Посейдон (ЛП), стр. 19
Гален подталкивает меня локтем.
— Ты не голодна? Тебе ведь не стало снова плохо, не так ли?
Это привлекает внимание остальных. Все прекращают жевать. Все смотрят. Рейна недовольна, что ее отвлекают от обжорства. Тораф ухмыляется, словно я отмочила что-то смешное. Мама Галена не сводит с меня тревожного взгляда, как и он сам. Могу ли я соврать? И стоит ли? Что, если меня пригласят снова, и у них опять будет морской коктейль на ужин. потому что я соврала о нем в первый раз? Если скажу Галену, что у меня болит голова — это не спасет меня от рыбных банкетов в будущем. А скажи я, что не голодна — это будет полным бредом, особенно когда мой желудок урчит, как слив канализации.
Нет, я не могу врать. Если я хочу когда-нибудь сюда еще вернуться. А я хочу. Я вздыхаю и кладу вилку на стол.
— Ненавижу морепродукты, — говорю я ему. И вздрагиваю от кашля Торафа. Его удушье напоминает мне кота, пытающегося выплюнуть шарик собственной шерсти.
Я не свожу глаз с Галена, который замер рядом, словно статуя. Господи, может, это все, что умеет готовить его мама? Или мне повезло скривить нос перед фирменным блюдом из окуня семьи Форца?
— Ты... ты имеешь в виду, что не любишь такую рыбу, Эмма? — дипломатично спрашивает Гален.
Я ужасно хочу кивнуть, говоря "Да, так и есть, не эту рыбу", — но это точно не спасет меня от необходимости поедания горы из крабового мяса и морских гребешков у меня на тарелке. Я мотаю головой.
— Нет. Дело не в виде рыбы. Я терпеть не могу морепродукты. Я не то, что не могу их есть, я еле выдерживаю их запах.
Ну надо же было такое ляпнуть, идиотка! Разве нельзя было сказать, что я их не люблю? Нужно было говорить, что ненавижу? Ненавижу даже сам запах? И почему я опять горю? Не есть морепродукты ведь не преступление! Но боже упаси, я бы в жизни не съела что-то, у чего еще есть глаза.
— Хочешь сказать, что ты не ешь рыбу? — рявкает Рейна. — Я ведь говорила тебе, Гален! Сколько же мне нужно твердить тебе об этом?
— Рейна, помолчи, — говорит он, не глядя на нее.
— Мы впустую тратим наше время! — она швыряет свою вилку.
— Рейна, я сказал...
— О, я слышала, что ты говорил. А теперь настало время тебе послушать кого-нибудь другого, для разнообразия.
Сейчас было бы самое время рухнуть в обморок. Или десять минут назад, до этого морского сюрприза на тарелке. Но я и близко не чувствую головокружения. Или усталости. На деле, разглагольствования Рейны производят странную перемену в комнате, словно высвобождая скрытое до этого момента напряжение вокруг нас. Поэтому, когда Гален подрывается с места, опрокидывая стул, я не удивлена. Я тоже встаю.
— Уходи, Рейна. Сейчас же, — цедит он.
Когда Рейна встает, Тораф делает тоже самое. Он продолжает сохранять спокойствие, и мне кажется, ему уже не привыкать к подобным выходкам.
— Ты просто используешь ее как отвлечение от своих реальных обязанностей, Гален, — язвит она. — А сейчас ты подвергаешь опасности нас всех. Ради нее.
— Ты была осведомлена о риске, прежде чем пришла сюда, Рейна. Если ты не чувствуешь себя в безопасности, уходи, — хладнокровно произносит Гален.
Обязанности? Риски? Я все жду, что кто-нибудь признает, что они являются частью какого-то культа фиолетовоглазых, а я не прошла их инициацию.
— Кажется, я ничего не понимаю, — недоумеваю я.
— Ой, да ладно, это, по правде говоря, шокирует, не так ли? — говорит Рейна. Поворачиваясь к Галену, она произносит:
— Похоже, ты всегда пытаешься послать меня подальше.
— Похоже, ты никогда не слушаешь, — отрезает Гален.
— Я твоя сестра. Мое место с тобой. А кто она нам? — кивая мне, спрашивает она.
Я отхожу подальше от стола, сохраняя дистанцию между мной и сестрой Галена. Воздух в комнате уже не просто наэлектризован — он взрывоопасен.
— Ты в порядке? — беспокоится он. — Тебе нужно присесть.
Рейна огибает угол стола и хватается за спинку стула.
— Почему ты все еще здесь, Гален? Это же ясно, как божий день, что она всего лишь жалкий человек, который не смог спасти даже свою подругу. Конечно, мы знаем, насколько люди кровожадны, и как мизерны причины, по которым они могут перегрызть друг другу глотки. Неудивительно, если она позволила ей умереть ради собственной выгоды.
Я отталкиваюсь от сиденья.
— Что ты только что сказала?
— Рейна! — взрывается Тораф. — ДОВОЛЬНО!
— Эмма, она не знает, о чем говорит, — произносит Гален, потянув меня за запястье, чтобы привлечь к себе.
Рейна злобно улыбается:
— О, нет, Эмма. Я прекрасно знаю, о чем говорю. Ты. Убила. Хлою.
Я никогда до этого не дралась. Хотя технически, дракой это считаться не будет — это будет убийством. Первый раз в моей жизни ловкость уступает место неуклюжести. Даже босиком, я достаточно разгоняюсь, чтобы выбить из нее дух. Я врезаюсь плечом в ее солнечное сплетение, подхватываю ее за ноги и с разгону влетаю вместе с ней в ближайшую стену. Она однозначно мускулистее меня. И еще две секунды назад считала себя куда разозленнее, чем я, тоже. Но Рейна не знает, что на деле значит "вывести из себя" — и я готова ее этому научить.
Она с усилием стискивает зубы и рычит:
— Видишь, Гален? Вся ее подноготная вылазит наружу!
Я сильно бью ее кулаком в лицо и, по идее, и моя рука, и ее лицо должны быть разбиты в кровь. Но нет — и то, и другое в порядке, — она заезжает мне головой между глаз, а я той же рукой даю ей в ухо. Каким-то образом мы перебираемся в гостиную. Я оправданно опасаюсь шарканья следом Галена и Торафа. Мама же Галена вопит, будто ей прямо сейчас ампутируют ногу.
Я злоупотребила гостеприимством. Меня никогда не пригласят сюда снова. Мои шансы на отношения с Галеном умерли, еще когда я зацепилась с его сестрой. И ударила ее. А сейчас, я колочу ее так сильно, что ее уже должно мутить не на шутку.
Так что когда Рейна говорит "Это ты так и с Хлоей обошлась, утопив ее под водой?" — мне уже нечего терять. Я от души заезжаю ей плечом в грудную клетку, сбивая с ног, и мы обе пробиваем собой стеклянную стену, вылетая на улицу навстречу шторму.
Глава 10
Всего пять секунд им потребовалось, чтобы высвободиться из-под битого стекла, пока Гален пытается вернуть на место свое сердце, что вот-вот выпрыгнет у него из груди. Только когда Эмма начинает шевелиться, а Рейна поднимается, он снова может дышать. Рейна защищается, а Эмма выбивает землю у нее из-под ног. И опять понеслось.
Тораф ходит рядом с ним по гостиной, скрестив руки.
— Рейчел ушла, — вздыхает он. — Она сказала, что никогда не вернется.
Гален кивает.
— Она всегда так говорит. Сегодня оно, пожалуй, и к лучшему.
Они оба наблюдают, как Рейна пинает своей пяткой Эмму в бок, распластывая ее на море осколков.
— Я научил ее этому, — комментирует Тораф.
— Отличный ход.
Ни один из присутствующих, кажется, не заботится о дожде, молниях, или местонахождении хозяйки дома. Шторм усиливается, заливая мебель, телевизор и странную картину на стене. Неудивительно, что Рейчел не захотела на это смотреть. Она тряслась над всем этим барахлом с момента покупки.
— В принципе, она вроде как послала меня, когда сказала, что не любит рыбу, — произносит Тораф.
— Да я заметил. Меня это тоже удивило, но все остальные черты налицо.
— Скверный характер.
— Глаза.
— Эти светлые волосы шокируют, разве нет?
— Хотя... Мне они нравятся. Так что умолкни, — Гален бросает косой взгляд на своего друга, чья улыбка заставляет сжимать кулаки.
— Крепкие кости, прочная кожа — это очевидно. Нет никаких признаков крови. И она приняла пару довольно сильных ударов от Рейны, — спокойно продолжает Тораф.
Гален кивает, расслабляя кулаки.
— Плюс, ты чувствуешь притяжение... — Тораф получает пинок, который заставляет его проехаться одной ногой на скользком мраморном полу. Смеясь, он вновь возвращается и встает рядом с Галеном.