Прикосновение, стр. 64
Сказать по правде, лучше бы я осталась в Кинроссе, с мистером Стивенсом и моим пони. Зато мамин знакомый доктор Гауэр водил меня в анатомический музей – лучшего подарка мне еще никто не делал! Представь себе бесконечные полки, а на них банки с разными органами, ампутированными конечностями, зародышами, мозгом и даже двухголовым младенцем! Да, и еще там были два младенца, сросшиеся боками. Если бы мне позволили, я бы поставила там кровать и целый год рассматривала одну банку за другой. Но папа считает, что полезнее интересоваться камнями и электричеством. А анатомия вызывает у него отвращение.
Пока у Ли были каникулы, они вместе с папой исследовали новые методы обработки сточных вод, так что Кинросс ждут нововведения, и в самом ближайшем времени. Ты не забудешь навестить Чжана и узнать, кормит ли он моих крыс? Обожаю крыс – такие умные зверюшки. И тебя я тоже люблю, тетя Руби.
Твоя любящая Нелл».
«Лондон, апрель 1885 года
Дражайшая Руби, наконец-то мы едем домой – не сейчас, в начале осени. Ах, как я рада! Александр решил сопровождать нас – все благодаря тебе и твоим письмам про Бо и сточные воды. На севере Италии есть река, которая зовется почти так же – По: живописная, широкая и быстрая, совсем недалеко от самых прекрасных мест, какие я видела, итальянских озер. Италия мне понравилась больше всех европейских стран, даже больше Великобритании. Люди здесь какие-то солнечные, хотя и живут в страшной нищете. И поют – все до единого, всегда, везде! Валлийцы тоже поют, только песни у них заунывные.
Быть леди Кинросс как-то непривычно, хотя Александр упивается своим титулом. И его можно понять: титул бесконечно возвышает его в глазах жителей шотландского Кинросса. К несчастью, доктор Мюррей и мой отец давно скончались. Правда, Александр считает, что жизнь после смерти все-таки есть, стало быть, эти двое сейчас смотрят на него и лопаются от злости. А я убеждена, что никакие титулы и состояния не произведут впечатления на доктора Мюррея и моего отца – ни в этом мире, ни в мире ином. Будь они сейчас живы, они бы только фыркнули и заявили, что все равно Александр незаконнорожденный. Такое клеймо ничем не смоешь, как первородный грех.
В шотландском Кинроссе я так и не побывала. Ах, Руби, как я когда-то мечтала явиться в наш городишко в роскошном парижском платье и драгоценностях! Мелочный поступок. Быть глупой я еще могу себе позволить, но мелочной? Никогда! Недавно Александр брал меня с собой в Эдинбург, где в октябре Ли будет получать докторскую степень. В Эдинбурге я встретилась с моей сестрой Джин – с миссис Роберт Монтгомери с Принсез-стрит. Не могу забыть, как некрасиво и низко она обошлась с Аластэром и Мэри, когда они привезли меня в город и посадили на лондонский поезд. Я, конечно, простила ее, но ничего не забыла. И потому попросила Александра пригласить Аластэра и Мэри в Эдинбург и принять их по-королевски. Какая глупость, Руби! Они напоминали двух рыбешек, вытащенных из воды, чувствовали себя ужасно неловко и очень боялись оплошать. Скажи, почему свои худшие грехи мы совершаем во имя милосердия? Хотя признаюсь откровенно: мне было приятно утереть Джин нос своим титулом. Александр говорит, что ее муж предпочитает юношей и об этом знает весь Эдинбург. Бедняжка Джин. Неудивительно, что у нее нет детей. Она стала резкая, постоянно язвит и слишком много пьет.
Нелл исполнилось девять, а Анне – восемь. Нелл вечно враждует со своим наставником, который никак не может с ней справиться и потому отказывается учить – в сущности, весь свой запас знаний он уже исчерпал. Словарь Анны пополнился четырьмя новыми словами: «надо», «хочу», «играть» и «уходи».
Китаянки развлекаются напропалую. Я не даю им скучать: в Лондоне свои выходные они проводили в Музее мадам Тюссо и зоопарке.
К сожалению, с Ли я почти не вижусь, настолько он занят. Представляю себе, как ты радовалась, узнав, что он окончил Кембридж с отличием! Твоего утонченного и обаятельного сына, как и следовало ожидать, прозвали князем. Княжеское происхождение охотно подтверждали все, кто учился с ним в школе Проктора.
Конечно, я напишу тебе еще. Просто хотелось сразу сообщить: мы едем домой!
С любовью, Элизабет».
Часть II
1888–1893 гг.
Глава 1
Две юные девы
В день Нового, 1888 года Нелл исполнилось двенадцать лет, и вскоре у нее начались ежемесячные недомогания. Девочка унаследовала телосложение отца, была гибкой и стройной, но грудь у нее росла медленно, и поэтому Нелл игнорировала остальные признаки приближающейся зрелости. Но оставить совсем без внимания менструации, да еще с такой матерью, как Элизабет, ей не удалось.
– Хватит скакать и резвиться, – заявила Элизабет, пытаясь припомнить все, что сама услышала по такому случаю от Мэри. – Отныне ты должна вести себя как юная леди: больше никаких походов в шахты и мастерские, никакого панибратства с мужчинами. Если хочешь что-нибудь подобрать с пола – сомкни ноги, присядь, согнув колени, и подбери. И ни в коем случае не смей сидеть, раскинув ноги, да еще болтать ими!
– Мама, о чем ты говоришь?
– О девичьей скромности, Нелл. И не надо на меня так смотреть.
– Но это же полная ерунда! Зачем мне сидеть, сдвинув ноги? Почему нельзя болтать ногами?
– Все, отвыкай. Иначе запачкаешь панталоны.
– Только во время истечений, – возразила Нелл.
– Нельзя заранее узнать, когда они начнутся – поначалу они приходят нерегулярно. Мне очень жаль, Нелл, но детство и игры кончились, – непреклонно продолжала Элизабет. – Еще два года ты будешь носить короткие платья, но должна вести себя, как подобает леди.
– Мама, что ты несешь? – задохнувшись от унижения, выкрикнула Нелл. – Ты что, хочешь разлучить меня с папой? Я же ему как сын!
– Ты ему не сын, а дочь.
С нарастающим ужасом Нелл уставилась на мать:
– Мама! Неужели ты… рассказала ему?
– Ну разумеется, рассказала, – кивнула Элизабет, переходя из наступления в оборону. – Сядь, Нелл, и выслушай меня.
– Не хочу!
– Когда Анна была совсем маленькой, – начала Элизабет, вынужденная объясняться, – я виделась с ней реже, чем полагается матери, поэтому думала, что она просто немного отстает в развитии. Это ты первая спросила у отца, что случилось с Анной, – тогда он и понял, что она слабоумная. И у меня из-за этого были большие неприятности.
– Так тебе и надо! – огрызнулась Нелл.
– Да, я их заслужила. Но с тех пор я взяла себе за правило рассказывать твоему отцу все, что происходит с Анной и тобой.
– Ты не мать, ты чудовище!
– Нелл, прошу тебя, рассуждай здраво!
– Нет, лучше ты одумайся! Ты просто хочешь испортить мне жизнь, мама. Хочешь разлучить меня с папой!
– Ты несправедлива ко мне. Так нечестно, – возразила Элизабет.
– Ах, отстань, мама! Отцепись! – выкрикнула Нелл.
– Придержи-ка язык, Элеонора. Что за манеры!
– А, теперь я уже Элеонора? Так вот, никакая я тебе не Элеонора! Меня зовут Нелл! – И Нелл, хлопнув дверью, унеслась рыдать к себе в комнату.
А Элизабет осталась одна, растерянная и поникшая. «А я думала, все будет иначе – разве я так себя вела, когда Мэри рассказала мне о недомоганиях? Нет, я выслушала и с тех пор в точности следовала ее советам. Или она была добрее, чем я? Действовала тактичнее? Нет, вряд ли. Помню ощущение, будто меня допустили в некое тайное общество, причастностью к которому я дорожила. Но почему я полагала, что и Нелл воспримет случившееся как я, если она ничуть на меня не похожа? Я так надеялась, что мы с ней подружимся, нас объединит общая тайна, а добилась только одного: поссорилась с ней. Или Нелл не понимает, что отныне ей следует опасаться мужчин? Что каждый раз, оказываясь среди них, она рискует привлечь их внимание и тем самым навредить себе?»
Александр благоразумно молчал, но Нелл была слишком наблюдательна, чтобы не заметить перемену в нем. Теперь он смотрел на нее иначе – со смешанным чувством благоговейного трепета и скорби. Как будто, думала девочка, сгорая от смущения, она вдруг превратилась в незнакомое существо, не заслуживающее доверия. Будучи невысокого мнения о женщинах, Нелл возненавидела природу, напомнившую ей, что и она принадлежит к этому племени. Да еще папа смотрит на нее как на чужую… Ну что ж, ладно! Значит, и он для нее чужой. И Нелл надулась надолго.