Девушка из дома на набережной, стр. 61

– Не надо! – решительно сказал Августо. Не хватало только, чтобы он ударил кулаком по столу, и тогда Лара послушалась бы его, как слушается маленькая девочка, провинившаяся перед отцом. Но его твердое «Не надо!» не остановило Лару. Она слышала подобные фразы уже много раз в жизни и восприняла это как признак застенчивости или страха.

– Послушай, Августо… – Лара попыталась немного изменить интонацию, но голос не особенно подчинялся, оставаясь непривычно мягким и выпрашивающим, а не требовательным. – Я, может быть, неубедительно говорю, но ты очень талантлив, поверь мне. И твой талант от Бога, в которого ты хочешь чтобы я поверила.

– Нет. – Августо покачал головой. – Я хочу, чтобы ты поверила в себя, потому что Бог не только над тобой, а в первую очередь внутри тебя.

– Хорошо, но не об этом сейчас. Если ты веришь, что Бог внутри, значит, ты веришь в себя? – Августо утвердительно кивнул. Лара продолжала: – Ты же талантливый… Но кто об этом знает? Соседи? Твоя мать? – Лара почувствовала, как в голосе появляются нужные нотки возмущения. – Разве этого достаточно?

– Для меня – да, – без раздумий ответил Августо.

– То есть как? – не поняла Лара. В ней проснулся нормальный напор продюсера, который, несмотря ни на что, желает, чтобы артист согласился, поверил в себя и, самое главное, заключил контракт. – В чём ты сомневаешься?

– Лара, – спокойно ответил Августо, уверенный в каждом произнесённом слове. – Посмотри на меня: я попал в аварию два года назад. Теперь парализован на всю жизнь. Невеста меня бросила. Остались только мать и сестра. Я стану знаменитым, как ты говоришь, нужно будет ездить по гастролям, в другие страны. Как я оставлю их здесь одних?

– Ты об этом беспокоишься? – засмеялась Лара. – Да я тебе такой контракт сделаю, что любой заказчик должен будет оплачивать все перелёты тебе и твоей семье, любые их капризы. Проблема только в этом?

– Лара… – Августо улыбнулся. – Я знаю, что ты найдёшь ответ на любое мое «но». Но сможешь ли ты найти ответ на моё «просто не хочу»?

– Почему? – тихо произнесла Лара.

– Не знаю. – Августо пожал плечами.

– А деньги? Сколько ты здесь зарабатываешь?

– Здесь? – Он усмехнулся. – Ничего. Я играю бесплатно.

– Бесплатно? – Лара не могла поверить в то, что услышала. «Разве в наш век ещё возможно, чтоб выступали бесплатно?»

– Да. Хозяин обычно угощает меня и маму вечером хорошим ужином с бутылкой вина. Иногда посетители что-то дают. Немного. Один раз кто-то дал пятьдесят евро. Но для меня не это главное.

– А что?

Августо задумался.

– Я свободен.

– Знак вопроса, – сказала Лара.

– Как художник я свободен. Ничто не довлеет надо мной. Никто не говорит, что я должен играть, как и где. А для меня это главное.

– Но ведь всё это можно обговорить в контракте.

– Контракт – это уже несвобода. Я подпишу его – а что, если захочу что-то изменить?

– И изменим.

– Нет, Лара. Свободным можно быть только так.

– Но ведь таким образом ты мог бы помочь своей семье. Ты сможешь изменить свою жизнь. Увидишь другие страны, других людей. Найдешь новую любовь.

– Ты знаешь, если всё это должно прийти, оно придет. Лара, я вижу, что ты сама всё это понимаешь, но почему-то пытаешься надавить на меня. Я не понимаю – почему.

– Потому что я считаю, что твой талант пропадает зря. Я хочу, чтобы тебя услышал весь мир.

– Ты же меня слышишь?

– Да, – спокойно ответила Лара.

– Это уже целый мир, – продолжал Августо, накрыв ладонью руку Лары. – Мне не нужны фальшивые восхваления, мне не нужны деньги, которые не сделают меня счастливым, яхты, дома, машины – ничего этого не нужно. Я не сделаюсь счастливее или талантливее, если увижу в журнале свою фотографию. Мне не хочется рассказывать журналистам о своей жизни, не хочу, чтобы кто-то рылся в моём прошлом. Ты понимаешь, в моей жизни все так, как должно быть. И я хочу, чтобы она продолжалась, подчиняясь уготованной мне судьбе, а не точно просчитанной пиар-кампании, штату стилистов и продюсеров. Я калека, но Бог дал мне ещё один шанс. Можно сказать, что это он главный продюсер в моей жизни.

– Ты думаешь, Бог огорчится, если ты используешь свой шанс по максимуму? Кто тебе сказал, что тебе нет места в нормальной жизни?

Августо взглянул на Лару и молча закрыл глаза.

– Прости, – сказала она. – Я имела в виду, что ты, несмотря ни на что, можешь заявить всему миру о себе. Это никто не осудит – наоборот.

– Все будут жалеть меня.

– Будут восхищаться. Сколько художников, музыкантов, писателей были неизлечимо больны. Но они не останавливались, творили.

– То же делаю и я. Лара, ты хочешь, чтобы обо мне стало известно всему миру, а я не хочу. Не потому что стесняюсь или не хочу, чтобы моя мать перестала работать уборщицей, а сестра – учителем за гроши. Я просто не хочу. Известность не для всех. Я перестану быть самим собой. Все эти ненужные штампованные слова и навязанное поведение, они изменят мою индивидуальность. Это губит талант, губит простого человека. Не удивлюсь, что даже мой недуг можно использовать в качестве рекламы. Представляешь, что через год-два появятся парализованные художники, глухонемые писатели, слепые музыканты. По-настоящему великих немного, их недуг не замечают. А что до остальных – они молчат. И правильно делают. Пусть лучше белозубые, однотипные, похожие на манекенов люди мелькают на страницах журналов и экранах телевизоров, не стесняясь рассказывать всему миру о своих любовных победах и поражениях, пусть они будут знамениты величиной своих бюстов, количеством силикона, увеличивающимся или уменьшающимся в зависимости от веяний моды, пусть цена их успеха и таланта определяется ценой фотографий их новорождённых детей, которые они продают журналам, пусть их разводы становятся притчей во языцех, пусть они выбирают, с кем спать и с кем жить, в соответствии с рекомендацией опытных имиджмейкеров… – Августо выдохнул. Он говорил очень быстро и эмоционально. – Я этого не хочу. Я хочу заниматься только своим любимым делом. Больше мне ничего не нужно.

Лара была поражена его монологом. Как этот мальчик в двадцать один год понял то, что она пыталась скрывать от себя столько лет? Как он догадался, что всё это не главное? И говорил, не сомневаясь, как она, а уверенно заявляя это как истину, которой не может быть опровержения.

Лара ничего не сказала – спросила лишь, нужно ли ему помочь добраться до дома. Но Августо отказался, сказав, что справится сам.

– До свидания! – добавил он.

– До встречи, – ответила Лара и поцеловала его в щеку.

– Что ты собираешься делать? – спросил Августо, когда Лара уже выходила из дверей траттории.

Лара задумалась, посмотрела на него и ответила:

– То, что хотела делать всегда.

Вернувшись домой, Лара взяла стопку листов бумаги. Пересмотрев свои черновики и дневниковые записи, она начала писать сценарий к фильму – не первый в своей жизни. Но на этот раз она была уверена, что закончит и снимет по нему собственный фильм.

Глава 8

Два месяца Лара работала над сценарием «Мои московские ночи». Писала она их старым сценарным методом. Никаких «экстерьеров» и «интерьеров», никакой американской записи, строгой выверки положения диалогов и ремарок на странице, никаких шаблонных правил: первое поворотное событие на двадцать пятой странице, а второе – на семьдесят пятой. Не без удовольствия она перечитала одну из любимых книг по сценарному мастерству Линды Сегер, но и ту отложила, словно не хотелось никого слушать – а писать только так, как велит душа. Чтобы было ощущение взмаха крыльями и полёта. Поэтому в тексте всё было несколько сумбурно, больше зарисовками, но именно так, как учили когда-то в старых сценарных мастерских, когда Голливуд не был примером, когда не было продюсеров, а вместо них существовали инстанции советского кинематографа.

Лара и сама не знала, почему избрала именно этот более трудный приём. Может быть, потому, что знала, что не видно готовой формы сценария, а может, потому, что так будет проще писать режиссёрский сценарий. А может быть, просто потому, что хотелось писать. Она прикрывала веки и видела огни Москвы, яркие горящие фейерверки, которые в любое время года можно было наблюдать из её окна на Серафимовича, несущиеся вдоль набережной машины. Она видела облетевшие осенние листья на Манежной площади. Она видела торопящихся прохожих на Тверской, яркий свет в окнах ресторанов и кафе.