Цивилизация статуса, стр. 1

Роберт Шекли

Цивилизация статуса

Глава 1

Сознание возвращалось медленно и болезненно. Он прорывался сквозь плотный слой сна, из воображаемого начала всех начал, пересекал само время. Он вытянул псевдоподию из изначальной тины, и эта псевдоподия была им. Он стал амебой, заключавшей в себе его сущность, затем рыбой, помеченной некоторой индивидуальностью, затем обезьяной, не похожей на других. И, наконец, стал человеком.

Каким? Он смутно видел себя стоящим с лучевиком в руках над трупом. Вот таким.

Он очнулся, протер глаза и стал ждать других воспоминаний.

Но ничего не вспомнил. Даже имени.

Он поспешно сел и приказал памяти вернуться. Безрезультатно. Он огляделся вокруг, надеясь найти ключ к своей личности.

Маленькая серая комната, в одном конце которой закрытая дверь. В другом, в алькове, сквозь штору виднелся крошечный туалет. Помещение освещалось из какого-то скрытого источника – возможно, с потолка. В комнате стояли кровать, стул – и больше ничего.

Он подпер подбородок рукой, сомкнул веки, попытался сосредоточиться. Гомо сапиенс, мужчина, человек с планеты Земля. Он говорил на языке, называющемся английским. (Значило ли это, что были другие языки?) Ему были известны названия предметов: комната, кровать, стул. Он обладал, кроме того, определенным запасом общих знаний. Но отдавал себе отчет, что существует великое множество важных вещей, которые он знал когда-то, но не знает сейчас.

«Со мной что-то случилось».

Это «что-то» могло кончиться хуже. Если бы оно продлилось еще немного, он мог остаться безмозглым созданием, лишенным дара речи, не осознающим даже того, что он является человеком, мужчиной, землянином. Кое-что ему сохранили.

Но когда он попытался выйти за рамки известных ему фактов, то наткнулся на темную, заполненную ужасом зону. НЕ ВХОДИТЬ.

«Я, наверное, был болен».

Единственное разумное объяснение. В свое время, вероятно, у него были какие-то воспоминания о птицах, деревьях, друзьях, собственном положении в обществе, а может быть, и о жене. Теперь он мог лишь предполагать их. Когда-то он говорил: «Это похоже на...» или «Это напоминает мне...» Теперь же ничто ни о чем ему не напоминало, вещи были сами собой – и только. Он потерял возможность сравнивать и противопоставлять. Он не мог больше анализировать настоящее в свете пережитого прошлого.

«Должно быть, я в больнице».

Конечно. Здесь его лечат. Добрые врачи трудятся над возвращением ему памяти, осознания личности, чтобы сообщить ему, кто он и что он. Благородный труд! Он почувствовал, как на глазах у него выступили слезы благодарности. Он встал и медленно обошел комнатку. Дверь была заперта. Его охватил панический страх, который он решительно подавил в себе. Возможно, он был буйным.

Что ж, он будет буйствовать. Они увидят. Надо поговорить с врачом.

Он стал ждать. Прошло немало времени, прежде чем в коридоре послышались шаги.

Шаги остановились у его двери. Панель откатилась в сторону, и возникло чье-то лицо.

– Как самочувствие?

Судя по коричневой форме и предмету, висящему на поясе (вероятно, оружие, подумал он), пришедший был охранником.

– Вы можете сказать, как меня зовут?

– Называй себя «четыреста второй», – сказал охранник. – По номеру камеры.

Это ему не понравилось. Но лучше 402-й, чем никто. Он спросил:

– Я долго болел? Сейчас мне лучше?

– Да, – лаконично заверил охранник. – Веди себя спокойно. Подчиняйся правилам. Не вздумай дурить.

– Конечно, – согласился 402-й. – Но почему я ничего не могу вспомнить?

– Так всегда бывает, – ответил охранник и повернулся к выходу.

402-й окликнул его:

– Подождите! Нельзя же так оставлять меня, не объяснив, что со мной случилось? Почему я в больнице?

– В больнице? – удивился охранник и, ухмыляясь, посмотрел на 402-го. – С чего ты взял?

– Я так предполагаю.

– Ты предполагаешь неверно. Это тюрьма.

402-й вспомнил сон об убитом человеке. Сон или воспоминание? Он отчаянно взмолился:

– В чем меня обвиняют? Что я сделал?

– Узнаешь, – бросил страж.

– Когда?

– После приземления. А пока готовься к собранию.

Он ушел. 402-й сидел на кровати и пытался думать. Кое-что прояснилось: он в тюрьме, и тюрьма вскоре приземлится. Что все это значит? Зачем тюрьме приземляться? И что за собрание ждет его впереди?

...У 402-го осталось довольно смутное впечатление о том, что произошло дальше. Он не помнил, долго ли просидел на кровати, пытаясь склеить обрывки знаний о себе самом. Потом ему почудилось, будто прозвенел звонок. Дверь камеры открылась.

Зачем? Что бы это значило?

402-й подошел к двери и выглянул в коридор. Он был очень возбужден, но ему не хотелось покидать камеру – она давала ощущение безопасности. Подошел охранник.

– Не бойся. Никто тебе ничего не сделает. Иди по коридору прямо.

Охранник легонько подтолкнул его, и 402-й пошел по коридору. Он видел другие открытые камеры, людей, выходящих в коридор. Поначалу их было немного; людской поток увеличивался, заполняя проход. Большинство было в замешательстве, все молчали. Покрикивали только охранники:

– Прямо, давай двигай, прямо!

Их пригнали в большую круглую аудиторию. На балконе, опоясывающем комнату, стояли вооруженные стражи. Их присутствие казалось необязательным: испуганная и ничего не соображающая толпа и не помышляла о бунте. Однако охранники имели символическое значение – напоминали только что пробудившимся людям о самом важном факте их жизни: они арестанты.

Через несколько минут на балконе появился человек в темной форме. Он поднял руку, призывая к вниманию, хотя с него и так не спускали глаз, и по аудитории загремел голос:

– Слушайте внимательно и постарайтесь запомнить, что я вам скажу. Эти факты важны для вашего существования. Все вы,– продолжал оратор, – недавно очнулись в своих камерах. Вы поняли, что ничего не помните о прежней жизни, даже собственных имен. У вас есть лишь скудный запас общих сведений, достаточный, однако, для взаимодействия с реальностью. Я не расширю ваши познания. Все вы там, на Земле, были злобными и гнусными преступниками, людьми наихудшего сорта, лишенными государством права на существование. В менее просвещенные века вас бы казнили. В наше время вас выслали.

По аудитории прошел шум, и офицер поднял руку, требуя тишины.

– Все вы преступники. У вас одна общая черта – неспособность выполнять основные обязательные правила человеческого общества. Эти правила необходимы в цивилизованной среде. Нарушив их, вы совершили преступление против человечества. Поэтому оно отторгло вас. Вы – палка в колесах цивилизации и изгнаны в мир вам подобных. Здесь вы вправе создавать свои законы и умирать по ним. Здесь свобода, которой вы жаждали, – неудержимая и губительная свобода роста раковых клеток.

Оратор вытер лоб и сурово воззрился на узников.

– Но, возможно, – произнес он, – некоторые из вас сумеют исправиться. Омега – планета, на которую мы летим,– это ваша планета, ее населяют исключительно преступники. Это мир, где вы можете начать жизнь сначала, с чистой страницы, без всяких предубеждений против вас! Вашего прошлого нет. Не пытайтесь вспомнить его. Подобные воспоминания только стимулируют криминальные наклонности. Считайте себя заново родившимися в момент пробуждения в камере.

Взвешенные, продуманные слова оказывали какое-то гипнотическое воздействие.

– Новый мир, – говорил оратор. – Вы переродились – но с необходимым сознанием греха. Иначе вам было бы не по силам бороться со скрывающимся в вас злом. Помните это. Помните: спасения нет и нет возврата. Сторожевые корабли, оснащенные новейшим лучевым оружием, патрулируют воздушное пространство Омеги днем и ночью. Они уничтожат любой предмет, поднявшийся более чем на пятьсот футов над поверхностью планеты. Свыкнитесь с этими фактами. А теперь приготовьтесь к посадке.