Призрак Адора, стр. 66

Подписался в правом нижнем углу, отчеркнув наискосок угол, как в обычном счёте, где указывается итоговая сумма.

Отложив лист с влажными строками, я подвинул поближе второй и повторил на нём только что написанное. Затем взял подсохший, первый, перевернул и обычным английским письмом вывел:

“Сэру Барилю, моему капитану, на корабль “Хаузен”, в порт Банжул, в Гамбии. Оставайтесь в Банжуле. К вам приедет посольство от нашего друга, наместника Султана в Багдаде, Хумима-паши. Передайте посланникам Эдда, но назад их не отпускайте. Дождитесь моего прибытия. Томас Локк Лей”.

На втором листе написал чуть иначе:

“Сэру Бэнсону, моему доверенному, в Бристоль. Немедленно отправьте Эдда в порт Банжул, на западе Африки, в Гамбии. Передайте его посольству, которое прибудет от нашего друга, наместника Султана в Багдаде, Хумима-паши. Но не отпускайте их. Дождитесь моего прибытия. Томас Локк Лей”.

Почтительный, со спрятанными за поклонами глазками человек передал письма паше. Его тарджуман негромко и быстро стал переводить. Аббас-ага вдруг вскричал что-то (Пинта тут же приник к моему уху):

– Как это не отпускайте? Англичанин хочет уехать, когда близнеца у нас ещё не будет? Он в своём уме? Он думает, что мы согласимся?

– Мы согласимся, – с понимающей улыбкой взглянув на Пинту, ответствовал вали. – Если англичанин доставит близнеца к нам во дворец, то не лучше ли будет избавиться от него, забросав сверху камнями или уморив голодом, вместо того, чтобы отпускать его с сундуком, полным золота? Если же мы отпустим его в Банджул, то только лишь с сильным сопровождением. Чтобы он, поднявшись на свой корабль, сам отправил бы мальчика с нами. Слово он не нарушит – моих янычар будет там слишком много. Слово и я не нарушу – слишком дорог мне этот малыш, чтобы затевать при нём бессмысленное сражение, тем более что известно – при нападении на англичанина ему помогает Аллах.

(Он остро взглянул на меня, и я, давая понять, что согласен, кивнул головой).

– Да, Аллах, – продолжил вали, обращаясь к Аббасу. – Это ведь ты донёс мне, что несколько дней назад случилось в таверне. А? Двенадцать человек напали на четверых, и напали внезапно. Вот эти четверо, здесь. А где нападавшие? А сколько было с Хуссейном людей, когда он заманил англичанина и сэра Бэнсона ночью в тупик?

– Пять или шесть, о великий, – каркнул Аббас.

– Тринадцать, – негромко поправил я его.

– С Хуссейном – четырнадцать, – повернулся к Аббасу Хумим. – И где теперь Хуссейн? – спросил вали, теперь уже у меня.

– Его больше нет, – коротко бросил я и машинально опустил ладонь на шрам на бедре.

– А где Сулейман и Хасан? – с гримасою муки на крючконосом лице, как будто забывшись, выкрикнул Аббас-ага.

– Один пришёл ночью в мой дом. Второй пришёл ночью на мой корабль. Их больше нет. И если ты, нападающий из-за угла, спросишь меня, где “Царь Молот” и “Нэж”, твои корабли и их команды, – ты услышишь всё то же. Их больше нет. Я не лгу.

– Он не лжёт, – задумчиво сказал Хумим-паша. – Малыша вокруг Африки везёт не “Дукат”. “Дукат” действительно стоит в фактории в Басре, англичанин держит ладони раскрытыми. И я приветствую его разум, который помог ему пересилить и огонь родства, и ледяной холод долга.

Пинта окончил свой быстрый шёпот, и я, изображая благодарность, отвесил поклон.

– Но, великий, – забормотал осторожно Аббас, – почему он считает, что его могут забросать камнями или убить голодом? Ведь великий вали даёт ему своё слово!

– Он образован, Аббас, хоть и молод. Он много читал. Наверное, читал и Коран. Судя по его письмам, он знает, чего стоит клятва, данная неверному.

(Я снова кивнул – поклонился.)

– Отправить самой надёжной почтой! – негромко, но с тяжким, пронзительным взглядом произнёс Хумим-паша, передавая письма в руки одного из своей свиты.

Я старался не смотреть на них, старательно сохраняя на лице спокойствие и безучастность. Ушли, улетели мои приветы родным, да ещё под охраной, и охраной надёжной! Очень хорошо. Можно теперь успокоиться и поразмыслить, как же отсюда выбраться.

Можно ли? Нет. Не утомилась ещё злая судьба моя, не ослаб её глумливый и буйный хохот. Вылетающие ниоткуда пёстрые лики внезапных событий продолжали мелькать передо мной в безумной, стремительной пляске. А я уже так устал…

СВЯЗАННЫЙ ЛЕВ

Подкатился к вали, беспрестанно отвешивая поклоны, кто-то в чалме и роскошных одеждах. Он шепнул ему на ухо короткое слово, и паша, расплывшись в улыбке, громко сказал:

– Это кстати!

Кланяющийся убежал. Паша толстыми, в перстнях, пальцами поднял с подноса кусочек лукума, отправил в рот, помазанный медовой улыбкой. Сполоснул рот водой, потянулся к кальяну. На лице – ожидание какой-то потехи, какой-то забавы. Чего-то весёлого ожидал паша. Это было видно и по склоненным лицам тех, кто стоял за его спиной, пухлым устам с ухмылками, глазкам с прищуром. Да, мне это было видно. И так же мне было понятно, что веселье это – не очень-то для меня.

Вернулся тот, с поклонами, вышел из Корвиновой низенькой двери, а следом за ним выбрался, склонившись под притолокой, человек в европейской одежде. Вышел, выпрямился. Встал. Увидел меня.

Он не изменился ничуть. Холёная, острая, чёрным клином, бородка. Коричневые, мускулистые руки. Карие глаза, блескучие, твёрдые. Нет, но как же это возможно?!

Привалившись на локоть, паша, с нескрываемым наслаждением на лице, заговорил (и, конечно же, заговорил переводчик):

– Хорошая работа, уважаемый Стив. Вот он, Томас Локк Лей, у нас в гостях.

Стив с явным усилием перевёл взгляд с меня на Хумима.

– Разве вы его не убьёте? – хриплым голосом спросил он вали.

– Для чего же, уважаемый Стив? Мы не понимаем…

– Но ведь… Я думал… Затрачены такие усилия… не для того разве, чтобы убить?

– О, мы в отчаянии! – почти завопил счастливый Хумим-паша. – Неужели мы дали вам повод так думать? Нет, Томас Локк Лей и все его люди – здесь только в гостях!

– Но я не для того вам его выдал! – повысил голос пират и сверкнул в блеске солнца глазами. – Я полагал, что этот наглый юнец будет повешен, а люди его – проданы на невольничьем рынке. Вы бы с прибытком вернули выплаченные мне деньги!

– Кстати, о деньгах, – уходя от ответа, сделал озабоченное лицо Хумим-паша. – Я ведь должен вам заплатить остаток. Золото сейчас принесут. Ну а вы, уважаемый Стив, присаживайтесь к нам, поешьте и выпейте. Мы-то вина не пьём, Коран запрещает. А вы угощайтесь.

Тяжело далась Стиву эта минута. Как будто прикованный к гире, он сделал шаг, другой. Было видно, что он скорее уморил бы себя голодом, чем сел за один стол со мной. Но и оскорбить Хумима отказом не смел!

Мучительные гримасы плясали на его загорелом лице, и сдержать пират их не мог. И напротив, с радостью и наслаждением впитывал взглядом эту картину вали. О, этот играть людьми любит.

Стив сел, пряча глаза. Напряжённой рукой вытер лоб.

– Вот вам и деньги, – тихим, счастливым голосом прокаркал Хумим.

Кланяющийся, в чалме, человек выложил перед Стивом золото, – не в кошеле, а на шёлковом плате, чтобы всем было видно, и заботливо растянул концы ткани в стороны, медленно, аккуратно.

– Деньги я не возьму, – побагровев выдавил Стив.

– Но как же? – участливо, с озабоченностью, с лукавой тревогой во взгляде изумился вали. – Работа-то сделана!

– Деньги мне не нужны! – вскинул голову Стив, и голос его зазвенел: – Отдайте мне Тома!

– Но, уважаемый Стив, – всплеснул паша руками (метнули яркие огоньки его перстни) – договор был именно о деньгах. Теперь вы говорите, что вместо денег вам нужен мой гость. Но половину-то вы уже получили!

– Я всё верну!

– Ах, ах. Но как же? Ведь деньги – это было ваше условие!

– Дьявол! Я передумал!!

– Ах, вот оно что! – протянул паша, состраивая озабоченную физиономию. – Но скажите, уважаемый Стив, как по-вашему, у договаривающихся сторон – равные права или, быть может, вы считаете, что ваша воля – по сравнению с моей – главнее?