Только будь со мной!, стр. 3

Я кивнула. Мои губы дрожали.

Спустя несколько минут пришла мама со специальным креслом для душа.

– Ты еще не разделась.

Я начала медленно расстегивать пижамную рубашку. У меня тряслись руки.

– Я стараюсь.

– Недостаточно хорошо, – последовал резкий ответ, похожий на удар теннисного мяча по голове. Я чувствовала на себе ее взгляд, пересаживаясь с края кровати на душевое кресло. Наконец, когда я была готова, мама повезла меня в ванную.

– Кас, извини, я была груба с тобой, но я не могу видеть тебя в таком состоянии. Хватит жалеть себя, – сказала она, включая душ и проверяя температуру воды. – Надо жить дальше, строить планы на будущее.

– Я хотела стать врачом.

– Я знаю. Ты можешь вернуться в Королевский колледж. Почему бы тебе не обсудить это с доктором Льюисом? – Она развернула мое кресло и поставила его на тормоз. Доктор Льюис был моим научным руководителем. – Я уверена, что он захочет помочь…

– Нет, – резко оборвала я ее. – Я не могу.

Сара тоже пыталась уговорить меня возобновить учебу. Но всякий раз, когда я думала об этом, передо мной всплывали лица однокурсников, с жалостью смотрящих на меня. И как бы я пережила встречу с Шоном? Рана была еще слишком свежей. И даже если я окончу колледж и получу лицензию, что будут думать пациенты о враче в инвалидном кресле?

– Ничего не выйдет, мам.

– Но надо же хоть что-нибудь делать. Мы Бруксы. Мы никогда не сдаемся.

– Но это моя проблема.

– Нет, это наша проблема. – Со слезами на глазах мама передала мне бутылочку с шампунем. – Наша, Кас.

Я смотрела, как она пересекла ванную комнату и вышла. Хотела бы я знать, что мне теперь делать и как жить дальше.

«Конечно, очень сложно смириться с тем, что с вами случилось. Но, уверяю вас, вы в надежных руках, – говорил мне медицинский консультант, стоя у края моей больничной койки. – Во время курса физиотерапии мы научим вас, как оптимизировать ваши возможности и вернуться к полноценной жизни».

Но они не смогли возродить во мне желание жить. Физиотерапия не излечила мое разбитое и растоптанное сердце.

Одевшись, я позвала папу.

Он был первым, кого я увидела, придя в сознание в больничной палате.

– Как мы скажем ей об этом? – произнес он.

Я не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, с кем он разговаривал. Мое тело обхватывало что-то жесткое и холодное, как арматура, не давая пошевелиться. Тем не менее я догадалась, что рядом со мной стояла мама.

– Что случилось? – закричала я, отчаянно пытаясь пошевелить ногами. – Почему мои ноги не двигаются?

Та нежность, с которой мама гладила меня по голове, ужаснула меня. Я поняла, что именно она пытается мне сказать.

Я подъехала на кресле к краю лестницы. Папа уже ждал меня там.

– Умница, – сказал он, наклоняясь ко мне. – Ты готова?

Он взял меня на руки и спустился на первый этаж, говоря:

– Все наладится, Кас. Я обещаю.

Лучше бы я умерла в то утро.

Когда папа сошел с последней ступеньки, из кухни вышел Джейми и сказал, что принесет мое инвалидное кресло. Должно быть, он только что вернулся домой: он был одет в куртку.

Усадив меня за обеденный стол, папа ушел в свой кабинет. Он архитектор и уже пятнадцать лет работал на дому. Прежде чем пожениться, мама и папа договорились, что, когда у них появятся дети, они не будут нанимать нянь или домработниц. Один из них полностью посвятит свое время семье и домашним делам. Достигнув определенного возраста, я поняла причину такого решения. Ни мама, ни папа никогда не были близки со своими родителями. Как-то раз мама сказала, что они оба остро чувствовали отсутствие родительской заботы, поддержки и даже любви.

– Наши родители всегда были для нас чужими людьми, – призналась она.

Поэтому, когда родилась я, она стала домохозяйкой и занималась только домом и мной.

Когда мне исполнилось пять, а Джейми только годик, мама объявила нам, что теперь папа будет сидеть с детьми. Джейми ничего не понял, а вот я забеспокоилась. Ведь папа даже готовить не умел.

В тот же год мама открыла свою риелторскую фирму. Я видела ее сайт в Интернете. На первой странице – фото мамы в сером платье-карандаше: кроваво-красные губы, сияющая улыбка, идеально уложенные волосы платинового оттенка. Внизу страницы размещены фотографии ее подчиненных.

– Тебе удобно? – спросил Джейми. У него был приятный низкий голос.

– Да, нормально.

– Я ходил на почту. Купил кое-что для тебя, – сказал он, указывая на белый пластиковый пакет, лежавший в центре стола. В нем были глянцевые журналы с шикарными голливудскими актрисами на обложках.

Джейми казался усталым, будто он всю ночь не спал.

– Спасибо, – сказала я. – Раз ты стоишь, не сделаешь мне кофе? Будь добр…

– Да-да, конечно. – Он поставил чайник на плиту. Из соседней комнаты доносился оглушительный рев реактивного двигателя. Это мама пылесосила пол. Я улыбнулась, вспоминая, как в подростковом возрасте я включала наш допотопный пылесос, чтобы от души поругаться и при этом не быть услышанной родителями.

– Она постоянно убирается, – пожаловался Джейми. – А пока ты была в больнице…

Он устало потер глаза, и на мгновение мой братишка показался мне намного младше своего возраста.

– Господи, ты бы ее видела! – воскликнул он с едва заметной улыбкой на губах.

– Что, серьезно? Еще хуже, чем обычно?

– Ага. Короче, недавно она просыпала почти всю банку чистящего порошка мимо раковины и чуть не разнесла весь дом к чертям. Папа говорит, она очень расстроена. И что мы с ним должны ей помогать. – Джейми покачал головой. – Но что бы я ни делал, ей все не по нраву.

– Но я очень рада, что ты здесь, – сказала я. Он передал мне чашку с кофе, и я сделала небольшой глоток. Напиток получился слабый и по вкусу напоминал больничный. – Если бы ты еще научился варить кофе, то цены бы тебе не было.

– Ты прямо как мама! – Он улыбнулся. – С жалобами и предложениями обращайтесь к управляющему нашего отеля.

Я вспомнила тот день, когда Джейми пришел ко мне в больницу. В тот момент я уже лежала в отдельной палате. Я слышала, как Джейми и папа шушукаются за дверью.

Затем Джейми осторожно постучал и вошел в комнату. На нем были стоптанные кроссовки и мешковатые джинсы, из-под которых выглядывала резинка трусов с логотипом Кельвина Кляйна. В руках он держал купленную в больнице коробку шоколадных конфет, с которой он забыл отклеить ярко-оранжевый ценник. Джейми бросил неловкий взгляд на мои белые больничные носки.

– Можешь не завидовать, – сказала я. – Я уверена, у них найдется твой размер.

Потом он увидел пакет от катетера, прикрепленный к моей кровати. Мне было страшно неловко, и я хотела, чтобы Джейми перестал на него глазеть. К моему облегчению, он отвел взгляд и начал осматривать палату, заинтересовавшись в конце концов маленьким телевизором.

– Я хочу пить, – сказала я, жестом указывая на кувшин, стоявший на прикроватной тумбочке.

Джейми вскочил со стула и бросился к тумбочке.

– Только ты губу особо не раскатывай. Я не буду все время исполнять твои команды, – сказал он, наливая воду в стакан и ухмыляясь.

– Извини, приятель, но тебе придется мириться с моими капризами.

Повисла очередная неловкая пауза.

– Открывай конфеты, – попросила я. – И передай мне тот журнал, будь любезен.

– О, черт. Ты и до этого мне не слишком нравилась, а теперь ты точно станешь совершенно невыносима.

Я не смогла сдержать улыбку, и Джейми наконец расслабился.

Глядя сейчас на своего брата, я им любовалась. Он был высоким и красивым, как наш папа, но более стройным и подвижным, как мы с мамой. У него были темно-русые волосы и голубые глаза, открытое лицо и благородный нос. Он очаровывал всех своей широкой улыбкой.

Сейчас он казался загорелым. Мы с ним всегда очень быстро загорали. Когда мы ездили летом на море, папа называл нас своими «маленькими цыганами».