Незнакомец в зеркале, стр. 51

Она сидела в одиночестве, уставившись на стены, не видя и не слыша окружавшей ее суеты. Мысли ее были сфокусированы на одном: Тоби должен поправиться! Он был ее солнцем, и если солнце погаснет, то тень умрет. Она не могла допустить, чтобы это случилось.

Было пять часов утра, когда главный врач доктор Дюкло вошел в комнату, которую частным образом занимала Джилл, чтобы быть ближе к Тоби.

— Миссис Темпл, боюсь, что нет смысла пытаться смягчить удар. У вашего мужа случился обширный инсульт. По всей вероятности, он никогда уже не сможет ни ходить, ни говорить.

31

Когда Джилл разрешили наконец войти к Тоби в палату парижского госпиталя, его вид потряс ее. За одну ночь Тоби постарел и высох, словно из него ушли все жизненные соки. Он частично потерял способность двигать руками и ногами и говорить он не мог, а только произносил нечленораздельные звуки.

Через шесть недель врачи позволили перевезти Темпла. Когда Тоби и Джилл прилетели в Калифорнию, на аэродроме их встречала толпа газетчиков и тележурналистов, а также сотни доброжелателей. Болезнь Тоби Темпла стала большой сенсацией. Непрерывно раздавались телефонные звонки от друзей, справлявшихся о здоровье Тоби, о течении болезни. Телевизионные группы пытались проникнуть в дом, чтобы сфотографировать его. Пришли послания от президента и сенаторов и тысячи писем и открыток от почитателей, которые любили Тоби и молились за него.

Но приглашений больше не было. Никто не приходил справиться о самочувствии Джилл, пригласить ее на нешумный обед, прогулку на автомобиле или в кино. Никто во всем Голливуде ни на грош не интересовался Джилл.

Она вызвала личного врача Тоби, доктора Эли Каплана, и тот пригласил двух лучших невропатологов, одного из Медицинского центра Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, а другого из «Джонса Хопкинса». Их диагноз полностью совпадал с вердиктом доктора Дюкло из Парижа.

— Важно понимать, — объяснял Джилл доктор Каплан, — что разум Тоби ни коим образом не поврежден. Он слышит и понимает все, что вы говорите, но его речевые и моторные функции парализованы. Он не может ответить.

— Он… он навсегда останется таким?

Доктор Каплан ответил не сразу.

— Конечно, быть абсолютно уверенным нельзя, но, по нашему мнению, его нервная система слишком сильно повреждена, так что лечение вряд ли принесет ощутимый результат.

— Но наверняка вы не знаете?

— Нет…

Однако Джилл знала.

В дополнение к трем сиделкам, которые круглосуточно ухаживали за Тоби, Джилл договорилась, чтобы каждое утро для занятий с Тоби к ним домой приходил физиотерапевт. Он относил Тоби в бассейн и держал его на руках, осторожно растягивая ему мышцы и связки, пока Тоби делал слабые попытки двигать ногами и руками в теплой воде. Улучшения не было. Через три недели пригласили врача-логопеда. Она приходила на час во второй половине дня и пыталась помочь Тоби вновь научиться говорить, произносить звуки, из которых состоят слова.

Прошло два месяца, но Джилл не видела никаких перемен. Совершенно никаких. Она послала за доктором Капланом.

— Вы должны сделать что-нибудь, чтобы помочь ему, — потребовала она. — Нельзя же оставлять его в таком состоянии.

Он беспомощно посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, Джилл. Я пытался объяснить вам…

Еще долго после ухода доктора Каплана Джилл сидела одна в библиотеке. Она чувствовала приближение сильного приступа головной боли, но сейчас было не время думать о себе. Она поднялась наверх.

Тоби сидел в постели, опираясь на подушки, и смотрел в пустоту. При появлении Джилл его синие глаза загорелись. Блестящие и живые, они следили за Джилл, пока она шла к кровати. Когда она подошла и посмотрела на него, его губы шевельнулись и произвели какой-то невнятный звук. Слезы отчаяния показались на его глазах. Джилл вспомнила слова доктора Каплана: «Важно понимать, что его разум никоим образом не поврежден».

Она села на край кровати.

— Тоби, послушай, что я скажу. Ты выберешься из этой кровати! Ты будешь ходить, ты будешь говорить. — Слезы уже катились у него по щекам. — Ты сделаешь это, — твердо произнесла Джилл. — Ты сделаешь это ради меня!

На следующее утро Джилл уволила сиделок, физиотерапевта и логопеда. Услышав эту новость, доктор Каплан поспешил повидать Джилл.

— Я согласен с вами относительно физиотерапевта, Джилл, но сиделки! Надо, чтобы с Тоби кто-то был круглые сутки.

— С ним буду я.

Он покачал головой:

— Вы просто не представляете себе, на что решились. Один человек не может…

— Если вы будете нужны, я вас вызову.

Она отослала его.

Хождение по мукам началось.

Джилл решила попытаться сделать то, что, по уверениям врачей, сделать было невозможно. Когда она первый раз взяла Тоби на руки и посадила в кресло-каталку, то испугалась ощущения его невесомости. Она спустилась с ним вниз на лифте, который был специально установлен, и стала работать с Тоби в бассейне, как это делал физиотерапевт. Но теперь все было иначе. В отличие от врача — осторожного и терпеливого, Джилл была строгой и неумолимой. Когда Тоби пытался показать, что устал и больше не может, Джилл говорила ему:

— Мы еще не закончили. Еще один раз. Ради меня, Тоби.

И заставляла его делать упражнение еще раз.

И еще раз, пока он не начинал беззвучно плакать от безумной усталости.

Во второй половине дня Джилл принималась заново учить Тоби говорить.

— Ооо… ооо.

— Ааа…

— Нет! Ооо. Округли губы, Тоби. Заставь их повиноваться. О-о-о!

— А-а-а…

— Нет, черт побери, нет! Ты будешь говорить! Ну, давай: О-о-о!

И он снова делал попытку.

Каждый вечер, покормив Тоби, Джилл ложилась к нему в постель и обнимала его. Она медленно проводила его неподвижными руками по всему своему телу, по груди и по мягкому углублению между ногами. «Потрогай это, Тоби, — шептала она, — все это твое, милый. Это принадлежит тебе. Я хочу тебя! Я хочу, чтобы ты выздоровел, чтобы мы снова могли заниматься любовью. Я хочу, чтобы ты меня трахал, Тоби!»

Он смотрел на нее своими живыми, блестящими глазами и издавал бессвязные, скулящие звуки.

— Скоро, Тоби, скоро!

Джилл была неутомима. Она уволила прислугу, потому что не хотела ничьего присутствия рядом. С тех пор она сама готовила пищу. Продукты заказывала по телефону и никогда не выходила из дому. Сначала Джилл приходилось то и дело отвечать на телефонные звонки, но скоро они стали редкими, а потом и вовсе прекратились. Бюллетень о состоянии здоровья Тоби Темпла перестал появляться в сводках новостей. Мир знал, что он умирает. Это был лишь вопрос времени.

Но Джилл не собиралась дать Тоби умереть. Если он умрет, то и она умрет вместе с ним.

Дни слились в одну долгую, бесконечную колею тяжелой и нудной работы. Джилл вставала в шесть часов утра. Первым делом она мыла Тоби. Он страдал полным недержанием. Хотя ему вводился катетер и надевалась пеленка, он все-таки умудрялся обделаться за ночь так, что нередко приходилось менять не только пижаму Тоби, но и постельное белье. Запах в спальне стоял почти невыносимый. Джилл наливала в таз теплой воды, брала губку и мягкую тряпку и смывала кал и мочу с тела Тоби. Вымыв, она его насухо вытирала и пудрила, потом брила и причесывала.

— Ну вот. Ты выглядишь красавчиком, Тоби. Посмотрели бы на тебя теперь твои поклонники. Но скоро они тебя увидят! Они будут драться за возможность увидеть тебя. Президент тоже там будет. Все там будут, чтобы увидеть Тоби Темпла.

Потом Джилл готовила Тоби завтрак. Она варила овсяную или манную кашу или делала яичницу — пищу, которой она могла кормить его с ложечки. Она кормила его как младенца, при этом все время с ним разговаривала, обещала, что он обязательно поправится.