Кровь и Пламя (СИ), стр. 51

Ожило Святогорье.

Ясным и грозным светом засветились древней церкви руины.

Вот он предвестник грядущих перемен…

И далеко-далеко, среди грязевых холмов утопающих в болотной жиже, послышалось тонкое испуганное и многоголосое причитание — община шурдов увидела далекий свет на неприступной для них горной вершине. Их исковерканные некромантией разумы поняли — беда, беда к ним идет…

Глава десятая

Мрачное предсказание Рикара вскоре начало сбываться

Второй день мой небольшой отряд следовал за армией Тариса Некроманта. И все чаще мы начали натыкаться на неприятные подарки — мертвые тела шурдов, гоблинов, нежити и животных. А так же россыпи перемолотых в крошево костей — отвратные серо-белые кучи разбросанные там и сям. Странно, что целые трупы чередовались с насухо выхолощенными костями — почему неизвестная нам ужасная тварь не сожрала все подчистую? Ответ на этот вопрос я не находил.

Впрочем, мертвые тела так же не были слишком уж целые — во многих местах вырезаны или вырваны куски мяса, явно кто-то решил наспех перекусить павшими собратьями и, вырвав шмат плоти, жадно сожрал. Вот ублюдки… они стоят своего повелителя…. В последнее время мне было не до сантиментов, но как можно отожрать часть своего павшего друга? Родственника? Что же именно сломал Тарис в головах шурдов, отчего они превратились в холодных ублюдков без малейшего сострадания? Того не знаю, но в одном уверен точно. Этот недуг излечим лишь одним лекарством — смертью. Убить всех ублюдков до одного. Истребить поголовно мелких уродцев. И желательно собственными руками, дабы сполна насладиться ощущением утекающих из хрупких тел последних капель жизни — той, что быстро перетечет в мои вены…

Сладкая мысль заставила мои губы искривиться в усмешке и я невольно убыстрил шаг, двигаясь по следам оставленным шурдами.

Четвертый день пути ничем не отличался от предыдущих. За одним небольшим исключением.

Вчера прибыл ворон от отца Флатиса. Мрачная птица принесла ясную весть — поселение живо, все в порядке. В привязанном к птичьей лапе послании, написанном убористым почерком, говорилось, что все мертвые похоронены, посланные конные дозоры осмотрели ближайшие окрестности Подковы и не обнаружили опасности. В опустошенную недолгим пребыванием Тариса местность начали возвращаться животные. Охотники принесли свежую дичь — оленину, куропаток. А еще, что меня несказанно удивило и обрадовало, отправленная за стену группа людей занялась сбором всего того, что криво лежало, стояло или было врыто. Выбрали участок от стены и до первого поворота ущелья, после чего принялись рубить, корчевать забытые ранее пни, выворачивать засевшие под землей камни. А самое главное — выкопанный дерн и следующих под ним слой почвы не отбрасывали, а оттаскивали к платформе подъемника, поднимали на стену, а там сбрасывали землю во двор, либо же поднимали ее еще выше — на вершину гранитной скалы. Туда же отправляли средней величины камни, не гнушаясь и мелкими обломками. На этом послание заканчивалось, если не брать в расчет уверения что поселение в полном порядке, а так же надежды на наше благополучие и скоро возращение.

Я в долгу не остался — вырвав страницу из своей книги для заметок, набросал ответ, косясь на ворона, что сидел в паре шагов от меня. Не забыл передать привет от всех окруживших меня воинов — до этого я вслух прочел им каждую строчку в послании. Уверил, что на рожон бы бросаться не собираемся и что скоро вернемся. А так же попросил и дальше держать нас в курсе жизни все удаляющегося и удаляющегося поселения. Передав скрученный свиток Рикару, я бережно расправил и вложил полученное письмо в книгу. Тяжело у меня на душе… тяжело… над моей головой захлопала крыльями черная птица, вскинув голову, я проследил за ее полетом — ворон летел по прямой, направляясь к нашему дому. Тяжело у меня на душе, тяжело… я медленно закрыл книгу, зажимая письму промеж страниц. Не знаю почему, но такое чувство, прямо-таки поганое чувство, что я больше не увижу далекое поселение зажатое промеж мощных гранитных скал. Не знаю,… не знаю…

На шестой день вновь прилетели гонцы — сразу двое. Черный и белый. Ворон и крупный голубь. Первым делом я указал на черную птицу — боялся, что сей гонец принес мрачные известия. Сам я птиц не касался — боялся одним прикосновением «выбить» из них всю жизнь. Поэтому письма снимал с птичьих лапок один из воинов.

К счастью я ошибся. Просто письмо было очень уж большим, плюс мешочек с сухими травами и корешками.

Почерк тот же — писала Алларисса. Наверное, под диктовку отца Флатиса и главных людей и гномов в поселении. Я так и видел, как они все собрались за большим столом в нашей зарождающейся библиотеке и, напряженно морща лбы, спорят, о чем надо писать и чем не стоит забивать голову отправившемуся в странствия господину.

Дела дома шли хорошо. Ни слуху, ни духу о шурдах или иных каких тварях. Охотники продолжают приносить дичь — с каждым днем все больше, ибо звери от прихода весны совсем одурели, не боятся ничего и никого. Начала поступать и древесина — уже с десяток прямых бревен легли у скалы во дворе. Мало, но хоть что-то! Сборщики продолжают выгребать ущелье, работая с утра до заката. Приступили к медленному растаскиванию крупного завала устроенного нами во время осады — достали уже три тела темных гоблинов и устроили им погребальный костер.

На вершине Подковы, под надзором главных, началось сооружение из камня границ будущих небольших полей — пшеница, овес, кислевица, а так же отвели место под будущие грядки некоторых трав — лекарственных и тех, что хорошо идут в похлебку. Зерна у нас немного, но границы полей размечают с размахом — на всякий случай. Плодородная почва никогда лишней не бывает, особенно если хранится на «чердаке».

Надо ли продолжать расширять подземное русло? Аль раз осада снята можно работы прекратить? Койн собирается пробивать шахту для придуманного господином лифта и лестниц. А рабочих рук в обрез.

Так же посылаем запас лекарственных трав и кореньев. Помогают при жаре и простуде.

Похмыкав, я вырвал еще одну страницу из книги и написал короткий ответ, практически идентичный предыдущему. Лишь добавил, что работы в подземном русле прекращать нельзя, но можно уменьшить количество работников. Двоих хватит. В день пусть продвигаются хотя бы полшага и уже отлично. Все передать мою благодарность. Мы скоро вернемся, у нас все хорошо, ничего плохого или опасного на пути не встретили.

И вновь две птицы унеслись прочь, унося с собой наши послания.

— Ничего плохого на пути не встретили — пробормотал я, глядя вслед удаляющимся прочь птицам, повторяя некоторые из написанных строк.

— И правильно написали, господин — убежденно прогудел Рикар, поднимая с земли… нечто…

Отряд находился у границы пропитанного кровью пятна. Повсюду угли от сгоревших повозок. Обглоданные лошадиные кости. И кости людские.

Неизвестные нам люди наткнулись прямо на армию шурдов. Их судьба была предрешена. Но их не просто убили и сожрали. О нет. Эти ублюдочные твари вволю над ними поиздевались! Страшно изгалялись! И при этом их явно направляла чья-то еще более извращенная воля!

Чего стоило зрелище мальчика лет семи, освежёванного, сожранного, но продолжающего жить?

Создатель Милостивый…

От него осталась нетронутой голова, сердце и одно легкое. Плюс весь скелет до единой косточки. Частью кости обуглены, частью «свежие», нетронутые. Его пожарили живьем и живьем же сожрали. При этом ребенок оставался в сознании и смотрел на все что с ним вытворяют гогочущие и чавкающие ублюдки людоеды! Шурды! Мрази!

Понятно, что в ребенка влили огромное количество чужой жизненной силы, дабы буквально силой заставить его продолжать жить. Ему оставили легкое для дыхания и криков, во вскрытой шее цела гортань, часть вен и артерий пережата, но обнаженное сердце продолжает судорожно качать кровь, снабжая мозг.

Ребенок увидел издалека наше приближение и жалобно тоненько закричал, покачиваясь от порывов ветра — малыша привязали к воткнутой глубоко в землю оглобле с перекладиной. Почти повесили, разве что горло веревкой не перехватывали, прицепили ее за обнаженные шейные позвонки. Он висел как пугало, что никого не отпугивало — мы опоздали буквально на пару мгновений и сидящий у ребенка на голове ворон выклевал один из его перепуганных глаз. Раздался крик,… троих из воинов скрутило в диком рвотном спазме, Рикар с ревом бешенства мчался вперед, с небес падали черные птицы сраженные стрелами столь же громко и яростно кричащего Литаса, пару птиц сбил Тикса — камнями, обычными камнями, брошенных так сильно, что одну птицу превратило в облачко сломанных перьев и пуха. Стреляли и другие — из арбалетов и луков. Метились по падальщикам. Хорошо, что пернатые посланцы из поселения прибыли позже, иначе такая же судьба постигла бы и их.