Церкви и всадники, стр. 26

Обращает на себя внимание имя первого виконта Ольнэ – Мэнго: это родовое имя шателенов, которые несколько позже появятся в Меле. В то же время первый и единственный виконт Меля Аттон, а также викарии Каделон и Константин, жившие в конце X – начале XI в., судя по всему, принадлежали к роду виконтов Ольнэ (Каделон – родовое имя виконтов; викарий Константин был вассалом виконта Ольнэ и одновременно наследником некоторых его владений [375]). Первый сеньор Меля из династии Мэнго – Мэнго I – наследовал Константину и, следовательно, являлся его родственником. В то же время первый виконт из линьяжа Каделон упоминается в хартии монастыря Сен-Максен 928 г. как владелец аллода, расположенного в Меле [376].

О возможном родстве шателенов Меля с Рабиолями говорит тот факт, что по меньшей мере двоих членов этой семьи звали родовым именем мельских сеньоров (Мэнго). Кроме того, известно, что в XIII в. Дампьер находился в подчинении замка Сюржер, а его владельцами были представители рода Мэнго [377]. Все это указывает на стабильную многоаспектную систему связей трех семей, продолжавшуюся не менее двух столетий, и вполне вероятно, что их союзничество было обусловлено узами крови.

Таковы семьи, которым, судя по их дарственным грамотам, церкви Меля и Ольнэ изначально принадлежали как собственность. После отчуждения владельческих прав храмы все же продолжали находиться поблизости от их замков; в отношении обитателей замка Мель можно отметить по меньшей мере два дарения, которые, вполне вероятно, были связаны со строительными нуждами первого этапа реконструкции Сент-Илер. В отношении Ольнэ у нас вовсе нет поводов, даже косвенных, говорить о строительной активности Рабиолей и виконтов Ольнэ. Хотя в принципе предполагать их участие также как возможных донаторов было бы естественно: церкви находились рядом с замками, а дарения церквам были обычной практикой. Но если мы обсуждаем вопрос о том, что бывшие владельцы, возможно, выступили заказчиками вновь созданных храмов, – то есть что здания были выстроены по их воле, а внешнее воплощение отвечало их желаниям, – речь должна идти не просто о возможности выступить в качестве пассивного донатора. Могли ли члены этих семей проявить деятельную активность в перестройке церквей, от собственности на которые они уже отказались? Попробуем рассмотреть подробнее эту возможность.

5. Заказчик-мирянин и его отношение к церкви как к собственности и произведению

Скажу с самого начала: такая возможность представляется мне реальной. Как кажется, сам сложный характер средневековой собственности обусловливал гибкость ситуации, позволявшую мирянам при желании проявлять значительную меру созидательной активности. Ниже будет представлен ряд общих соображений, которые должны помочь внести ясность в разбираемые ситуации – перестройки церквей Меля и Ольнэ. Для начала еще раз вспомним, что нам известно о действиях бывших владельцев обеих церквей.

Три дарственных, в которых упоминается церковь Сент-Илер, одинаково фиксируют ее передачу монастырю Сен-Жан д’Анжели. В первом случае дарителем (а следовательно, и собственником) выступает сам граф Пуату (середина Х в.), во втором – один из его приближенных по имени Эри (1028 г.), в третьем – три брата, шателены мельского замка, Мэнго, Константин и Гийом (1080 г.). Ситуация на первый взгляд парадоксальная: одна и та же церковь трижды дарится одному и тому же монастырю разными собственниками. Объяснений ей может быть по меньшей мере два. Во-первых, в отношении первых двух дарений у нас нет стопроцентной уверенности в том, что речь идет именно о том храме, который выступает предметом нашего интереса. Во-вторых, если это все же так, то получается, что значительная часть истории церкви от нас скрыта: выходит, что она, оказываясь в собственности монастыря, через какое-то время вновь возвращалась к частным владельцам, причем разным. Как это происходило (путем выкупа, обмена, насильственного захвата мирянами), неизвестно, как неизвестны и мотивы мирян, претендовавших в свое время на эту церковь как на собственность. Единственное, о чем можно говорить в данном случае, – о том, что церковь в течение по меньшей мере столетия регулярно переходила из рук в руки, несколько раз оказываясь в собственности одного и того же монастыря, и в конце концов утвердилась в этом состоянии, будучи преобразованной в его приорат.

Какой-либо информацией о церкви Ольнэ мы располагаем только начиная с XI в. В начале XI в. церковь находилась в совместном владении нескольких собственников (из которых нам известны виконт Константин и братья Рамнульф и Мэнго Рабиоли). Далее источники – дарственные грамоты – дают лишь отрывочную информацию: владельцы дарят церковь по частям, но оставались ли остальные части у них же или принадлежали кому-то еще, узнать невозможно; кроме того, два известных нам дарения сделаны в пользу разных монастырей (в одном случае это Сен-Жан д’Анжели, в другом – Сен-Киприан). В 1100 г. церковь целиком принадлежит монастырю Сен-Киприан, в 1122 г. – соборному капитулу Пуатье. Вероятно, она надолго оказывалась в одновременном владении нескольких собственников, а перейдя, наконец, целиком в ведение Сен-Киприан, довольно быстро снова сменила хозяина – им стал соборный капитул Пуатье. Как видим, вплоть до перехода в ведение капитула церковь как собственность долго «блуждала» между владельцами, находившими нужным постоянно передавать ее – полностью или частями – из рук в руки.

Случаи Меля и Ольнэ скорее закономерны, чем исключительны: судьба множества других частных церквей в X–XII вв. была примерно такой же. Они постепенно переходили от светских владельцев к церковным (монастырям, коллегиям каноников, капитулам) [378]. С середины XI в. поток дарений значительно возрастает: они становятся важнейшим механизмом претворения в жизнь григорианской реформы, одним из принципиальных положений которой было прекращение светского владения церквами [379]. Однако зафиксированный в документах акт дарения не означал резкого обрыва существующих связей церкви с ее бывшим хозяином – об этом свидетельствуют прежде всего сами дарственные грамоты, сохранившиеся в монастырских картуляриях. Церкви нередко вновь захватывались самими дарителями или их потомками и часто заново дарились с покаянием [380] (не исключено, что нечто подобное имело место в случае с мельской церковью). Процесс трудного расставания с бывшей собственностью отразился и в наиболее характерной форме дарения: владельцы предпочитали отдавать церковь не сразу и целиком, а удерживая у себя какую-то часть (стоит отметить, что во всех дарственных, где упоминается Ольнэ, речь идет именно о частичном дарении); нередко в дарственной оговаривалось, что она вступит в силу только после смерти владельца [381]: церковь как будто и дарилась, но не сразу или не до конца. Иногда бывший владелец оставлял за собой право распоряжаться дальнейшей судьбой подаренной церкви – выкупая ее назад и передаривая другому монастырю [382]. Собственнические «рецидивы» окончательно прекращались, по всей видимости, только через несколько поколений. В конце XI и в XII в. церкви (а равно и монастыри), переходившие из личной в церковную собственность, находились скорее в некотором промежуточном (или неустойчивом) состоянии, сохраняя связь с прежними владельцами, даже если по праву они им больше не принадлежали. Таким образом, говоря о принадлежности церкви в Ольнэ капитулу Пуатье, а мельской церкви – монастырю Сен-Жан д’Анжели, следует учитывать сложность ситуации, которая на деле могла быть гораздо менее определенной; иначе говоря, «собственническое» отношение к церкви в течение XII в. в той или иной мере могло сохраняться в семьях бывших владельцев.