Глаз бури, стр. 128
– Согласен! – отчаянно тряхнул головой Кузьма и нервной кистью взлохматил масляный пробор. – Была не была! В ее память!.. Извольте еще водки заказать!
– По рукам, – серьезно сказал Туманов и взревел, наливаясь дурной кровью. – Человек! Еще водки!!!
– Что? Что ты у меня спрашиваешь? – Туманов, устав за день, пытался есть и слушать, но постоянно проваливался в сон и никак не мог сосредоточиться. – Где я не учился? В Пажеском Корпусе? Да ты что, Софья? Рехнулась, что ли?! Я вообще нигде не учился. Читать и писать по-русски меня выучил спившийся поп-расстрига в Вяземской Лавре. А по-английски – Саджун. Прочее – то, что сам схватил. Что ты спрашиваешь-то, я не разберу…
– Портрет Николая, сына баронессы Шталь и брата Ефима Шталь, изображает тебя в молодые годы, – ровно сказала Софи. – Ты можешь это как-то объяснить?
– С ума все посходили, – вздохнул Туманов. – Теперь я, кроме Мещерских и Ряжских, еще и Шталям родственником выхожу? Или, по-твоему, уж прямо погибшим наследником?
– Я не знаю. Хотела бы получить объяснение у тебя.
– У меня нет объяснения, – Туманов вытер салфеткой испачканные жиром пальцы. – Это все ерунда и романтический мусор, который от излишней тонкости душевного устройства придумывают. А у меня устройство простое. Я хочу тебе сказать, что мне опять по делам ехать надо. Теперь в Нижний… Так что сколько-то времени не увидимся. Ты не скучай тут…
– Хорошо, я не буду, – послушно сказала Софи.
– Не будешь? Совсем?! – Туманов, борясь со сном, грозно насупил брови. – Совсем не будешь по мне скучать?!
– Мишка! – Софи вскочила и, обежав стол, кинулась Туманову на грудь. Ложка из его руки выпала в тарелку, а потом и на скатерть, расплескав соус. – Мишка, я ничего не понимаю и боюсь! Оно идет сюда!
– Кто? Кто идет? – Туманов отодвинул стул, усадил Софи к себе на колени и стал баюкать, как ребенка. Девушка спрятала лицо у него на шее, под отросшими, чуть вьющимися с концов волосами.
– Буря! Я не знаю… Как будто бы этот камень и вправду издалека заклял всех. Зачем только ты со всем этим связался?… Да! Саджун! Я помню… Но я… Мишка, ты возвращайся скорее, а еще лучше не уезжай! Я чувствую, не надо тебе сейчас уезжать…
– Сонька, родная, я должен. Именно для того, чтобы все по своим местам расставить, и всем злопыхателям по сусалам надавать. А после буря и кончится… И станем думать, как нам дальше жить…
– Хорошо. Мишка, ты приезжай быстро. А не то я… Я не знаю точно, что будет, но страшно без тебя. Тревожно везде. Только в одном положении и отпускает…
– Это в каком же? – Туманов усмехнулся, погладил волосы Софи и подставил ухо.
Софи высвободила раскрасневшееся лицо, заправила за уши выбившиеся локоны, взглянула Туманову прямо в глаза:
– В таком. Когда ты сверху лежишь и меня собой прикрываешь.
– Со-онька… – Туманов смутился неожиданно для себя и отвел взгляд. – Это здорово, конечно, мне и самому нравится… Но… долго не пролежишь. Надо ж и дела делать…
Михаил понимал, что говорит и делает теперь решительно не то, что надо, но не мог остановиться. «Как будто и вправду не хватает сил, чтобы плюнуть на все и… Нельзя!» – подумал он, вспоминая слова Иосифа.
Софи высвободилась из объятий мужчины, слезла с его колен и отошла к окну.
– Конечно, – сказала она оттуда. – Я понимаю. Всю жизнь не пролежишь, надо дела делать…
Глава 38
В которой Константин Ряжский предупреждает Туманова, Дуня приезжает в Калищи и сразу же уезжает. Здесь же описывается устройство пожарного обоза
В темных и гулких недрах Николаевского вокзала Туманов купил газету и три пирожка с требухой, которые тут же в эту газету и завернул. Пирожки с требухой он любил с детства, а есть их в вагоне первого класса, а после вдумчиво читать на глазах попутчиков замаслившуюся газету, водя пальцем по строчкам – все вместе составляло отдельное поездное удовольствие.
Поезд подошел в платформе в клубах пара. Федька подхватил чемодан и Туманов собрался уже было двинуться к вагону, когда коренастый, но элегантный господин в светло-серой паре остановил его поперечным движением трости.
– Простите, Туманов…
– Ряжский? Константин? Какой случай! Желаете пожелать мне доброго пути?
– Это не случай. Я специально прибыл по наводке вашей челяди, чтоб вас здесь перехватить.
– Чему ж обязан?
– ВЫ знаете, Туманов, что никакой особой любви я к вам лично не питаю…
– Наслышан-с…
– И ваши методы начального обогащения, и построение карьеры не внушают мне ничего… Впрочем! При таком неравенстве стартовых условий, я, видимо, не имею права судить. Итак. Становиться с вами на одну доску я намерений не имею, и потому хочу вас предупредить: по неизвестным мне причинам, но пользуясь отчасти моим именем, против вас весьма нечестно играют какие-то силы, и в их числе – мой добрый приятель Евфимий Шталь. Если б я мог предположить, что дело ограничивается экономическим и финансовым вопросами, то я, пожалуй, не стал бы влезать, оградив себя и предоставив событиям течь своим чередом. Но некоторые аспекты… в том числе те, о которых поведала мне небезызвестная вам Софья Павловна Домогатская, заставляют предполагать иное… События вокруг вас развиваются и становятся слишком чувственно заряженными, чтобы можно было увидеть в них лишь чей-то денежный интерес. Вас хотят не разорить. Вас хотят уничтожить, Туманов. Вполне возможно, что вы это совершенно заслужили и возмездие окажется абсолютно адекватным вашим собственным деяниям. Но я вас должен предупредить, так как оказался невольным участником, и мое имя было использовано… Кроме того, я обещал Софье Павловне и как благородный человек… Я с удовольствием сообщил бы вам подробности, но, к сожалению (или к счастью) они мне не известны. Вот список сделок, где, по моему нынешнему разумению, мое имя и деловые связи были втемную использованы против вас. В любой момент и в любой удобной форме я готов подтвердить свое в них неучастие… Теперь позвольте откланяться…
– Позволяю… – Туманов взял список двумя пальцами и опустил в карман. – Как бла-ародный че-о-эк… – сощурив глаза в щелки, передразнил он.
– Хам! – пробормотал Ряжский себе под нос и зашагал прочь, яростно размахивая тростью.
– Спасибо, Константин! – крикнул ему вслед Туманов.
Дуня оставила коляску, нанятую в Луге (до Луги она добиралась поездом, так выходило куда дешевле), на улице и прошла в незапертые сени.
– Есть кто живой?
На голос вышла невысокая, слегка тяжеловатая для своего роста девушка с губками сердечком и пшеничной косой, перекинутой через плечо. Она на ходу вытерла об передник испачканные мукой руки, глянула на Дуню приветливо и, помедлив, словно подбирая слова, ответила:
– Софья Павловна и Михаил Михайлович в сад ушли. Что над речкой, где в озеро впадает, – слова сопровождались поясняющим движением руки, из которого следовало, где именно расположен прибрежный сад. – Я – Ариша, горничная. Может, вам чем сейчас услужить?
– Здравствуй, Ариша! Я – Дуня Водовозова, подруга твоей хозяйки, из Петербурга. Погода хороша, пожалуй, я пойду их сыщу…
Ариша молча повторила указующий жест и присела в неуклюжем реверансе. Дуня не сумела сдержать улыбки, и подумала о том, что многое вокруг Софи Домогатской выглядит смешанным по жанру и классам, и слегка пародийным. Не является, а изображает, и при этом чуть-чуть само над собой подсмеивается. То, что это тонкое наблюдение относится и к ней самой, попросту не пришло Дуне в голову.
Сам берег Череменецкого озера зарос ивовыми кустами. На взгорке раскинулся ничем не огороженный сад. В саду одуряюще пахло яблоневым цветом, и ошалело заходились в весенних серенадах какие-то птицы, из которых Дуня сумела признать только зябликов и дроздов. Цветущие деревья на свеже-зеленой траве, похожие на бал кружевных щеголих, отбрасывали тень и дробили пространство таким образом, что среди них трудно было что-нибудь разглядеть. Порывы ароматного ветра, прилетавшего с цветущих лугов, срывали розоватые лепестки, кружили их и шевелили влажные ветви, создавая полное впечатление неспешного танца. Наслаждаясь после городской копоти и духоты, Дуня медленно прошлась среди деревьев, трогая стволы и срывая цветки с низко-опущенных ветвей. Потом, никого не встретив, хотела уж позвать Софи, но тут же услышала, а после и увидела обоих.