Мертвый час, стр. 68

На мое счастье, Четыркин был глуп. Не стал опрашивать дворников, просто поднялся следом и прочел на латунной табличке, что в квартире проживает студент-медик Борис Фаворский.

Князь Тарусов вздрогнул. Какое совпадение! Лиза носит ту же фамилию, и у нее тоже брат студент-медик. Чего только в жизни не бывает!

– Кстати, его сестра Лиза, ставшая теперь графиней Волобуевой, служит у Дмитрия Даниловича стенографисткой.

Тарусов покраснел. Все уставились на него, а он не знал, что сказать. Ему казалось, что все, включая Сашеньку, уже знают про его отношения с Лизой.

– Дорогой, ты нанял на службу графиню Волобуеву? – уточнила Сашенька.

– Видимо, да. Но этого знать не знал, она представилась Фаворской. И даже не упоминала, что знает кого-то из Волобуевых, – пролепетал Дмитрий Данилович.

– Надо немедленно ее уволить. Мошенница и обманщица.

– Конечно-конечно.

Тарусов боялся выдать себя, поэтому возражать не пытался. Но сердце его разорвалось на части. Выгнать? Он ведь любит ее! А она… Неужели обманула? Зачем?

Нина продолжала:

– С того дня я больше не искала зарубок на лестнице, Николя просто повезло, что в воскресенье мы шли там и Жако заметил свежую отметину. Я пошла в Верхний парк и увидела на скамеечке Николя, в руках он держал букет роз. Зачем явился? Уговорить не открывать на суде правду. В тот миг я не знала, что они с Лизой уже обвенчались, а он самозабвенно врет: мол, его любовь к Лизе прошла, что была она мимолетной, словно насморк, а чувство ко мне – смертельная болезнь, которая не отпустит его никогда. Он на коленях умолял простить и не выдавать. Иначе жизнь его пойдет под откос – раз отец не простил Урушадзе, не простит и Николя.

– И ты ему поверила? – удивилась Сашенька.

– Я… Не знаю. Я люблю его. Любила… Очень хотелось поверить. А потом… Я боялась, что и меня привлекут к ответственности. Потому подсунула сверток, который Николя украл, в портфель Четыркина. После моей поездки в Питер Глеб Тимофеевич стал меня шантажировать, требовал вступить с ним в связь…

– Какой негодяй, – воскликнул Крутилин.

– Я призналась ему, что невинна, – у Нины потекли слезы. – А он в ответ: «Еще и лучше!» Ни матери, ни Макриды дома не было. В последний момент сообразила сослаться на регулы. Четыркин усмехнулся: «Ничего! Год ждал, недельку как-нибудь потерплю!»

Глава двадцать первая

Крутилин несколько раз порывался встать и распрощаться, но любопытная Сашенька удерживала его вопросами. Ей было интересно все: и как задержали Волобуева, и как удалось отыскать князя Урушадзе, и что рассказала с его слов Ася.

Когда сыщик упомянул про побочное действие дигиталина, Сашенька сразу припомнила, что недавно слышала про зеленое небо. Но где? Как назло, ее дневник в Петербурге, в квартире на Сергеевской. Решив, что княгиня отвлеклась, Иван Дмитриевич схватился за трость и приподнялся со стула:

– Что ж, мне пора. Спасибо за прекрасный обед.

– Постойте! Вспомнила, – закричала Сашенька. – Про зеленое небо слышала на дымучке [144]. Один препротивный брюнет рассказывал. Мол, в прошлом году его попутчик жаловался жене, что предметы поменяли цвета. А потом поскользнулся, упал за борт и утонул…

– Вероятно, этот несчастный тоже принимал дигиталин, – с грустью предположил Тарусов.

– Женой этого утопленника была Красовская! Они возвращались с Асиной свадьбы!

– Да ты шо! – Крутилин от волнения снова уселся на стул. – Теперь понятно, почему Красовская, услышав от Аси про зеленое небо, так разволновалась.

– Она поняла, что ее мужа отравили, – воскликнула княгиня.

– Верно, – согласился сыщик. – Завтра же дам Прыжову урок [145] сделать эксгумацию этого Красовского.

– Мызникова, – поправила Сашенька. – Красовская – сценический псевдоним.

– Да, верно, я и позабыл…

– Эксгумация ничего не даст, – покачал головой Тарусов. – Я внимательно слежу за достижениями современной химии и, увы, знаю, что наука по-прежнему неспособна отыскать следы дигиталина в человеческих тканях и костях. А провести исследования по методу Тардье не получится: за год желудок покойного вместе с содержимым разложился.

– Жаль! Убийство Мызникова все объясняет, – сокрушенно произнес Крутилин.

– Что, например? – спросил князь.

– Думаю, дело было так: увидев Красовскую на свадьбе, Волобуев понял, что по-прежнему ее любит. Но актриса хранила верность супругу (все свидетели это подчеркивают). Из ревности Волобуев подсыпал Мызникову в водку, или что они там пили, дигиталин. Тот погиб. Проходит год. У Красовской с Волобуевым в самом разгаре роман, и вдруг она узнает, что ее муж был отравлен. Актриса требует от графа объяснений, а тот, боясь разоблачения, ее убивает. Четыркин, их старый знакомец, знал про их связь. И когда нашли труп актрисы, Волобуев испугался, что приятель придет к тем же выводам, что и мы с вами…

– Насчет меня – торопитесь, Иван Дмитриевич. Я с вами категорически не согласен, – перебил начальника сыскной полиции адвокат. – Уж извините, но ваша версия противоречит фактам: Красовская написала в письме, что смертельная опасность грозит и ей, и Волобуеву. Значит, подозревала не графа, а кого-то другого.

– Готов спорить, Дмитрий Данилович. А что бы вы написали Волобуеву на месте Красовской? «Я знаю, вы убили моего мужа!» Нет, она решила заманить графа в ловушку, предъявить свое доказательство – жаль, что листок этот исчез, – и получить признание.

– Отпустить служанку и пригласить в дом убийцу? Это же верная погибель.

– У них был роман. Ей и в голову не пришло, что граф ее убьет.

– Я знаю, кто отравил Мызникова, – заявила вдруг Сашенька.

Оба спорщика с изумлением на нее уставились.

– Графиня Волобуева. Это она подсыпала Мызникову дигиталин, – уверенно произнесла княгиня.

– Зачем? – спросили хором Крутилин и Тарусов.

– Месть за Мишу. Мария Дмитриевна считает, что лошадь ее сына понесла из-за шампанского, которым Мызников ее напоил. Сама мне об этом сказала.

– Ладно, допустим, – обдумав неожиданную версию, произнес князь. – Но убить Красовскую графиня не могла – находилась в ту ночь в Ораниенбауме.

– А вот Екатерину Захаровну убил ее муж. Красовская предъявила ему свое доказательство – например, какое-то письмо от Марии Дмитриевны с проклятиями Мызникову – и Волобуеву пришлось любовницу пристрелить. Не мог он допустить, что мать его детей отправят на каторгу.

– Абсурд, – скривился Тарусов.

– Почему? – дернула от возмущения плечами Сашенька.

– Машенька не способна на убийство.

– Любая мать ради ребенка способна на что угодно. Поверь!

– Мне пора, – Иван Дмитриевич снова встал. – Дмитрий Данилович, может, все-таки вместе поедем?

– Нет, я останусь с семьей, – обнял жену Тарусов. – Отправлюсь завтра первой машиной.

Он хотел хорошенько все обдумать, тщательно взвесить каждую мелочь перед встречей с Лизой. А вдруг она не виновна, вдруг это случайное совпадение?

Однако и следующим днем князь уехал не сразу – когда завтракал, прибыл Петюня с запиской от Марии Дмитриевны. В ней содержалась просьба обязательно ее посетить.

Графиня приняла его в будуаре:

– Митенька! Как хорошо, что откликнулись, – воскликнула она, с трудом привстав. – Знала, что не бросите в беде. У меня новое несчастье. Боюсь, что его мое сердце точно не выдержит. Слышите, как дышу? Обычно подобный свист – когда поднимусь по лестнице. Но сегодня лишь перебралась с кровати на стул.

– Вы приняли лекарство?

– Ну конечно.

– Какое, если не секрет?

– Дигиталин. Если бы не он, меня бы уже не было.

– Говорят, он небезопасен…

Конечно же, Сашенькина версия Тарусова не убедила. Что за ерунда? Однако на всякий случай, раз он сюда попал, решил выяснить, как хранится дигиталин, насколько возможно кому-то из домашних или посторонних им воспользоваться.