История мира в 10 1/2 главах, стр. 24

— Как вы себя чувствуете сегодня утром?

— Почему утром? Вы же всегда приходите только ночью. — Видите, как я не даю им спуску даже в мелочах?

— Как вам будет угодно.

— Что значит «как мне будет угодно»?

— Хозяин — барин. — Это верно, хозяин — барин. Вы должны держать свое сознание под контролем, иначе его занесет неизвестно куда вместе с вами. Между прочим, так и возникла опасность, которая грозит сейчас миру. Держите разум под контролем.

Поэтому я сказала:

— Уходите.

— Вы все время это повторяете.

— Ведь вы же признали мое право решать.

— Придет день, и вы не сможете избежать разговора об этом.

— День. Опять за свое. — Я не открывала глаз. — Ну ладно, о чем — «об этом»? — Я думала, что загоню-таки его в угол, но это могла быть тактическая ошибка.

— Об этом? Ну, обо всем… Как вы попали в такой переплет, как мы собираемся помочь вам выпутаться.

— Ничего-то вы не знаете. Хоть с этим бы согласились! Он пропустил мои слова мимо ушей. Ненавижу эту их манеру делать вид, будто они не слышат вещей, которые ставят их в тупик.

— Грег, — сказал он, явно меняя тему. — Ваше чувство вины, отверженности и тому подобное…

— Грег жив? — Кошмар был так реален, что мне показалось, будто он может знать ответ.

— Грег? Да-да, с Грегом все в порядке. Но мы думали, это не поможет…

— Почему у меня должно быть чувство вины? Я не считаю себя виноватой за лодку. Он хотел только пить пиво и шататься по девочкам. Для этого лодка не нужна.

— По-моему, не в лодке суть.

— Как это не в лодке? Если б не лодка, меня бы здесь не было.

— По-моему, вы слишком много перекладываете на эту лодку. Чтобы не думать о том, что случилось раньше. Вам не кажется, что именно так вы и поступаете?

— Почем я знаю? Это же вы у нас специалист. — Я понимаю, что мои слова прозвучали издевательски, но я не смогла удержаться. Уж больно он меня разозлил. Словно это я ничего не замечала до того, как взяла лодку. Да коли на то пошло, я была одной из немногих, кто замечал. Остальные, почти весь мир, вели себя, как Грег.

— Что ж, по-моему, дело идет на поправку.

— Уходите.

x x x

Я знала, что он еще появится. Пожалуй, я даже немножко хотела, чтоб он вернулся. Наверно, просто чтобы покончить с этим. К тому же, признаюсь, он меня заинтриговал. То есть я точно знаю, что произошло, и более или менее почему, и более или менее как. Но мне хотелось поглядеть, насколько ловко он — то есть на самом-то деле я сама — сможет все объяснить.

— Так вы считаете, что готовы поговорить о Греге?

— О Греге? При чем тут Грег?

Ну, нам кажется, и мы рады были бы, если б вы это подтвердили, что ваш… ваш разлад с Грегом очень многое объясняет в ваших теперешних… проблемах.

— Ничего-то вы не знаете. — Мне нравилось повторять это.

— Так помогите мне узнать, Кэт. Растолкуйте мне, что к чему. Когда вы впервые заметили, что у вас с Грегом не все ладно?

— Грег, Грег. Рехнуться можно, атомная война вас не волнует, а на Греге прямо свет клином сошелся.

— Ну да, война, конечно. Но, по-моему, лучше говорить обо всем по порядку.

— А Грег важнее войны? Странная у вас система приоритетов. Может быть, война началась из-за Грега. Вы знаете, что у него есть бейсбольная шапка с надписью «ВОЙНА КРУЧЕ ЛЮБВИ»? Может, он сидел и пил пиво и нажал кнопку просто от нечего делать.

— Это интересный подход. Сейчас мы с вами что-нибудь нащупаем. Я не ответила. Он продолжал: — Правы ли мы, считая, что с Грегом вы как бы поставили все на одну карту? Думали, что он ваш последний шанс? Возможно, вы возлагали на него чересчур большие надежды?

Я уже была сыта этим по горло.

— Меня зовут Кэтлин Феррис, — сказала я, скорее себе, чем кому-нибудь другому. — Мне тридцать восемь лет. Я уехала с севера и поселилась на юге, потому что видела, что происходит. Но война преследовала меня. Она все равно началась. Я села в лодку и поплыла, куда ветер дует. Я взяла с собой двух кошек. Пола и Линду. Я нашла этот остров. Я живу здесь. Я не знаю, что со мной будет, но знаю, что те из нас, кто думает о судьбе планеты, должны жить дальше. — Договорив, я вдруг заметила, что плачу. Слезы текли вниз по лицу и в уши. Я ничего не видела, ничего не слышала. Мне казалось, я плыву, тону.

Наконец, очень тихо, — а может быть, это мешала попавшая в уши вода? — тог человек сказал:

— Да, мы предполагали, что у вас сложилась такая картина.

— Я была в полосе отравленных ветров. У меня слезает кожа. Все время хочется пить. Я не знаю, насколько это серьезно, но знаю, что должна держаться. Хотя бы ради кошек. Я могу им понадобиться.

— Да.

— Что «да»-то?

— Ну… психосоматические симптомы могут быть очень убедительными.

— Очухайтесь же вы наконец! Была атомная война!

— Хм-м-м, — промычал этот человек. Он намеренно провоцировал меня.

— Ладно, — сказала я. — Давайте теперь послушаем вашу версию. По-моему, вам не терпится ее изложить.

— Ну, мы считаем, что все это из-за вашего разлада с Грегом. И ваших отношений, конечно. Собственничество, рукоприкладство…

Сначала я собиралась ему подыгрывать, однако не смогла удержаться и перебила:

Какой там разлад. Просто взяла лодку, когда началась война.

— Да, конечно. Но у вас с ним… вы считаете, у вас с ним все шло хорошо?

— Не хуже, чем с другими олухами. Он ведь олух, Грег. Он нормальный для олуха. Все совпадает.

— Что значит «совпадает»?

Ну, понимаете, мы затребовали сюда с севера ваши данные. Намечается закономерность. Вы любите ставить все на одну карту. С мужчинами одного типа. Согласитесь, это ведь всегда немного опасно Я не ответила, и он продолжал: — У нас это называется устойчивым синдромом жертвы. УСЖ.

Я решила промолчать снова. Честно говоря, я не поняла, о чем это он. Что он такое плетет.

— Вы всю жизнь любили отрицать, верно? Вы… очень многое отрицаете.

— Да нет, что вы, — сказала я. Это было нелепо. Я подумала, что пора выводить его на чистую воду. — Так что же, по-вашему значит, по-вашему, никакой войны не было?

— Не было. То есть риск был велик. Война и впрямь запросто могла начаться. Но они там как-то разобрались.

— Они там как-то разобрались! — насмешливо выкрикнула я, потому что это доказывало все. Мое сознание помнило эти слова Грега, которые показались мне тогда такими самодовольными. Мне приятно было кричать, я захотела выкрикнуть еще что-нибудь, и я это сделала. — Пока не поешь в «Би-Джей», говна из тебя не выйдет! — завопила я. Меня охватило торжество, но тот человек как будто ничего не понял и положил ладонь мне на руку, словно хотел успокоить.

— Правда разобрались. Войну предотвратили.

— Понятно, — ответила я, все еще ликуя. — Так, стало быть, я не на острове?

— Нет, нет.

— Я его себе вообразила?

— Да.

— И лодки, стало быть, тоже не существует? — Нет, вы плыли на лодке. Но на ней не было кошек.

— Нет, когда вас нашли, с вами были две кошки. Страшно худые. Они едва выжили.

Он хитро делал, что не противоречил мне на каждом шагу. Но это можно было предвидеть. Я решила изменить тактику. Прикинусь растерянной, вызову у него легкое сочувствие.

— Не понимаю, — сказала я, дотягиваясь до его руки и беря ее в свою. — Если войны не было, почему я оказалась в лодке?

— Грег, — сказал он с какой-то отвратительной самоуверенностью, словно я наконец признала сто-то Вы бежали от него. Мы замечаем, что люди с устойчивым синдромом жертвы часто испытывают острое чувство вины и обращаются в бегство. А тут еще плохие вести с севера. Они стали для вас предлогом. Вы материализовали свое беспокойство и смятение, перенесли их во внешний мир. Это нормально, — покровительственно добавил он, хотя было ясно, что он так не считает, — Вполне нормально.

— Я тут не единственная устойчивая жертва, — ответила я. — Весь наш полоумный мир — устойчивая жертва.