Тайна могильного креста, стр. 52
Вскоре ночную мглу разрезал громкий кошачий крик. Ему ответили сверху. Мяуканье снизу повторилось. Створки ворот тонко скрипнули, приоткрывшись. В образовавшуюся щель стали просачиваться вооруженные воины. Одни занимали позицию вдоль стены, другие, с тяжелыми кожаными мешками за спиной, уходили по дороге. Вскоре все снова стихло.
Через некоторое время со стороны лагеря противников послышались приглушенные голоса и шорох. Из темноты, сбившиеся плотной толпой, приближались люди. Их было много. Не дойдя шагов тридцать до крепостных ворот, они остановились. От толпы отделился человек. Подойдя вплотную к воротам, он приставил к ним ухо и прислушался. Изнутри доносилось едва слышное похрапывание – видимо, безответственный страж заснул на посту. Тогда остальные неслышно двинулись к воротам и без лишней суеты принялись за работу. Вот уже размотаны веревки и «кошки» с легким звяканьем зацепились за крепостные стены. В мгновение ока несколько человек оказалось наверху. Раздался приглушенный крик совы, и на стену полезла очередная партия. Другие толпились у ворот, поблескивая оружием. Еще миг – и они ворвутся в сонный город…
И вдруг наверху вспыхнул факел, другой – и вот уже все крепостные стены усыпаны огнями. Послышались вопли татарских воинов, попавших наверху в ловушку. И одновременно сотни огней замелькали в поле, позади отряда, превратившись в сплошную огненную реку. Татары у стены заметались и, поняв, что это западня, решились на отчаянный шаг. Они бросились к веревкам и стали карабкаться наверх в надежде, что сумеют там одолеть врага. Урусы рубили веревки, и нападающие с громкими криками валились на головы сородичей, которые безуспешно пытались открыть ворота. Ужас обуял татар. Побросав оружие, они повернули назад, становясь легкой добычей. Не успела затихнуть эта битва, как ворота распахнулись, выпуская большой конный отряд. Всадники вели на поводу оседланных лошадей. Воины, которые только что рубились с врагом, вскакивали на коней, и отряд понесся вслед убегающим татарам.
Гуюк-хан молча сидел в шатре у очага, глядя, как огонь пожирает сухие ветки. Вокруг стояли несколько воинов. Все ждали, когда прибудет посланец с вестью о взятии города. Тогда хан отправится туда, чтобы продиктовать урусам свою волю. Он не сразу понял, что происходит, когда в шатер ворвался какой-то человек и, забыв всякие приветствия, дико завопил:
– Беги, хан, урусы!
Из глубины лагеря доносились вопли и звон мечей. Шла отчаянная рубка. Птицей взметнувшись в седло, хан поскакал прочь. За ним бросились остальные.
Урусы не стали долго преследовать врага. Вскоре крики за спинами Гуюк-хана и его свиты стихли, и только мерный топот коней тревожил спящие дубравы…
Несмотря на глубокую ночь, город встречал победителей ликующими криками. Но Аскольд не стал задерживаться. Он тихонько выскользнул из бурлящей толпы и направился к княжескому дому. В окнах мелькали огни, но особенно дорого юноше было крайнее окно на втором этаже. Подобрав с земли камешек, Аскольд встал в седле, схватился за край ограды и, подтянувшись на руках, оседлал остроконечные зубья. Умостившись меж них поудобнее, бросил камешек в заветное окно. Оно отворилось.
– Кто там? – испуганно донеслось оттуда.
– Всеславна, любимая, это я!
– Безумный, иди отдыхай! – музыкой прозвучал в ушах Аскольда нежный девичий голос.
– Хорошо, радость моя! Завтра увидимся! – повиснув на руках, юноша оттолкнулся от ограды и ловко вскочил в седло. Всю дорогу домой повторял про себя последние слова Всеславны: «Осторожнее, милый!..»
Утром по городу пронесся радостный слух: татары ушли. Действительно, ночная вылазка козельчан напугала Гуюк-хана. Он ругал себя, что хотел добыть легкую победу, и не стал дожидаться застрявшего где-то Менгу. Собрав сильно поредевший отряд, он решил отойти к своим.
А Менгу был в ярости. Этот презренный шакал Гуюк решил вырвать победу из его рук и преподнести ее Батыю! Именно поэтому он, точно лиса, снялся с места и ушел, не дождавшись его, Менгу! Военачальники отлично понимали своего хана: из-под носа ушла богатая добыча, а главное – награды, которые ждут победителей. А они теперь вынуждены стоять и ждать неизвестно чего у небольшой речушки, среди голых холмов.
– Приведите уруса! – Хан скрипнул зубами.
Воины приволокли пленного – пожилого седого человека. По его загорелому обветренному лицу стекала тонкой струйкой кровь.
– На колени! – рявкнул толмач.
– Спроси его, – приказал хан, – есть ли поблизости другие города, кроме Козельска?
Толмач перевел. Мужик молчал. Тогда стоявший сзади воин коротким отрывистым взмахом плетки хлестнул смерда. Тот вздрогнул всем телом и наклонился еще ниже. На прилипшей к худому телу рубахе показалась кровь.
– Говори, – сквозь зубы прошипел толмач. Воин снова замахнулся.
Мужик дернулся, ожидая удара.
– Есть Чернигов, Киев, – выдавил он скрипучим голосом. – Других не знаю.
Менгу на своих кривых ногах раздраженно расхаживал по шатру. Это большие города, и далеко отсюда. А как хотелось небрежно бросить: «Хан, Киев взят»!.. Ладно, пусть этому шакалу достанется победа, все равно Батый любит его, Менгу! Придется возвращаться с пустыми руками, но делать нечего…
– Будем уходить! – произнес он вслух, ни на кого не глядя.
Но приказ не успели выполнить. В шатер вошел тургауд и доложил, что прибыл посланец Гуюк-хана. Он был с головы до пят забрызган грязью, а косматая овчинная шапка стала похожа на большой урусский каравай.
– Хан, Гуюк просит помощи! Урусы отбили его атаку, он вынужден отступить и ждет твоего прихода.
«Гуюк просит помощи!» У Менгу радостно защемило сердце.
– Урусов много?
– Много, хан!
– Далеко до них?
– Полдня ходу.
– Накормить и наградить посланца, – приказал хан.
Все ждали, что он тотчас даст команду двигаться на урусов, но Менгу не торопился. «Много, хан!» не выходило у него из головы. Может, не ввязываться, уйти? Но повелитель не простит! И он решился.
– Сейчас кормить людей и готовиться к ночному походу!
Приближенные двинулись к выходу. Менгу задержал тысяцкого Байдеру:
– Пошли своих людей окружить город, чтобы ни одна птица не смогла ни влететь, ни вылететь!
Едва забрезжил рассвет, в воротах Козельска показались несколько всадников. Они стремглав поскакали в разные стороны.
Воевода так намаялся за эти сутки, что едва держался на ногах. Однако он решил дождаться их возвращения и примостился на ступеньках внутренней стены. Сеча не услышал, когда посланцы вернулись, – согретый лучами весеннего солнца, он спал, приоткрыв рот. Всадники стояли перед ним, терпеливо дожидаясь пробуждения. По безмятежным лицам воевода сразу понял: все благополучно, врага поблизости нет. С этой вестью он поспешил к князю, приказав страже зорко глядеть вокруг. Дал и другой наказ: кто захочет выйти из города – пропускать.
Василий еще спал, но бояре и дружинники были в сборе. Хотя весть, что татары ушли, уже разнеслась по городу, всем хотелось услышать это из уст воеводы.
– Вижу, что первая победа принесла вам веру в счастливое избавление от врага, – начал Сеча, опершись руками о стол. – Все ли так думают?
Голоса разделились. Воевода повернулся к Аскольду.
– А что ты скажешь, сын мой?
Аскольд, сидевший, как и полагается молодому дружиннику, в конце стола, поднялся.
– Я думаю, други мои, что это был передовой отряд, и нам нужно готовиться к серьезным битвам. Если будет осада, татары закидают нас огненными стрелами. Надо покрыть солому на крышах пластами земли.
– Верно говорит! – одобрительно загудел совет.
– А еще, – осмелел юноша, – пока есть время, нужно устроить ловушку, чтобы татары не смогли подогнать к стенам свои осадные машины.
Отец не мог сдержать гордой улыбки.
– И это хорошо. Думаю, надо выставить и дозорных. Если это все – совет окончен.
Глава 7
После совета Аскольд с большой группой горожан, вооруженных топорами, лопатами и ведрами, вышел из города и направился к южной стене. Дойдя до рва, он нарезал целую охапку прутьев с ближайшего кустарника, тщательно очистил их и сложил кучкой. Разметил лопатой небольшую площадку и, поплевав на руки, принялся за работу.