Месть Аскольда, стр. 54

Княгини долго не могли найти тему для беседы, а стоило контакту начать налаживаться, как в светлицу внезапно ворвался Ярослав. Лицо его было белым, губы тряслись. Женщины поняли: случилось что-то страшное.

– Татары осадили Чернигов! – хрипло выдавил князь.

Глава 38

Пройдя между истоками рек Сваны и Оки, татарская орда, оставив севернее Кром, двинулась на Севьское. Здесь Субудай разделил свои силы на три группы. Две, в облегченном составе, двинулись: одна – на Глухов, Путивль, Бахмач и Всеволож, чтобы с юга выйти к стенам Чернигова, а другая, переправившись через Сейм выше Новгород-Северска, – на Ропеск. Однако, не доходя города, перешла реку Снов и внезапно появилась перед его стенами с севера. Каково же было разочарование Субудая, когда он увидел закрытые ворота. «Как такое могло случиться?» – мучил его вопрос. Он же приказал по всему пути движения войск никого не оставлять в живых, и на? тебе – кто-то все-таки сумел предупредить!

* * *

Смерд Павша из Сновска еще до рассвета отправился в ближайший лесок напилить дровишек. Привязав лошаденку, пошел валить сухостой. Успел свалить всего пару стволов, как вдруг до него донесся чей-то голос. Павша прислушался. И, о Господи! Говор-то был не русский. Смерд вышел на опушку и опешил: мимо медленно шествовал конный отряд неизвестных всадников. «Да это же татары! – чуть не вырвалось у него. – К Чернигову крадутся!»

Павша попятился, спешно распряг лошаденку и своими, одному ему известными тропами поскакал к городу. В голове билось только одно: предупредить земляков!

Он опередил вражину. Но то, что увидел, его ужаснуло: город пребывал в полном неведении. Павша бросился к вою, расслабленно привалившемуся к воротам.

– Татары! – что есть мочи заорал он.

– Ты че орешь, ирод? – продрал сонные глаза страж. – Пошел прочь, не то… – и он угрожающе вскинул копье.

– А-а! – в отчаянии махнул рукой смерд и осмотрелся.

Улицы были еще пустынны. При виде колокольни Павшу осенило, и через какое-то время над городом загудел тревожный набат. Прибежал священник. Узнав, в чем дело, послал смерда на княжеский двор, а сам принялся звонить еще энергичнее.

Одним из первых у княжеских ворот появился Акила. Вои подвели к нему смерда. Выслушав его, Акила приказал закрыть ворота и поскакал за тысяцким.

Князь с дружиной давно ускакал защищать Киев, а вражина тут как тут! Беда!..

Тысяцкий спал крепко. Еле добудились. Он долго не мог уразуметь, чего от него хотят.

– Татары? Откуда? Что им тут делать? Кто их звал? – лепетал он спросонья.

* * *

В Киеве о событиях в Чернигове ничего пока не знали. Князь Михаил по-прежнему мотался по волости, занимаясь полюдским делом. Обдумывал заодно и предложение Кирилла. Дело было непростым. Михаил знал, что у короля есть дочь, но ведь у него могли быть на нее и другие, более привлекательные виды. А родниться с князем, у которого татары вот-вот отберут последнее, вряд ли кому захочется. «Так что же делать?» – мучительно размышлял князь.

А Аскольд тем временем продолжал разыскивать князя, дабы выяснить у него причину, по которой тот бросил его в темницу. Будучи полностью уверенным, что никаких подлых дел за ним не числится, он с чистой совестью и неослабевающей энергией рыскал по Киеву в поисках встречи с Михаилом. Всеславна отлично понимала мужа и во всех делах была ему верным товарищем.

Киеве меж тем вновь охватила сонная жизнь. Оживление, вызванное появлением князя, угасло. От городских дел его уводили другие заботы. Правда, вяло текущий ремонт стен продолжался, но отсутствие хозяина сказывалось. Нужны были гвозди, скобы, лес, а главное – деньги. Кратковременные наезды князя снимали эти проблемы, но стоило ему удалиться, как появлялись новые, и снова их некому было решать.

Зато своей последней поездкой на полюдье князь Михаил остался чрезвычайно доволен. Хоть и не близко было это место, но результат не мог не радовать: несколько возов медов разных сортов дорогого стоили! Порадовал и дворский, который привел к нему греческого купчину. Столько золота князю и не снилось, но один, особо ценный, браслет он отложил. При виде красивой вещицы улегшаяся было страсть вновь всколыхнулась в сердце князя.

О татарах ничего не было слышно. Пустые, видать, были купцовы вести, пересказанные Акилой. Ни о какой женитьбе сына уже не думалось. Появились мысли о возвращении в Чернигов.

Уставший с дороги князь этим утром наконец-то отлежался. Донесшиеся с кухни запахи приготовляемых кушаний пробудили изрядный аппетит. Обув ноги в теплые растоптанные чувяки, Михаил подошел к окну. На дворе поблескивал выпавший за ночь снег.

– Вот и зима, – произнес он, потягиваясь. Но разве способна она испортить его настроение?

Откушав и несколько небрежно осенив себя крестом, князь хотел уж было идти прочь, как вдруг дверь отворилась и на пороге появился довольно странный человек. Сразу бросилось в глаза, что тот еле держится на ногах.

– Князь, – голос незнакомца был глух, чувствовалось, что ему трудно говорить, – Чернигов пал. Все погибли. – И упал.

В груди князя екнуло. Мелькнула мысль: «Неужели она погибла?» Он схватился за грудь и упал в кресло, своевременно подставленное отроком.

Когда Михаил пришел в себя, гридница была уже полна народу. Сбежались тысяцкий, дворские бояре, дружинники… По той гнетущей тишине, которая царила в помещении, он понял, что весть уже пронеслась по городу.

Отпив несколько глотков поданного лекарем отвара, князь оправил ферязь. Ему стало чуть легче. Он поднялся и подошел к столу.

– Братия и дружина, добрые сыны мои, – сказал он и обвел взглядом присутствующих: у всех сосредоточенные, задумчивые лица. – Грозное время вернулось на Русь. Не до споров и разладов стало. Отбросьте амбиции и черные мысли. Надо крепить оборону. Боюсь, одним нам не выстоять. Надо искать подмогу, пока не поздно, – он замолчал.

Молчали и присутствующие. И это было хуже любого крика. Когда кричат – значит, надеются. Молчат – уже не верят. Набычившись, князь хрипло выдавил:

– Ступайте. Каждый знает, что делать. Тысяцкий, останься.

Когда остались вдвоем, он сказал:

– Ты, брат, тово, вожжи покрепче держи!

Но не зря говорится, что беда одна не приходит. Внезапно поднявшийся на улице гул заставил Михаила подойти к окну. Он увидел ватагу пацанов, которые что-то кричали. Раскрыв окно, услышал: «Послы едут, послы!..»

Это удивило князя. Какие послы? Он никого не ждал.

– Что будем делать? – спросил тысяцкий, держа руку на рукояти меча.

– Послушаем, – хмуро ответил князь.

Принимал он послов в гриднице. Те вошли гордые, кичливые. Особливо выделялся один, более остальных надутый спесью и высокомерием. И именно он, даже не склонив головы, с ноткой презрения во взгляде и голосе что-то сказал. Стоявший рядом с ним толмач перевел:

– Мой повелитель, тысяцкий хана Менгу, сына Великого из Великих ханов Угедея, предлагает тебе сдать город.

Эти надменность и самоуверенность возмутили князя. Он скрипнул зубами:

– Зачем сожгли Чернигов?

Монгол, выслушав толмача, что-то ответил.

– Мой повелитель, тысяцкий Великого хана Менгу Байдера, сказал, что сожжет и Киев, если ты, князь, не сдашь его добром. А тебя с веревкой на шее…

Он не договорил. Загремело кресло, яростно отброшенное князем. Он подскочил к толмачу и схватил его за грудь:

– Предатель!.. Мне, князю, – грозить?! – И, выхватив из-за пояса кинжал, вонзил ему в сердце. Монголы схватились было за сабли, но князь громовым голосом приказал: – Всех!

Команда была принята и понята. Воины порубали ханских послов на месте. Перешагнув через их тела, князь вышел на крыльцо. Толпившийся во дворе народ, догадавшись, что он сделал с послами, поприветствовал его.

– Коня! – приказал Михаил. И помчался к себе в Вышгородок.

За ним последовал и тысяцкий.