к подбородку, смотрела вниз, на аул, затянутый уже синеватыми сумерками. Федякин бросил монету на камень рядом с собой — поплыл над утесом серебряный звон. Оглянулся. Дикарка смотрела на него. Федякин сел поудобнее, повертел монету в руках, припоминая старый фокус. Вспомнил в деталях, взял монету в правую руку, оттопырил локоть, стал втирать в него серебряный кругляш (тот успел уже скользнуть за шиворот, опущенный туда левой рукой).
Дунул, плюнул, пошептал, отнял руку. Монета исчезла.
— Осто-о-оперла... — донеслось от малышки. Федякин покосился туда. Дикарка, привстав на колени, разинула рот, озадачилась. Федякин подмигнул ей, развел руками — нет ничего!
Девчонка поелозила па телогрейке и как копьецо метнула — вытянула руку, потрясла свой рукав, заставляя Федякина сделать так же. Федякин хмыкнул, потряс опущенным рукавом — тю-тю!
Девчушка взвизгнула, затараторила что-то. Понял Федякин — повтори, мол! Вынул другую монетку, «затер» в локоть, достал третью и ее отправил неприметно за шиворот. Дикарка корчилась от любопытства. Наконец не выдержала. Услышал Федякин топоток босых ног, покосился — девчонка стояла рядом. Боясь спугнуть, он еще раз потряс рукавом: ну-ка, найди! Прянула к нему малышка, уцепила за рукав и — раз! Точно ящерка, скользнула по руке Федякина: влезла в рукав своею ручонкою — и ну стараться дитя, — высунув язык, шарила в рукаве пальцами. Передернулся Федякин, захохотал во все горло: щекотно! Отпрыгнула дикарка, уставилась на полковника. Поняла, в чем дело, залилась колокольчиком, передразнила Федякина. Зашло в нежном томлении сердце полковника, перехватило дух. Посмеялись вместе.
Поманил Федякин пальцем, вынул еще одну монету и медленно повторил фокус. Уловила девчушка самую суть, взвизгнула, залезла ему за шиворот, извлекла оттуда горсть монет. Бросила на землю, залопотала.
Федякин слушал, кивал головой — таял ледяной ком в груди. Взял монету с камня, протянул дикарке. А когда сделал, опомнился, похолодел — ощерилась дикарка, замотала головой, отбежала. Пошла на свое место. Пнула его телогрейку и уселась рядом на голый камень.
Ругал себя Федякин последними словами — сам все испортил.
Ночью не спалось: переживал оплошность. К полуночи поймал себя полковник на том, что ждет не дождется повторения вчерашнего, чтобы опять притерся к нему приблудный детеныш и засветились в восхитительной близости настежь, бесхитростно распахнутые глаза.
19
Ахмедхан не скупился тратить хозяйские деньги и золото, щедро пускал их в оборот. Покрывал до ста миль за два-три дня.
Домой возвращались почти всегда к ночи: роняющий пену, измотанный дорогой и грузной тушей седока жеребец Шайтан и Ахмедхан на нем.
Митцинский сам отодвигал засовы, вводил жеребца во двор. Ахмедхан соскальзывал с седла, волоча ноги, шел мыться. Вымывшись, перебарывая тяжесть усталости, сонно моргал тяжелыми веками, жевал баранину, отчитывался хозяину. В отцовский дом не шел: Фариза по-прежнему отчужденно, ненавистно молчала, и мюрид решил наказать ее отсутствием.
Дело ширилось, занималось пожаром, перемахивая через границы области, обрастая хабаром. Говорили разное, никто толком не знал, зачем щедро оседают деньги в карманах горцев, им только говорили: будьте готовы в нужный день быть в нужном месте и кричать то, что скажут. Щедрость подачек, как правило, перевешивала столь невинное обязательство.
В Чечню стали стекаться людские ручейки. Шли тайными тропами из Осетии, Кабарды, отдаленных селений Чечни, прятали под одеждой оружие.
20
Евграф Степанович!
Если вы помните, при нашей первой встрече я упомянул о своем брате Омаре, который эмигрировал в Турцию.
Недавно я получил от него письмо, в котором он умоляет меня похлопотать о его возвращении — терзается тоской по Родине.
Ностальгия — страшная болезнь. Родственные чувства к брату-эмигранту и твердые намерения соблюдать свои обязательства перед Советской властью — эти два взаимоисключающих чувства изрядно потрепали мои нервы.
В конце концов, проанализировав ситуацию, я решился на это письмо к вам, где прошу вашего ходатайства о визе для возвращения брата. Я тщательно взвесил все «за» и «против» и выношу плод моих раздумий на ваш суд.
Против:
1. Брат в свое время совершил хадж в Мекку (он — Омар-хаджи) и, естественно, подвержен идеям панисламизма. Возвращение Омара может в какой-то мере оживить деятельность реакционного духовенства Чечне.
2. Прибытие Омара в Хистир-Юрт может существенно активизировать формального главу меджлиса муллу Магомеда и его окружение (окружение — в большей степени, т. к. здоровье и ясность мысли самого муллы значительно ухудшились). Муллу и его окружение мне пока удается нейтрализовать своею властью и бесконечными призывами к терпению.
За:
1. Омар настрадался в эмиграции, подавлен долгими годами скитаний на чужбине. Судя по тону письма и общему настрою Омара, он многое переосмыслил за это время, его бурнус идей панисламизма заметно вытерся и обветшал, а посему для меня не составит большого труда окончательно избавить брата от остатков этого бурнуса, тем более что сама жизнь обновленного горца заставит Омара глянуть по-иному на реальные факты советского бытия.
2. Я старше Омара и, не сочтите за нескромность, образованней его. Все это даст мне возможность влиять на него. Я почти уверен, что постепенно сумею приобщить брата к своему просоветскому убеждению и сделать своим союзником.
3. Имея в конечном счете идейного союзника в лице Омара-хаджи, я получу возможность бескровно и окончательно нейтрализовать меджлис, деятельность низового реакционного духовенства, а значит, и религиозное крестьянство, процент которого еще весьма высок в горах.
Адрес Омара в Стамбуле: 246, Хайяма, 136.
С глубочайшим уважением ваш
P. S. Быков! Ты забыл меня! Нехорошо. Совработники — тоже люди. Не пристало нам чураться маленьких людских слабостей, кои перчат изрядно нашу пресную жизнь. Приезжай в гости, прихвати с собой друзей, окунемся в пиршество общения, предадимся «свинской» охоте — в горах развелось много секачей.
Обнимаю, жду.
Быков долго сидел над посланием Митцинского, положив на стол маленькие, в синих венах кулачки. Надвигалось неведомое, грозное. Чечня разбухала вооруженными людьми, как горная река после ливня. Митцинский просил о визе для брата и звал в гости, зачем-то лгал о своем старшинстве, хотя Омар был старше.
Все здесь виделось Быкову взаимосвязанным, оставалось дело за «малым» — уловить эту взаимосвязь. От немого — ни слуху ни духу.
Быков беспокойно заворочался. Крепко потер ладонями лицо, разгоняя сонную одурь. Придвинул лист бумаги, стал составлять письмо крайуполномоченному ГПУ Андрееву.
Товарищ Андреев!
Я уже докладывал вам о просачивании в Чечню вооруженных групп со стороны Дагестана и Осетии. Их количество растет. Истинные цели прибытия отрядов установить пока не удалось, это не мюриды и не охранные сотни Митцинского. Ходят самые различные слухи. Наши источники тоже не сообщают ничего вразумительного.
На основании полнейшей неопределенности я вынужден предположить самое худшее: Митцинский начал концентрацию сил для восстания, привлекая для этого обманутое муллами крестьянство со стороны. Косвенное подтверждение тому — Митцинский запросил у меня визу для въезда из Турции эмигранта брата Омара.
Если шейх принял решение о восстании, то приезд брата, наделенного полномочиями и инструкциями туркправительства и к-р константинопольского центра, будет ему необходим для координации и поддержки. В том же письме, где Митцинский просит визу, он зовет меня в Хистир-Юрт на охоту. Это приглашение может быть попыткой прощупать в личном контакте настроение и намерения начальника ЧК перед началом восстания.
На основании этих фактов я принимаю решение: начать подготовку к изъятию Митцинского. Не может быть и речи, чтобы эту акцию проводить в самом Хистир-Юрте: в ауле и его окрестностях сконцентрировано не менее пяти тысяч вооруженных мюридов шейха.
Дорога и все подступы к Хистир-Юрту, по нашим данным, находятся сейчас под тщательным контролем шариатских полков Митцинского. Поэтому саму операцию изъятия предстоит провести в городе, предварительно заманив туда Митцинского. Это надо делать с подключением воинского гарнизона и войск ЧОНа и Красной Армии. Мне понадобятся полномочия для объединения наших усилий.
Сразу же после ареста Митцинского я потребую от него послания к мюридам и шариатским полкам с приказом соблюдать спокойствие и нейтралитет, поскольку от этого зависит жизнь самого шейха.
Необходим параллельный арест его брата Омара. В разработке операции по изъятию Митцинского я учел это обстоятельство.
Подробный план операции и это письмо посылаю с нарочным.
Товарищ Андреев!
Мне и предревкома Вадуеву было дано принципиальное согласие на выделение трактора ростовским оргбюро после представления нами проекта хистир-юртовской крестьянской коммуны. К сожалению, конкретных действий со стороны Ростова пока нет.
Организация коммуны имеет политическую окраску тем более, что в Хистир-Юрте сыном предкоммуны организована комсомольская ячейка.
Именно поэтому я прошу вас ускорить разрешение вопроса с выделением нам «фордзона» под мою личную ответственность с последующей передачей трактора председателю сельсовета Гелани и крестьянину Абу Ушахову.