Янтарная комната (сборник), стр. 98

— Войди в мое положение, Рагнар. Я столько ждал… Нет, я не могу, не могу я вернуться на траулер, — простонал он.

«Еще бы, — подумал я. — Ты считал бусы на шее старой Энгберг».

— Опять на эту проклятую работу! Нет, лучше головой в воду, Рагнар. Я думал, конец мучениям, всё в руках, понимаешь? И вдруг на? тебе! — он поднес ко мне кулак. — И главное, почему я должен отвечать? А? Нет, я в столицу поеду, к министру…

— К министру — это дело другое, — сказал я. — Вряд ли я сумею повлиять на Скобе. Закон есть закон. Об этом с ним лучше не спорить.

— Закон? — усмехнулся Стиг. — Закон? Ты ребенок, Рагнар. Скобе ставит спектакль. Что, Бибер не служил немцам? Или его управляющий? Или хозяин лесопилки? Все они ходили на задних лапках. Да, да, Рагнар! И никто их не трогает. Закон! Горбун тоже начал декламировать: закон, торжество демократии, — пока я не сунул ему в зубы полсотни. Обещал помочь. Но если бы и ты со своей стороны…

— Разогнать взяточников, вот что нужно, — перебил я. — Скобе и за них возьмется.

— Посмотрим.

— Ты не знаешь Скобе, боцман. Нашего Скобе из Сельдяной бухты.

— Твой Скобе рассуждает так: «Что такое Стиг Лаурис? Ерунда! Что я потеряю, если пущу его без гроша? Ничего. Зато шуму сколько! Эффект какой!» Чем не социалист Арвид Скобе!

— Глупости ты болтаешь, Стиг, — оборвал его я.

— Рагнар, — сказал он, колотя каблуком твердую, утоптанную землю. — В мое положение ты можешь войти или нет? Ты мог бы деликатно… Понимаешь, у прежнего бургомистра был пай в «Веселом лососе». Ну, понимаешь. И Скобе мог бы стать пайщиком… Конечно, я предоставил бы ему льготы… Да нет, шкипер, с тобой, видно, не договоришься, — закончил Стиг, потому что я встал.

Он тоже поднялся.

— Нет, боцман, не договоришься, — сказал я и пошел прочь.

Он не стал догонять меня.

5

В Сельдяной бухте дом Скобе стоял шагах в трехстах от моего. Сколько раз мы с Арвидом ходили на лов. Это бывало летом, когда он приезжал на каникулы.

Отец его — доктор Скобе — тоже был ученый человек. Но у него все книги помещались в одном шкафчике. Арвид заполнил книгами весь дом. Они лежали даже на кухне, на полке, где хозяйки обыкновенно выставляют медную посуду. Доктор Скобе накопил деньжонок и не пожалел их, чтобы дать Арвиду образование. Он выучился на адвоката и переехал в город. Когда вторглись немцы, он перебрался в Англию. Он служил в английском флоте. И, говорят, был в сражениях. А после войны вернулся. Конечно, такой человек, как Арвид Скобе, был бы и в столице не последним. Но нет, он не чета тем, которые готовы забыть родную сторону, уезжают и носа не кажут потом. Посмотрели бы вы, какой памятник воздвиг Арвид на могиле отца. До?ктора немцы расстреляли за то, что он лечил у себя раненого партизана. Арвид отыскал место, где зарыли доктора, перевез прах в город и похоронил. Все знают могилку доктора Скобе. И бабушка Марта не раз бывала там и каждый раз плакала, читая надпись на памятнике, которую составил Арвид.

Вот кто такой Арвид Скобе, глава здешних социалистов. Он не чета правым, которые прежде сидели в ратуше.

Бургомистр живет на улице Лютера. Надо пройти мимо кирки, мимо кинотеатра «Одеон», где намалеванный на полотне человек в широченной шляпе целится в проходящих из револьвера. Еще два квартала — и улица упирается в гору. Там поставил себе дом Арвид Скобе. Гора защищает от северного ветра, а это как раз то, что ему нужно. Он ведь большой любитель цветов. Прибежит домой хоть на час, выпьет кофе, — и немедленно возьмется за лопату, выйдет в палисадник и начнет ухаживать за своими клумбами.

Позади дома тоже есть клумбы. Там работают люди нанятые. Ну, а палисадник Арвид уж никому не доверит.

В палисаднике Арвид Скобе работает всегда сам. Каждый собственными глазами видит — наш бургомистр не белоручка.

Вот зеленая ограда, за ней красный дом с белыми ставнями. Дома или в ратуше, а я разыщу Арвида Скобе.

Как бы Арвид ни был занят, для меня у него, я думаю, найдется несколько минут.

Я не ошибся. Он даже обрадовался мне, ей-богу! Завидев меня, он опустил дернину с маргаритками, вытер руку о траву и протянул через ограду. Я ответил пожатием, но не очень сильным, чтобы локоть Арвида не накололся на острые балясины ограды.

Через минуту я был в палисаднике и подавал Арвиду нарезанные дернины, а он укладывал их и, не дав мне и слова вымолвить о цели моего прихода, справлялся о моем здоровье, о здоровье бабушки Марты, Эрика.

— И Эрика не забыли! — вырвалось у меня.

— Мой дорогой Ларсен, — улыбнулся он. — Я перестал бы уважать себя, если бы забыл своих односельчан. Давайте-ка вон ту, большую. Мы поместим ее в центре клумбы, как вы находите? — спросил он, принимая от меня дернину. — Примерьте-ка, у вас глазомер лучше. Эх, Ларсен, — он потрепал меня по пояснице тыльной стороной ладони, чтобы не испачкать. — Сельдяная бухта — ведь это наша молодость, не правда ли?

Вон он какой — наш Арвид! Нет, боцман Лаурис, видно, совсем потерял голову из-за наследства, если мог приравнять нашего Скобе к какому-нибудь белоручке.

— Ты не представляешь, Ларсен, как меня интересует всё, что касается твоего семейства. Кстати, об Эрике. Он ведь получил место? Он у Бибера на засолке, я слышал. Для начала и это не плохо. Тебе подходящее дело труднее найти — по нынешним-то временам. Но ты не унывай, Ларсен, образуется.

Тут бы мне и начать о себе, да и завести речь о бумагах старухи Энгберг. Но Арвид продолжал:

— Я ведь еще что-то слышал про Эрика. Выскочило из головы. Нет, вот что: будто он подружился с этим… ну, как его — с Летучим шкипером. Что — вы не знали? Нет, я, собственно, ничего против не имею. Но, может быть, юноше рано заниматься политикой, О боже мой, Ларсен, это тяжелый труд — политика.

— Поспорили мы как-то с Летучим шкипером, — сказал я.

— Да? И ты принимаешь участие в дебатах?

Я промолчал и подумал, что теперь мне уж и вовсе не пристало лезть со своими заботами. На внимание Арвида ко мне я должен, как воспитанный человек, ответить тем же.

— Мы-то, в общем, скрипим, но держимся, — начал я, — а вот вы, наверное, свалитесь в постель, если не наденете сейчас же пиджак. Ну-с, надевайте, — прибавил я тоном старшего и снял с ограды темно-синий пиджак в полоску.

Арвид, смеясь, отскочил, но я изловчился и набросил ему пиджак на плечи.

Прошел бы сейчас по улице Пелле, почтальон, — завтра к обеду весь город знал бы, что шкипер Ларсен запросто бывает у бургомистра. Но по мосткам тротуара шагали два мальчугана — и больше никого не было видно. Мальчуганы шагали по другой стороне улицы, насвистывали и даже не глядели в нашу сторону.

Закончив клумбу, мы с Арвидом мыли руки, поливая друг другу из кувшина, а потом Арвид повел меня в дом. Два рыжих щенка катались на ковре, Арвид выпихнул их за дверь, позвонил. Вошла экономка. Он велел ей вычистить ковер и сварить кофе.

Я спросил, как поживает супруга — фру Елена.

— К сожалению, отсутствует, так что, боюсь, ты останешься недоволен угощением. Она уже девятый месяц в Дегерупе, у матери.

— Девятый, — сказал я и подмигнул. — Верно, приедет не одна, а с сыном или с дочкой? А?

Он засмеялся:

— Вы, моряки, догадливый народ.

Мы сидим за длинным узким столом и ждем кофе. Разговор оборвался. Арвид барабанит по столу костлявыми пальцами и смотрит на меня. За дверью царапаются и скулят щенки. Как полагается гостю, только что севшему за стол, я помолчу еще чуточку и начну о самом важном для меня.

Пока, чтобы сделать приятное хозяину, обернусь к стене и полюбуюсь на морского офицера Арвида Скобе, снятого на набережной, на фоне корабля, в компании с англичанами. Я уже видел эту фотографию раза два, но было бы неучтиво не обратить на нее внимание снова, тем более, что Арвид увеличил ее и она теперь вставлена в дорогую раму под стекло и занимает целый простенок.

Тем временем Арвид снял со спинки стула подтяжки и вышел. Слышно было, как он хлестал щенков и заталкивал их куда-то, — должно быть, в следующую комнату.