Девушка из дома на набережной, стр. 44

Лара прошла к себе в кабинет, бросила шубу на диван, сняла сапоги, надела туфли и села за стол. Обхватила голову руками: за что же приняться в первую очередь? Достала мобильный телефон и набрала номер Дины. Та не брала трубку, всё время включался автоответчик. Наконец послышался голос Дины:

– Да, Лара, я тебя слушаю.

– Нет, это я тебя слушаю, Дина. Что ты устроила у меня в офисе? У тебя какие-то претензии ко мне?

– Видимо, это ты чем-то недовольна, раз плетешь интриги за моей спиной…

– Я ничего не делала. Не понимаю, о чём ты говоришь.

– Да пошла ты… Всё ты знаешь. Значит, ты считаешь, что если я вылечу в трубу, то легко сможешь распоряжаться всем, что я делаю? Знаешь, у меня тоже гордость есть. И я не позволю ни тебе, ни твоим друзьям-олигархам унижать меня.

– Кто тебя унижал? Я ничего не понимаю.

– Не притворяйся. Ты думала, что я ничего не узнаю? Да пошла ты к чёртовой матери! – Дина бросила трубку.

Шокированная услышанным, Лара не шевелясь просидела в кресле около получаса. Что произошло, она так и не поняла. Решила попытаться встретиться с Диной где-нибудь в городе и всё обсудить. Послала ей е-майл с просьбой о встрече и желанием разобраться в сложившейся ситуации.

В ответ тут же получила ссылку на другой е-майл – от того спонсора, которого Лара нашла для Дины: «Фильм, по предварительным расчётам, убыточный. Расход уже превышен. Просим приостановить финансирование».

Желая выяснить причину такого решения, Лара набрала номер телефона своего знакомого. Ей ответила секретарь, сообщив о том, что директор уехал в командировку, а она ни о каких распоряжениях не знает.

Глава 22

Стас лежал в постели в номере гостиницы «Swiss Hotel», курил сигарету и смотрел телевизор, иногда поглядывая в окно. В дверь постучали.

– Войдите!

Вошёл Лёва. На нём было пальто светло-жёлтого цвета, плотно облегающее его объёмную фигуру, шерстяные клетчатые брюки. Шея была обмотана толстым вязаным разноцветным шарфом, на ногах – оригинальные зимние туфли из тёмно-зелёной и коричневой кожи.

– Привет, Лёва! Какие новости?

– Ну, режиссёра мы перекупили, – сказал Лёва и пожал руку Стасу. – Дина понятия не имеет, почему вдруг Лара попросила приостановить съёмки её фильма и забрала все деньги. Она очень зла.

Стас рассмеялся, но не совсем натурально.

Лёва присел в кресло возле окна и снял перчатки. Подул на руки.

– Что, замёрз, Лёвушка? Неужто ты пешком?

– Простоял сегодня почти два часа на Арбате.

– А где ты стоял? В очереди за колбасой, что ли? – продолжал смеяться Стас.

– Всё тебе смешно, Стас. Лучше бы угостил виски – видишь, как я весь продрог?

– Вижу. – Стас встал, взял чистый стакан со столика, налил Лёве виски. – Закурить хочешь?

– Чуть позже, у меня язык еле ворочается, совсем замёрз.

– Так что ты там делал?

– Поджидал одну куколку, но так и не дождался.

– А кто такая?

– Одна девочка, учится в Щукинском, увидёл её у Лары.

– И что, влюбился?

– Ты же знаешь, я люблю молодых девочек.

– А что же ты у неё телефон не взял?

– Дал свой, а потом понял, что дурак. Такую надо брать сразу же, а то из стада быстро уведут. Так что буду осаждать «Щуку», пока её не встречу.

– Ты не меняешься, Лёва, – рассмеялся Стас. – Как помню тебя тридцатилетним ловеласом, таким ты и остался.

– И буду продолжать. У тебя есть что-нибудь позавтракать? Я голодный.

– Загляни в бар.

Лёва встал и открыл дверцу бара.

– Ильин, ты издеваешься? У тебя тут только крекеры и презервативы.

– Правда? – Стас приподнялся, увидел, как Лёва вертит в руках коробку с презервативами.

– Это мерзко. Зачем класть в бар упаковку с презервативами? Первый раз останавливаюсь в отеле, где мне предлагают такое.

– Забота о клиенте.

– Дурной вкус. Если уж я приведу сюда тёлку, то, наверное, подумаю заранее обо всём, что мне нужно.

Стас встал, надел пиджак, ботинки.

– Пойдём в лобби, там есть еда получше.

Они вышли из номера Стаса, спустились на лифте в лобби-бар. Сели за столик возле окна. Девушка-официантка поинтересовалась, что бы они хотели выпить.

– Кофе с коньяком, пожалуйста, – сказал Лёва. – И принесите сразу разные закуски.

– Что-то конкретное пожелаете?

– Блины с икрой, ну всякие там пирожные… Вы же видите, я замёрз, наверное, потерял кучу своего полезного жира. – Лёва погладил себя по животу. Девушка улыбнулась заученной улыбкой.

– Хорошо. А вам что?

– А мне просто чёрный кофе и пару тостов с джемом.

Девушка удалилась.

– Ничего цыпочка. – Лева посмотрел вслед девушке. – Но я сейчас только о той думаю. Такая девочка, ты бы увидел – тоже влюбился.

– Ладно, Лёва, хватит. Тебя послушать, ты только и жирел бы да занимался своими амурными делами, точно котяра. Тебе ещё не хватает блюдца со сливками.

– Ой, как хорошо, что напомнил. Девушка, – обратился Лёва к проходящей мимо официантке: – И больше сливок мне в кофе, да пожирнее. Стас, у меня жизнь одна, я хочу ей наслаждаться, а вредно это или полезно, мне плевать.

– Хорошо, наслаждайся. Как Аристовский? Он всё подготовил?

– Да, осталось только дело за тобой. Как только Лара согласится выступить поручителем по твоему кредиту, мы сразу же пустим дело в ход.

– А про меня она узнает?

– Если не дура, догадается, что всё было фиктивно. – Лёва достал сложенные документы. – На, подпиши.

Стас пролистал документы, подписал их.

– Когда ты всё успеваешь? Мы с тобой тут сидим кофе пьём, а контракт уже заверен нотариусом.

Лёва расплылся в улыбке.

– Ты же знаешь, что моя безграничная любовь к женщинам мне жить и строить помогает. Связи всегда нужны. – Продолжая улыбаться, Лёва посмотрел в окно на серое небо: – Ах, ностальгия берёт. Когда мне было двадцать, я никогда не выходил из дома без трёх вещей.

– Чего же?

– Плитки хорошего шоколада, маленького флакончика французских духов и бутылки коньяка.

– А сейчас чем ты пробиваешь себе дорогу? – рассмеялся Стас.

– Сейчас уже почти всё схвачено. Те, кто в пору моей молодости были рядовыми секретаршами или администраторами, уже руководители. И они помнят меня, родного и любимого. Ты знаешь, был у меня один роман с такой тёткой – ей почти пятьдесят было, а мне всего двадцать два, представляешь?

– Представляю. Короче, кот масленый, ближе к делу. Что дальше с Ларой? Это серьёзно то, что ты тогда мне сказал?

Лёва улыбнулся, подумав, а что это так Ильин разнервничался. Ему нравилось играть на чувствах приятеля, поэтому вместо прямого ответа он продолжал:

– Никогда ты не даёшь мне погрузиться в моё прошлое, ведь оно было таким приторно-сладким. Меня любили все девушки Москвы и Московской области, а также ближайших дружественных нам республик. Я целовал их, любил их. И они любили за что? За красивые слова и шоколадку. А сейчас? Что творится сейчас с девушками – к ним без машины не подходи, без приглашения на ужин в «Пушкине» они с тобой даже не захотят встречаться. Нет чтобы посидеть в парке на лавочке и почитать тихонько стихи «Я вас любил…». Ах, весна моей жизни, как же всё было волшебно.

– Что ты ноешь, как будто ты бедный? Ты что, лишён сейчас женского внимания?

– Я лишён веры в искреннее женское внимание. Понимаешь, оно разбилось вдребезги о суровую реальность. Мне так трудно жить в этом жестоком мире материализма.

Стас захохотал.

– Что ты смеёшься? Я тебе говорю правду! – возмутился Лёва, сам веря в то, что говорит правду. Хотя на самом-то деле жаловаться ему было действительно не на что. И всё, что он говорил, было как репетиция роли состарившегося актёра, который всё ещё пытается сыграть в амплуа первого любовника.

– Да-да. А деньги ты хочешь получить просто так, чтоб отправить их на благотворительность.

– Конечно, я помогаю нуждающимся. Ты не представляешь, сколько расходов с каждой девушкой. Ведь каждую нужно вывести в свет, каждой нужно помочь, одеть её, обуть, посадить на колёса, кого-то ещё и жилплощадью обеспечить. Хотя последнее я делаю редко – только по большой любви. И ты понимаешь… – Лёва медленно разрезал блин, положил на него большую горку красной и чёрной икры и, отправив всё это в рот, медленно, смакуя, стал жевать. Потом он решил, что икру нужно непременно запивать шампанским, и попросил принести ему бокал. Наконец вспомнил, о чём говорил, и продолжил: – Самое-то обидное, что никакой после этого благодарности. Уходят, бросают.