Мастер Альба, стр. 45

Спустились в каюту – и навстречу поднялся из-за заваленного книгами стола человек, к которому Бэнсон двинулся поспешно и с радостью, протягивая руки и восклицая:

– Здравствуйте! Как же я рад видеть вас, мастер Йорге!

– Здравствуй, размахивающий сундучком. Я тоже рад тебя видеть.

Сели за стол. Йорге сложил в высокую стопку, освобождая местечко, свои книги, и матрос принёс завтрак. Понимая, что с Йорге он ещё наговорится, Бэнсон спросил у Альбы:

– Мастер, объясни мне поступок Совы.

И рассказал – что случилось.

– Ах, Бэн, – сказал мечтательно Альба. – Если бы мне в юности кто-нибудь сделал подобный подарок!

– А в чём был подарок-то?

– Ну как же. Наглядный пример, как войти в тёмное помещение с находящимся в нём вооружённым человеком – и владеть ходом событий. Ну, постигай. Сгоревший дом – лучшее место, чтобы спрятаться человеку, пришедшему ночью. Сова его, недолго думая, выбрал. Но как безопаснее войти – через дверь или по стене? Конечно, второе. Под окном, как ты помнишь, карниз. Сова сидел на нём, низко пригнувшись. И почти полчаса играл с окном: он не был уверен, что дом полностью пуст. Это чутьё, Бэн. Возле дома только что произошло убийство, и воздух наполнен не просто запахом крови, но и ещё тяжёлым “ароматом” события. Его хорошо чувствует любой, имеющий опыт ночных поединков. Сова поддел снизу ножом и отжал створку – окно распахнулось. Потом закрыл: убеждал предполагаемых обитателей, что это случайность. Ещё раз и ещё. Ты кому угодно мог бы поклясться, что это сквозняк! Потом Сова прыгнул. Таким приёмом любого можно на секунду сделать замершим от испуга ребёнком. Этой секунды обычно хватает, чтобы заговорить с притаившимся в темноте. Заговорить голосом негромким и мягким. Сова умеет заворожить собеседника. После, когда вы познакомились, он и сделал подарок. Он показал тебе, что, прежде чем входить, нужно предварительно изучить дом – внешне хотя бы. Увидеть, что карниз идёт вокруг, по периметру; отвлечь внимание оставленным на подоконнике блескучим предметом, спрыгнуть за окно на карниз, пройти, прижимаясь к стене, вокруг, влезть в окно с противоположной стороны, бесшумно прокрасться по горелому полу и так же, не скрипнув, распахнуть дверь и подойти вплотную. И всё это за неполную минуту. Подарок, Бэн, от мастера ночной охоты.

Бэнсон молчал, обдумывая услышанное.

– Там, в Плимуте, вы в кого-то крепко вцепились, – спросил тоном утверждения Йорге.

– Да, – кивнул Альба. – Там сейчас дело серьёзное. Ах, как Бэнсон помог…

Через час они вышли прощаться. Альба, садясь в шлюпку, сказал:

– Дождись меня, Бэн. Я непременно приду, обещаю.

Вдруг Йорге произнёс дрогнувшим голосом:

– Прощай , Альба.

– Ты не говоришь мне “до встречи”?! – не поверил монах.

– Ты ведь помнишь, сколько мне лет. Всё, добрый брат. Смерть подошла очень близко.

– Тогда прощай, Йорге. Это была хорошая, честная жизнь.

– Бесспорно, – тихо откликнулся старик. – Это бесспорно.

ГЛАВА 7. ПЕТЛЕНОСЕЦ 

Ночью Бэнсон поднялся на корму корабля. И Серые братья, и Альба, и принц Сова – все остались в далёком уже Плимуте. Встав грудью против бьющего в корму ветра, Бэнсон глубоко вдыхал прохладный ночной воздух. Он старался избавиться от ощущения неуверенности и одиночества. Он не замечал до этой минуты, какое важное место в его жизни занял старый монах. Где он сейчас? Встретился ли с Совой? Вышел ли на след Вайера?

На квартердеке послышались чьи-то шаги. Бэнсон обернулся с досадой, но тут же радостно улыбнулся: держась за почти невидимый в темноте фальшборт, к нему шёл мастер Йорге.

– Думаешь об Альбе? – спросил он, повернув лицо в сторону пропавшего в ночи Плимута.

– Да, – кивнул Бэнсон. – Интересно, что было после того, как его нашла Абигаль?

– Ничего необычного, – сказал Йорге. – Представь, что несколько человек торопливо идут по болоту…

ТЁМНЫЕ ГОСТИ 

Они торопливо шли по болоту, хлюпая и разбрасывая в стороны тяжёлые брызги: Португалец, согнувшийся, с лежащим на плечах облепленным тиной подростком, за ним, подпрыгивая и высоко вскидывая цыплячьи тонкие ножки, три белоголовые девочки, одна другой меньше, и, наконец, подобравшая повыше край длинной юбки взволнованная Абигаль с корзиной, наполовину заполненной ягодой. Добрались до протоки, влезли в лодку и через пару минут выбрались на подножие острова. Принесли мальчика в дом. Притопавшие сюда же, притихшие внимательные птички сели, прижавшись друг к дружке, на лавку под раскрытым окном, замерли: “что будет?”

– Его нужно отмыть, – неуверенно предположил Португалец.

– Нет, – ответила Абигаль. – Посмотри, не осталось ли на нём пиявок, накрой овчиной – и пусть спит. Потом приготовь лохань, в которой дочек купаем. Нагрей воды. А мне до того, как он очнётся, нужно целебных травок собрать.

Через час всё было готово. Дымилась облитая изнутри крутым кипятком дубовая лохань, набухшим тёмным бурым пластом томились в горячей воде пучки трав. Абигаль, невесомо переступая босыми ногами, облепленными мокрыми лесными хвоинками, кипятила поднятое из погреба молоко. Когда оно вспенилось и полезло из кастрюльки наружу белой шевелящейся шапкой, хозяйка быстро сняла его с огня и переставила на сделанный Португальцем круглый, маленький, очень удобный кухонный стол. В молоко отправились ложечка масла и ложечка мёда, и ещё горсть жёлтых цветков растения, именуемого “зверобой”. Затем Абигаль наполнила горячей водой лохань и стала пригоршнями опускать в неё размокшие, вязко склеившиеся травы. Передняя, каменная половина дома наполнилась тягучими, лесными, волшебными ароматами.

– Чистотел, – приговаривала вполголоса Абигаль, – все болячки с кожи снимет, подорожник – дорожку из немощи укажет, папоротник – к жизни вернёт, семь синих цветочков травы, названия которой не знаю, – водицу развеселят и – листья дуба, чтобы всё это силой наполнить.

Во все глазки, затаив дыхание, смотрели с лавочки белоголовые птахи.

– Горячо, – сказала Абигаль, опустив на мгновение руку в лохань, – но минут через десяток будет всё в самый раз. Теперь можно найдёныша попоить.

Португалец осторожно приподнял голову бесчувственного мальчишки, и Абигаль стала вливать, расцепливая его маленькие стиснутые зубы, по пол-ложечки горячего заправленного молока. Оно бело-жёлтыми струйками вытекало наружу. Но вот мышцы на тонкой шее дрогнули, сократились – найдёныш сделал глоток. А потом так и выглотал почти треть чашки.

– Пять минут – и он очнётся, – пробормотала довольная Абигаль.

– А если нет? – посмотрел на остывающую лохань Португалец.

– А зверобой? – вопросом на вопрос ответила Абигаль.

И в этот момент мальчишка вздохнул, раскрыл блеснувшие зеленовато-серым глаза и вдруг сел.

– Здравствуй, человек. Я – Абигаль. Это – мой муж и мои девочки. Это – наш дом. Мы нашли тебя на болоте. Мы тебя будем лечить. Ты что-нибудь можешь сказать? Если ты понимаешь меня, то хотя бы кивни.

Мальчишка, пристально смотря в её глаза, едва заметно кивнул.

– Хорошо. Очень, очень хорошо. Ты теперь полежишь вот в этой воде, – она с целебными травами, потом допьёшь молоко и будешь спать. Сколько захочешь.

Абигаль помогла ему влезть в зелёную, терпко дышащую воду и принялась смывать с него следы, оставленные болотом. И вдруг заплакала. Португалец с недоумением взглянул на неё, а она, потянув найдёныша за руку, чтобы он встал, сквозь слёзы быстро отметила и сосчитала раны и ссадины – как затянувшиеся, так и свежие. Усадив мальчишку обратно, она выбежала из дома. Прошло немного времени, и она вернулась. На ладони у неё лежала крохотная, смолистая, едва народившаяся еловая шишка.

– Вот это, – сказала она мальчишке, – положи под язык. Я буду лечить твои раны. И тебе будет больно. Но ты всю боль мысленно складывай в эту шишечку и молчи. Ну, мычи в крайнем случае. “М-м-м”, вот так, ладно?