Черноногие, стр. 32

— Pax vobiscum!

— Это означает, что в фляге ничего не осталось? — осведомился Крис.

— Это означает: «Мир с тобой», — уточнил пастор.

— Да ничего почти и не осталось! — проворчал Крис, с печалью созерцая внезапный отлив желанной волны.

— Поистине мое внутреннее существо согрелось и освежилось одновременно. Может быть, маленькая доза не повредит моему новообращенному язычнику. С вашего позволения, он омочит язык в этом напитке, хотя, смею уверить, что благотворное влияние моих проповедей значительно уменьшило жадность его стремления к огненной воде.

Патер Людовик передал флягу новообращенному, который с жадностью схватил ее и залпом осушил до дна.

— Какая жалость, что мы не догадались захватить пару пинт виски и для красавицы! — ворчал Крис. — Хорошо они обращены, нечего сказать! Да будь здесь еще двое таких обращенных, то, наверное, целой бочки не хватило бы на честную компанию.

— Миссионер, — сказал Морау с искренним воодушевлением, — переходи ко мне, и тебе будет всего вдоволь. Но прежде поклянись, что не выдашь моей тайны.

— Мое звание обязывает меня к сохранению тайн. Душа моя есть верное хранилище чужих тайн. Много слышал я признаний, от которых солнечный свет мог бы помрачиться. Я принимал исповедь многих великих грешников. Итак, идите вперед и не бойтесь ничего.

— А краснокожие? — спросил Марк.

— Они последуют за мной, и я отвечаю за их примерное поведение.

— Погодите одну минуту, — сказал Марк, и, отведя в сторону Криса, переговаривался с ним так тихо, что их слова не долетали до других.

Морау вернулся к миссионеру глубоко озабоченный.

— Патер Людовик, — сказал он строго, — вы пойдете со мной, и за нами последуют ваши спутники, но предупреждаю вас, малейшая нескромность с вашей стороны может оказаться для вас роковой. Если вы когда-нибудь откроете то, что увидите, услышите или узнаете, то расплатитесь со мной жизнью. Понятно?

— Ручаюсь вам, что по природе и по долгу я нем как могила. Ведите меня, куда хотите, и вы всегда найдете во мне надежного, веселого и разумного товарища.

— Жизнь, как вам известно, не такая вещь, чтобы ею легко рисковать. Если выйдет что-нибудь неприятное, пеняйте на себя, потому что я предупреждал вас. Что касается индейцев, — продолжал он, понижая голос, — так у нас есть надежное средство спровадить их, если они заартачатся.

Глаза Марка в сотый раз устремились на молодую дикарку. Ее необыкновенная красота, видимо, привлекала его. Однако, отгоняя мысли, которые ее внешность возбуждала в нем, он быстро спускался по утесу, за ним последовали все остальные, и вскоре все сидели в лодке.

Глава XXI

ПОДЗЕМНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

Крис Кэрьер схватил весло, и вскоре легкая байдарка причалила ко входу в подземелье, куда мы уже два раза приводили читателя.

Патер оказался большим весельчаком. «Несчастный напиток» оказал заметное влияние на его поведение. Он, по-видимому, был равнодушен ко всему окружающему, тогда как Вавабезовин, со свойственным его племени осторожностью и подозрительностью, недоверчиво посматривал на мрачный вход в пещеру. Его дочка тоже проявляла нежелание вступить туда.

— Иди вперед, краснокожий, и не бойся ничего! — сказал ему Крис. — Я уверен, что ты бывал в местах и похуже этого.

Потом, обратившись к дикарке, он добавил:

— Ступай за нами, черноглазая красавица. Не притворяйся робкой ланью, никто тебя тут не ранит.

А Марку он в то же время шепнул:

— Замечаете ли вы ее взгляды, капитан? Они острее иголки. Я уверен, что у нее в голове полно коварства и злобы. С ней держи ухо востро! И вместе с тем поневоле на нее засмотришься. Не бросай она иногда таких свирепых взоров, что была бы за жена для такого бравого молодца, как я!

— Переговори с ее отцом, — сухо посоветовал Марк.

А веселое расположение духа патера усиливалось с каждым шагом. Он напевал игривые песенки, часто перемешивая их латинскими восклицаниями.

— Однако, сын мой, ваше гостеприимство холодновато, — сказал он наконец, вздрагивая от холода. — В галереях вашего замка не очень-то жарко.

— Скоро будет и жарко, — отвечал Марк, — проход расширяется, как видите, еще два поворота и вы очутитесь в просторном месте.

Обещание скоро сбылось. Патер с новообращенными были приведены в залу, где некогда Кенет Айверсон провел несколько неприятных часов. Зал был все тот же. Только прибавилось шесть человек с непривлекательной внешностью. Они курили, пили и разговаривали. При появлении новых гостей они стали недоуменно пожимать плечами, перешептываться и посмеиваться. Марк остановил их одним взглядом.

— Вот мои парни, — сказал он миссионеру, — вам запрещается расспрашивать, кто они и зачем здесь. Существование этого убежища должно оставаться в неизвестности. Если вы вздумаете выдать нас по выходе отсюда, то нож или топор… Понимаете?

— Мы довольно толковали об этом, и я вполне уяснил суть вопроса, прежде чем мы вошли сюда, — отвечал патер невозмутимо. — Ваше искусство готовить гораздо более занимает меня, чем все остальное. У меня всегда хороший аппетит, и мой друг, Натянутый Лук, не уступает мне ни в чем, у вас будет случай удостовериться в этом на деле.

— Позови Агарь, — приказал Марк Крису.

Крис крикнул так громко, что негритянка в ту же минуту появилась, как всегда, с веселым смехом.

— Мы хотим есть, — сказал Морау.

— Не пожалей провизии, дщерь Африки, — вмешался патер, — плоть человеческая нуждается в пище для подкрепления плоти, с каждым днем разрушающейся.

Не поняв слов патера, Агарь молчала, не зная, что ответить, но Марк наклонился к ней и сказал несколько слов шепотом, на что она отвечала так громко, что все могли слышать ее:

— Она не может встать. Совсем не может. Она так ослабла духом! Совсем, совсем ослабла!

Лицо Марка залилось багровым румянцем, и он пробормотал проклятие. Потом прошел через всю залу и сказал что-то одному из своих людей, и патер Людовик увидел, как тот человек пошел и стал в проходе, ведущем в ту залу, где все они находились. Наконец, Агарь поставила на самодельный стол, занимавший две трети залы, обед, превосходный более количеством, чем качеством.

— Ваши обращенные сидят за столом, как все образованные люди, или предпочитают сидеть на полу, поджав ноги?

— Они знакомы с этикетом. Вы скоро увидите доказательства того, что они сидят благопристойно за столом и ловко управляются ложкой и вилкой с ножом, хоть и не всегда изящно.

— Вы мне не назвали имени этой девушки.

— Ее зовут Найвадага, или Дикоглазая Дева. Боюсь, что много пройдет времени, прежде чем она совершенно освоится с правилами истинного благочестия.

— Судя по ее виду, и я того же побаиваюсь. Но прошу садиться, Агарь подала нам все, что у нее было. Будем же довольны тем, что есть. Вавабезовин, садись-ка там. А ты, Найвадага, черноокая дева, садись сюда, поближе и постарайся, насколько можешь, быть любезнее со мной. Твои дико сверкающие глаза только портят красоту лица.

Натянутый Лук и его дочь повиновались приглашению с меньшей угрюмостью и недоверием, чем можно было ожидать.

Марк заметил, что глаза Натянутого Лука часто останавливались на большой бутылке, стоявшей на столе.

— Как! — воскликнул он. — Неужели гортань вашего новообращенного еще алчет огненного напитка? Боюсь, что сила ваших проповедей не произвела на него большого влияния.

— Жестокая простуда! Вот она где, — отвечал Натянутый Лук, указывая на грудь, — огненная вода согревает и исцеляет болезни. Огненная вода — великий целитель.

— Натянутый Лук, — сказал патер строго, — твои вкусы испорчены. Советую тебе остерегаться искушений плоти. Пей чаще, но как можно умереннее, следуя моему примеру, хотя еще полезнее было бы совсем удержаться, по случаю слабости твоего желудка.

Но Натянутый Лук уже налил полную жестяную кружку обольстительного напитка и, выпив свою долю, сладострастно облизался и потом уже сказал на ломаном языке: