Призрак Адора, стр. 40

ИДЕИ И ПЛАНЫ

На ужин каждому досталось по куску солонины, миске маисовой [19] похлёбки и лепёшке пресного хлеба. Вот только мисок у нас, конечно же, не было. Нох своим “стаканом” вычерпал и раздал жидкость из похлёбки, а то, что осталось на дне принесённой карликом бадейки, разложили каждому на лепёшку. Не густо за целый день, не густо. А силы завтра, по моим расчётам, нам понадобятся.

Вернулся Пантелеус. Приволок громадную охапку растений.

– Наконец-то, – радостно сказал я ему. – У некоторых из наших лица совсем уже чистые. Плохо, если кто-то заметит, что болезнь проходит сама собой.

– Сколько же здесь сильных трав, – не слушая меня, зашептал Пантелеус. – Но очень много незнакомых. Очень. Мадагаскар – неоткрытая кладовая.

Пока Нох кормил его, я поведал о том, что только что удалось узнать. Затем радостно взволнованный травник устроился со своим сокровищем у входа, где было ещё светло. По моей просьбе карлик принёс две глиняные миски, пест и горшочек. Пантелеус взялся за составление лекарств.

– Можно ли мне, – спросил я безносого друга, – сходить, например, в другую хижину?

– Можно, – махнул он рукой. – Между хижинами ходить можно. Нельзя заходить в лес – сразу набросятся собаки. Ты, конечно, закричишь, и прибегут охранники. Тогда всем лучше спрятаться в хижину поглубже, потому, что Хосэ тогда безумный. Убивает всех, кого застанет снаружи. Он не любит, когда кто-то пытается бежать.

– А охранники всегда где-то рядом?

– За домом Хосэ у них тоже дом, и тоже на сваях.

– От змей?

– На Мадагаскаре нет змей, нет хищных животных. Так поставили на столбы – на всякий случай. Дождь вот когда идёт – пол затапливает.

– А сколько здесь охранников?

– На нашей плантации – двадцать два. На средней – двадцать. На дальней, где дворец дона Джови – тридцать или больше. И везде собаки, везде. Всего их пятьдесят в лесу, и на дальней плантации в специальном месте собаки со щенками.

– А сколько у дона рабов?

– Чёрных людей вот здесь было сто восемь, с вами теперь – сто семьдесят. Потом на средней сто и на дальней сто. Дон Джови всё рассчитывает, всё. Будет людей больше – быстро тростник вырубят. Будет меньше – не успеют переработать.

– Зачем же столько тростника каждый день?

– Дон Джови из него делает ром. Ром! И в бочках возит в Адор, пираты его покупают много-много. Дон Джови очень поэтому богат. Он и Хосэ хорошо платит, и охранникам. А они все – из тех, кто в большом мире висельных дел натворил. Их всех палач ждёт. Поэтому здесь им хорошо.

Через полчаса Нох смастерил какую-то желтоватую мазь, пошептал мне о её свойствах и принялся толочь какие-то корешки и грибочки. Я же позвал Готлиба, Ноха, мы взяли мазь, свечу и пошли в хижину Тамбы.

Он лежал на своей циновке на животе, без звука, неподвижно. Казалось, он даже не дышал, но когда я тронул его за плечо – быстро поднял голову, посмотрел. В неровном свете свечи ярко блеснули белки его глаз. Я увидел, что они покрыты сеткой кровяных ниточек. Да, плохо дело. Я с ним заговорил, и говорить пришлось, как и всё последнее время, на тарабарской смеси английских, персидских и латинских слов.

– Я – капитан Том из Англии, – сказал я ему.

– Я – раб Тамба из Африки, – с явным трудом ответил он.

– Мне рассказал про тебя маленький человек, называющий себя Длинный Нос.

– Мне тоже. Ты понравился дону Джови. И не понравился Хосэ.

– Так же, как и ты. Но молчи, слушай. Вытерпи ещё день или два. Потом мне будет нужна твоя помощь. Ты ведь главный среди своих людей. Будет война. Сейчас твои раны помажут лекарством. Это хорошие травы. Уйдёт боль. Закроется кровь. Наверное, я позову сюда Ари. (Он вздрогнул.) Лежи и молчи. Я уже знаю, что, пока она тебе невеста, вы не можете быть ночью в одной хижине. Но нельзя отнимать у неё право вылечить тебя. Её руки сделают лекарство вдвое сильней. А это вылечит раны и на её сердце. Ты согласен?

Он, помедлив, кивнул. Я в свою очередь кивнул Ноху, и спустя какое-то время к циновке с Тамбой неслышно скользнула чернокожая девушка. С прекрасным, гибким и сильным телом, с детским, ясным лицом и с болью в глазах. Я как мог рассказал ей о том, как действует мазь, попрощался с новым знакомцем и вышел.

Ночью почти не спал, дрожал, как в лихорадке. Перед глазами стоял Каталука. Мой спутник – силач, с чистым и мощным басом – и огромной душой. Друг, ценой своей жизни избавивший меня от жуткого, невозможного, страшного выбора. Я хотел плакать – и не мог. Лежал, стучал зубами.

Утром послышался злой и протяжный крик: охранник поднимал рабов на работу. Моя команда вместе со всеми вышла на широкий утоптанный круг.

– Что за дьявольские чудеса! – раздался вдруг хриплый рёв.

Хосэ. Ходит, смотрит в лица матросов, обнажив в недовольном оскале крупные зубы.

– Все здоровы, – громко проговорил я. – Лекарь нашёл нужные травы. Готовы работать. Дон Джованьолли будет доволен.

– Алим! – прорычал Хосэ в сторону охраны. – Привези на плантацию ещё тридцать мачете!

Но вдруг досада на его лице сменилась зловещей улыбкой.

– Алим! Поставь этого с Ари, – радостно приказал он, указывая на Ноха.

Понятное дело. Старичок маленький, хилый. И половины не нарубит. Много должен получить Тамба ударов сегодня вечером, много.

Ноха выбрал. Это хорошо. Не знает ещё, что Нох-то только на вид старичок. Второй раз оступился неистовый зверь. Это обнадёживает. Всё хорошо идёт, Томас, всё хорошо.

После быстрого завтрака мы выстроились в линию и побрели по широкой и ровной тропе. (Сколько же ног прошли здесь, чтобы пробить её среди джунглей!)

Вот и плантация. Острится срезанными пеньками тростника часть огромной поляны. Зелёной стеной стоит свежий тростник. Всходит солнце. Нас разбили на пары, первым дали мачете, вторым показали, куда относить стебли. Разъехались в стороны на сытых, гладких лошадях пятеро охранников с мушкетами. Молча пронеслись и рассыпались в зарослях бодрые, белые псы. Пошла работа.

Часа через два я вдруг увидел – едут вдоль цепочки взмахивающих большими ножами людей сам дон Джованьолли, с ним Хосэ и ещё кто-то. Бросив мачете, я рванулся, отыскивая Бариля, нашёл, схватил кусок жёсткой лианы и, успев прошептать: “Терпи, боцман!”– принялся что есть силы хлестать его по спине.

Приближался сбоку наш чудовищный властелин, удивлённо смотрели на меня двое его сопровождающих, мерно взмахивали мачете мои надёжные, мои родные, в красных, цвета крови, рубахах, матросы, а я бешено, со всей силы хлестал Бариля палкой и бормотал:

– Терпи, боцман, терпи, терпи!..

Бариль упал. Я выпрямился, сделал вид, что сейчас только заметил хозяина, и бросился к нему. Не добежав до лошади нескольких шагов, встал, поклонился.

– Интересно! – воскликнул радостно дон. – Вылечил всех?

– Всех, синьор Джованьолли.

– За ночь?

– И за вечер, синьор Джованьолли.

Он перегнулся через луку седла, посмотрел на меня, на поднявшегося и громко простонавшего Бариля. Спросил подозрительно:

– А ради чего ты так стараешься?

– Я хочу, чтобы вы назначили меня управляющим здесь, как Хосэ.

– Разве мне будет от этого польза?

– Будет, синьор Джованьолли. И немаленькая. Я хочу вам сказать, что при правильной организации работ можно увеличить количество собираемого тростника ровно вдвое. Я хочу, чтобы вы позволили мне это доказать. Завтра же. Я хочу, чтобы вы получали вдвое больше рома при тех же затратах. И чтобы ваш доход, синьор Джованьолли, увеличился также вдвое.

– Это меня не интересует, – равнодушно обронил он и тронул поводья.

– Это не интересовало вас, пока не появился здесь я!

– Вот как? – сказал он и попридержал двинувшуюся лошадь. Ну, хорошо. Выкладывай, что ты придумал.

– Вы считаете, что количество пиратов в Адоре неизменно, – старательно принялся я объяснять. – Стало быть, постоянно и количество их желудков. И количество рома, выпиваемого ими, давно вами, синьор Джованьолли, определено. Поэтому, если увеличить сбор тростника, а с ним и производство рома вдвое – его некуда будет девать.