Ничто не вечно, стр. 6

Она слегка замялась.

— Да.

Гас Венабл повернулся к присяжным.

— Вы слышали, обвиняемая признала, что с уважением относится к мнению доктора Баркера. Надеюсь, она слышала, как, по словам свидетеля, доктор Баркер оценил ее компетентность…, вернее, отсутствие таковой.

— Протестую! — сорвался с места взбешенный Алан Пенн.

— Протест принят.

Но было уже слишком поздно. Защите был нанесен серьезный удар.

***

Во время следующего перерыва Алан Пенн затащил Джейсона Куртиса в туалет.

— Черт побери, куда вы меня втянули? — зарычал разгневанный адвокат. — Джон Кронин ее ненавидел, Баркер ее ненавидел. Я настаиваю, чтобы мои клиенты рассказывали мне правду, абсолютно всю правду. Только в этом случае я могу помочь им. Но ей я помочь не могу. Ваша подружка засунула меня в такой глубокий снег, что мне не обойтись без лыж. Каждый раз, когда она открывает рот, она вбивает гвоздь в крышку собственного гроба. Это гребаное дело находится сейчас просто в свободном падении!

***

Во второй половине дня Джейсон Куртис пришел навестить Пейдж.

— К вам посетитель, доктор Тэйлор. Джейсон вошел в камеру.

— Пейдж…

Она обернулась к нему, стараясь сдержать слезы.

— Похоже, мои дела довольно плохи, да? Джейсон заставил себя улыбнуться.

— Ты же знаешь, как говорят, — еще не вечер.

— Джейсон, ты ведь не веришь, что я убила Джона Кронина ради денег, правда? Я сделала это только потому, что хотела помочь ему.

— Я верю тебе, — проговорил Джейсон. — Я люблю тебя. — «Я не хочу потерять ее, — подумал он, обнимая Пейдж. — Не могу. Она лучшее, что есть у меня в жизни». — Все будет в порядке. Обещаю тебе, что мы будем вместе вечно.

Пейдж прижалась к нему сильнее. «Ничто не вечно, — стучало у нее в голове. — Ничто. Как могло все пойти так плохо…, так плохо…, так плохо…»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Сан-Франциско Июль, 1990

— Хантер, Кейт.

— Здесь.

— Тафт, Бетти-Лоу.

— Я здесь.

— Тэйлор, Пейдж.

— Здесь.

Они были единственными женщинами среди большой группы вновь прибывших первогодков врачей-ординаторов, собранных в просторной тускло-коричневой аудитории окружной больницы «Эмбаркадеро».

Эта больница являлась старейшей в Сан-Франциско и одной из старейших в стране. Во время землетрясения 1989 года Господь подшутил над врачами-ординаторами Сан-Франциско и не разрушил больницу, а оставил ее стоять на месте. Она представляла собой громадный комплекс, занимавший более трех кварталов. Здания, построенные из кирпича и камня, посерели от времени и грязи.

Сразу за входом в главный корпус располагалось большое помещение приемного покоя с жесткими деревянными скамьями для пациентов и посетителей. Краска на стенах приемного покоя, накладываемая слой за слоем в течение очень многих лет, облупилась, а полы в коридорах были обшарпанными, с выбоинами, так как за это время по ним прошли, проковыляли на костылях и проехали в инвалидных колясках тысячи и тысячи пациентов.

Окружная больница «Эмбаркадеро» фактически была городом в городе. В ней работало свыше девяти тысяч человек, включая четыреста штатных врачей, сто пятьдесят врачей-общественников, занятых неполный рабочий день, восемьсот ординаторов, три тысячи медсестер, плюс лаборанты, санитары и прочий технический персонал. Верхние этажи занимали двенадцать операционных, главный склад, костный банк, центральная регистратура, три палаты неотложной медицинской помощи, отделение для больных спидом. Всего здесь размещалось более двух тысяч коек для больных.

В первый день прибытия новых ординаторов их приветствовал директор больницы доктор Бенджамин Уоллис, который по сути своей был типичным политиканом — высокий, импозантный мужчина, обладавший малым опытом врачебной работы, но достаточным шармом, чтобы добраться по служебной лестнице до своей теперешней должности.

— В это утро я хочу поприветствовать всех вас, наших новых ординаторов. Первые два года в медицинском колледже вы работали с трупами. Последующие два года вы посвятили работе с пациентами в больницах под наблюдением старших врачей. А теперь вы сами будете отвечать за своих пациентов. И это громадная ответственность, требующая самоотдачи и профессионализма. — Уоллис обвел взглядом присутствующих. — Некоторые из вас будут специализироваться в хирургии, другие — в терапии. Каждая группа будет прикреплена к старшему ординатору, который объяснит вам ежедневный распорядок работы. Отныне все ваши действия — это дело жизни или смерти.

Молодью врачи слушали его затаив дыхание.

— «Эмбаркадеро», — продолжал директор, — является окружной больницей. А это значит, что мы принимаем любого больного, который к нам приходит. Большинство наших пациентов люди бедные, и они обращаются к нам потому, что им не по карману частные клиники. В наших палатах неотложной помощи работа не утихает все двадцать четыре часа в сутки. Вам придется перерабатывать, получая при этом скромную зарплату. В частной клинике вам в течение первого года доверили бы только самую черновую работу, на второй год разрешили бы подавать скальпель хирургу и лишь на третий год позволили бы делать простейшие операции под наблюдением старшего врача. Что ж, здесь вы можете забыть об этом. Наш девиз: «Наблюдай, делай, учи других». Наша больница плохо укомплектована медперсоналом, и чем быстрее мы сможем допустить вас в операционные, тем лучше. Есть ли ко мне вопросы?

Новоиспеченным ординаторам хотелось задать ему миллион вопросов.

— Нет? Очень хорошо. Ваш первый официальный рабочий день начинается завтра. В главной регистратуре вы должны будете отметиться в половине шестого утра. Желаю удачи!

Собрание закончилось. Все потянулись к выходу из аудитории, громко и возбужденно разговаривая между собой. Три женщины стояли рядом.

— А где же другие женщины?

— Пожалуй, мы единственные.

— Напоминает медицинский колледж, да? Типичный мужской клуб. У меня такое ощущение, что эта больница все еще живет в средневековье. — Последнее замечание сделала очень красивая темнокожая женщина, ростом около шести футов, крупного телосложения, но необычайно грациозная. Все в ней — походка, манера держаться, холодный, насмешливый взгляд — подчеркивало этакую отчужденность. — Я Кейт Хантер. Но все зовут меня Кэт.

— Пейдж Тэйлор, — представилась вторая женщина, молодая, дружелюбная, интеллигентного вида, уверенная в себе.

Они повернулись к третьей женщине.

— Бетти-Лоу Тафт. Но меня все называют Хони. — Она говорила с мягким южным акцентом. Открытое, простодушное лицо, мягкие серые глаза и теплая улыбка.

— Откуда ты? — спросила Кэт.

— Мемфис, штат Теннесси.

Теперь уже Хони и Кэт посмотрели на Пейдж.

— Бостон, — просто ответила она.

— Миннеаполис, — сказала Кэт и подумала: «Это довольно близко к истине».

— Похоже, мы все забрались далеко от дома, — заметила Пейдж. — Где вы остановились?

— Я в какой-то паршивой гостинице, — проговорила Кэт. — У меня не было времени подыскать жилье.

— И у меня тоже, — сообщила Хони.

На лице Пейдж появилась радостная улыбка.

— А я сегодня утром посмотрела несколько квартир. Одна из них просто потрясающая, но я одна не потяну. Там три спальни…

Женщины переглянулись.

— Но если мы втроем… — предложила Кэт. Квартира находилась в районе порта, на Филберт-стрит. Она их полностью устраивала. Три спальни, две ванные комнаты, паласы, прачечная, мусоропровод, стоянка для машин. Обставлена квартира была старой мебелью, однако в ней царили чистота и порядок.

Когда женщины пришли взглянуть на квартиру, Хони сказала:

— По-моему, прекрасно.

— И я так считаю! — согласилась Кэт. Они посмотрели на Пейдж.

— Давай снимем ее.