Ничто не вечно, стр. 20
— Ты имеешь в виду врачом, — Нет, папа. Я…
— Но ты же Тафт. И если хочешь заниматься медициной, то будешь врачом. Ясно?
— Да, папа.
Хони сказала отцу правду, когда сообщила, что хочет стать медсестрой. Ей нравилось ухаживать за людьми, помогать им, нянчиться с ними. Но ее очень пугала перспектива стать врачом и отвечать за человеческие жизни. И все же она понимала, что не должна расстраивать отца. «Ты же Тафт».
Общий балл аттестата оказался недостаточным для поступления в медицинский колледж, но его компенсировали влиятельные связи отца. Тафт являлся одним из основных спонсоров медицинского колледжа в Ноксвилле, штат Теннесси. Он встретился с деканом, доктором Джимом Пирсоном.
— Вы просите о большой услуге, — сказал Пирсон, — но мы сделаем вот что: я приму Хони с испытательным сроком. Если после шести месяцев обучения мы придем к выводу, что ей нет смысла продолжать учебу, то мы ее отчислим.
— Отлично. Вот увидите, она вас удивит, — заверил Тафт.
И он оказался прав.
Отец Хони устроил ее жить в Ноксвилле у своего двоюродного брата, преподобного Дугласа Липтона.
Дуглас Липтон являлся главой местной баптистской общины. Ему было около шестидесяти лет, а его жене лет на десять больше.
Священник очень обрадовался появлению в их доме Хони.
— Она словно глоток свежего воздуха, — сказал он жене.
Дуглас Липтон еще не видел такого человека, который так страстно желал бы доставить удовольствие другим.
Занятия в колледже шли у Хони неплохо, но рвения к учебе она не испытывала. Училась только потому, что хотела угодить отцу.
Преподавателям она нравилась. Была в Хони та природная доброта, которая подкупала профессоров, и они желали ей успеха.
Как это ни забавно, но хуже всего у Хони шли дела по анатомии. После двух месяцев обучения преподаватель вызвал ее к себе в кабинет.
— Боюсь, вам не удастся сдать экзамен по анатомии, — с печальным видом сообщил он.
«Это невозможно, — подумала Хони. — Я не могу так расстроить отца. Что в таких случаях советовал Боккаччо?»
Хони подошла к профессору поближе. — Я поступила в этот колледж только из-за вас. Я так много слышала о вас. — Она придвинулась ближе. — Я хочу быть похожей на вас. — Еще ближе. — Профессия врача — это все для меня в жизни. — И еще ближе. — Прошу вас, помогите мне…
Когда спустя час Хони вышла из его кабинета, она уносила с собой ответы на экзаменационные билеты.
За время обучения в медицинском колледже Хони прибрала к рукам нескольких профессоров. В ее облике ощущалась такая беспомощность, что они были просто не в состоянии отказать ей. Каждый профессор гордился тем, что именно от него Хони без ума, и каждый испытывал неловкость от того, что воспользовался ее неопытностью.
Последней жертвой Хони стал доктор Джим Пирсон. Он был заинтригован доходившими до него слухами о ее необычайном сексуальном искусстве. Однажды Пирсон вызвал Хони к себе в кабинет, чтобы обсудить ее успеваемость. Хони принесла с собой небольшую коробочку с сахарной пудрой, и вскоре все было закончено. Доктор Пирсон попался на крючок точно так же, как и все остальные. Хони помогла ему почувствовать себя молодым и неутомимым, королем, который покорил ее и превратил в рабыню.
О жене и детях доктор Пирсон старался не думать.
Хони очень нравился преподобный Дуглас Липтон, и ее расстраивало, что его жена такая сухая, фригидная женщина, которая к тому же постоянно ругала его. Ей было жалко священника. «Он не заслуживает такого отношения, — думала она, — он нуждается в ласке и заботе».
Как— то поздно вечером, когда миссис Липтон уехала из города навестить свою сестру, Хони зашла в спальню к священнику. Она была совершенно обнаженной.
— Дуглас…
Он моментально открыл глаза.
— Хони? С тобой все в порядке?
— Нет, — ответила она. — Могу я поговорить с тобой?
— Конечно. — Рука священника потянулась к лампе.
— Не зажигай свет. — Она юркнула в кровать и легла рядом с ним.
— Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?
— Я беспокоюсь.
— О чем?
— О тебе. Ты достоин любви. И я хочу любить тебя.
Липтон окончательно проснулся.
— Боже мой! Но ты же совсем дитя. Наверное, ты шутишь.
— Я говорю серьезно. Твоя жена тебя совсем не любит…
— Хони, но это невозможно! Тебе лучше вернуться в свою комнату… — Священник почувствовал, как ее обнаженное тело прижимается к нему. — Хони, мы не должны этого делать. Я…
Тело девушки накрыло его тело, ее губы прижались к его губам. Эту ночь она провела в его постели.
В шесть часов утра дверь в спальню распахнулась, и вошла миссис Липтон. Она постояла, глядя на любовников, потом вышла, не сказав ни слова.
Через два часа преподобный Дуглас Липтон в своем гараже покончил жизнь самоубийством.
Услышав эту новость, Хони потеряла дар речи, она просто не могла поверить в случившееся.
Приехавший в дом шериф уединился с миссис Липтон для беседы.
Закончив разговор, он отыскал Хони.
— Из уважения к его семье мы намерены квалифицировать смерть его преподобия Дугласа Липтона как самоубийство по неизвестной причине, но предлагаю вам побыстрее убраться к чертовой матери из этого города.
И Хони отправилась в окружную больницу «Эмбаркадеро» в Сан-Франциско.
С блестящими характеристиками от доктора Джима Пирсона.
Глава 9
Для Пейдж время перестало существовать. Дни и ночи без начала и конца сливались в сплошную вереницу. Больница стала смыслом всей ее жизни, а мир вне больничных стен казался далекой, незнакомой планетой.
Пришло и прошло Рождество, наступил новый год. В том, другом мире войска США освободили Кувейт от иракских захватчиков.
От Альфреда не было никаких вестей. «Он поймет, что совершил ошибку, — думала Пейдж. — Он вернется ко мне».
Рано утром зазвонил телефон, но вдруг звонки внезапно прекратились. Пейдж причислила этот звонок ко всем тем загадочным и пугающим случаям, которые происходили с ней в последнее время. Словно страшные сны…, если только не учитывать того, что все это происходило наяву.
Рутинная работа продолжалась в бешеном ритме. Не было даже времени как следует узнать пациентов. Все они были просто желчными пузырями, разорванными печенками, раздробленными бедрами, сломанными позвоночниками.
Больница представляла собой джунгли, наполненные механическими демонами — кислородными масками, приборами слежения за деятельностью сердца, установками компьютерного сканирования, рентгеновскими аппаратами. И у каждого из этих демонов был свой, специфический звук. Посвистывание, жужжание, постоянные вызовы из динамиков сливались в одну громкую, невыносимую какофонию.
Второй год ординаторства предполагал уже переход на новую ступень. Молодым врачам доверяли более ответственную работу, а они наблюдали за вновь прибывшими выпускниками медицинских колледжей со смешанным чувством пренебрежения и высокомерия.
— Бедолаги, — сказала Кэт Пейдж. — Они понятия не имеют, во что вляпались.
— Но очень скоро поймут.
Пейдж и Хони тревожило поведение Кэт. Она худела и выглядела подавленной. Подруги замечали, что, когда они обращались к ней, взгляд Кэт становился отсутствующим, словно ее мысли были заняты совсем другим. Время от времени она отвечала на какие-то загадочные телефонные звонки, и после каждого из них ее депрессия только усиливалась.
Пейдж и Хони решили поговорить с ней.
— У тебя неприятности? — спросила Пейдж. — Ты же знаешь, мы любим тебя и хотели бы помочь.
— Спасибо, я вам очень благодарна, но вы не можете помочь. Это денежные проблемы. Хони удивленно посмотрела на Кэт.
— Для чего тебе нужны деньги? Мы ведь никуда не ходим, да и магазины посещать нет времени. Мы…