Миллион открытых дверей, стр. 15

И уж тем более — Брюс.

Всю свою жизнь я прожил в уверенности в том, что мои друзья ощущают то же самое, что ощущаю я, когда мы с ними находимся в одном и том же месте. И это так и было. Кратковременное ношение псипикса Рембо только укрепило меня в этой мысли.

И если бы сейчас рядом оказалась кабина спрингера, шагнув внутрь которой я вышел бы в свою комнату, это бы ничего не изменило. Я все равно не смог бы вернуться к тому себе, каким я был, — к тому единственному, о чем я знал, каким ему быть. Мои мысли вертелись вокруг последних двух дней, пытаясь отыскать мгновение, когда я шагнул навстречу этой новой жизни.

— Эй, Жиро! — окликнул меня Аймерик. Я обернулся и увидел, что он стоит около двери обогревательного люка, ведущей в дом Брюса. — Мы и не заметили, что ты не вошел вместе с нами. Через пару часов ты тут в сосульку превратишься. Почему ты не входишь?

Я помотал головой, чтобы прогнать мучившие меня мысли.

— Просто задумался.

Аймерик вышел, закрыл наружную дверь и подошел ко мне так медленно и осторожно, будто думал, что я в любое мгновение могу взорваться.

— Этого я и боялся, — сказал он. — Наверное, тебе стало страшно из-за того, что ты не можешь вернуться домой?

— Можно и так сказать, — ответил я. Он стоял прямо передо мной и я, поняв, почему он ко мне вышел, спросил:

— А у тебя было такое чувство?

— Очень часто. Особенно в первые недели, да и потом тоже. — Он вздохнул. — Жаль, что у нас не было времени, чтобы отговорить тебя. Ну хотя бы ты здесь не останешься навсегда. Через год-два вернешься домой.

— Вернусь обратно, — уточнил я автоматически, взял с земли футляр с лютней и пошел следом за Аймериком в дом его старого товарища. По пути Аймерик обернулся и посмотрел на меня — похоже, пытался придумать, что бы такое сказать, но в итоге так ничего и не сказал.

Дверь обогревательного люка закрылась за нами, открылась внутренняя дверь, и мы вошли в дом. На самом деле до того мгновения, когда я уже готов был провалиться в сон, я не понимал, какие чувства испытываю я сам.

Часть вторая

МИССИЯ НА ХОЛОДНОЙ ПЛАНЕТЕ

Глава 1

Светило солнце, и от этого в кухне все казалось ярким и веселым. Мы с Биерис сидели за столом напротив друг друга и время от времени делали большие глаза, слушая разговор двух людей о событиях, которые происходили еще до нашего рождения. Время от времени то она, то я пожимали плечами.

Следовало признаться, что физически я себя чувствовал совсем неплохо. Впервые за два стандартных дня меня не мучило похмелье, я выспался, и меня не гнали из одного места в другое. Тем не менее я начал все отчетливее понимать, что мне предстоит провести на этой несимпатичной обледенелой скале, заселенной несимпатичными жителями двух колоний, не меньше двух стандартных лет.

Между тем Аймерик с Брюсом говорили и говорили о том, кто умер, кто на ком женился, кто кем работал, а мы с Биерис ждали. Еда по крайней мере была приличная, если рассчитывать на любителей англосаксонской кухни. (Если вы никогда не пробовали блюд этой кухни, то я вам скажу, что в основном они представляют собой жареное мясо, вареные корнеплоды и густые, жирные и жутко соленые соусы. Мне в общем такая еда не нравилась, но Брюс не слишком перебарщивал с жирами и солью и специй добавлял не слишком много. Кофе был крепкий и в меру горчил.) А поскольку рядом со мной не было companho, который напоминал бы мне о Гарсенде, я имел возможность просто-напросто не думать об этой маленькой неверной шлюхе и наслаждаться жизнью. Единственная проблема заключалась в том, можно ли было вообще наслаждаться жизнью в Каледонии.

Наконец я улучил момент, когда в разговоре Брюса с Аймериком возникла маленькая пауза, и спросил:

— Гм… Брюс, я не сомневаюсь, что техника у вас тут такая же, как у нас. И чем же тогда занимаются фермеры?

Брюс вздохнул.

— Ты очень удивишься, узнав, сколько у нас тут редкостных профессий. Мой двоюродный брат — кузнец, его жена — компьютерный программист, а их сын — поставщик молока. Я занимаюсь тем же самым, чем занимаются все в Каледонии, кроме учителей и тех, чья работа требует личного присутствия и участия. Незадолго до того как я прихожу на свое рабочее место, робот отключается, после чего я работаю в течение четырех часов. Видимо, Аймерик не сказал вам о том, что здесь этим обязаны заниматься все, включая и приезжих.

— Но я думала, что мы будем работать при Аймерике, — удивилась Биерис.

— Гуманитарный Совет считает это работой, — объяснил Аймерик, — но каледонское правительство печатает местные деньги, и тратить здесь можно только их. Заработать же местные деньги можно только тем, что ты будешь по четыре часа каждый день заменять робота.

— Вот-вот, — кивнул Брюс. — Черт подери, они даже посла пытались заставить работать. Теперь у власти те самые твердолобые, с которыми мы когда-то боролись, Аймерик, и они ни на йоту не прогнулись. Практически Гуманитарный Совет как бы одолжил вас каледонскому правительству, а поскольку за работу в правительстве никто ни гроша не получает, вам придется отрабатывать свою Рыночную Молитву, как всем остальным.

— Рыночную Молитву? — ошарашенно переспросила Биерис.

— Так здесь называют работу по замещению роботов. — Аймерик вздохнул и подлил себе кофе. — Я тебя еще кое о ком не спросил, — сказал он, посмотрев на Брюса.

— Верно. Он теперь — председатель Совета Рационализаторов.

Кто такой «он», Брюс не сказал. Я посмотрел на Биерис.

Та пожала плечами.

В конце концов Аймерик спросил:

— Брюс, что случилось?

Брюс облокотился о стойку и поскреб ногтем мозоль на пальце.

— Я боялся, что ты спросишь меня об этом. Ну, скажем так: интерес пропал.

— Но ты в это не веришь.

— Ноп, не верю. Но, уж конечно, я не могу винить никого из вас за то, что вы махнули на Уилсон. — Брюс посмотрел на Аймерика, поджав губы. — Господи, я ведь сам так отчаянно пытался туда попасть. Но когда вы все улетели, у движения словно вырвали сердце.

— В Либеральной Ассоциации было семь тысяч членов. Что же такого могло произойти из-за того, что улетели двадцать-тридцать человек?

— Почти все, кто отправился на Уилсон, занимали ключевые посты в руководстве Ассоциацией — кроме Чарли, с вами улетели еще пять региональных руководителей.

— В то время в Либеральной Ассоциации состояли все умные люди, вся интеллигенция!

Аймерик забарабанил пальцами по столу и уставился в одну точку.

Брюс негромко проговорил:

— А ты подумай о том, какого мнения по этому поводу придерживались университетские бюрократы. Им представился шанс избавиться от шестидесяти-семидесяти еретиков и смутьянов и в итоге заполнить несколько нужных вакансий в университете, не прибегая к риску запрета чтения кое-каких запрещенных книг в ходе обучения. Я не говорю, что кто-то из вас был не прав, решив улететь, Аймерик. Я говорю только о том, что в то время, когда вы улетели, мы потеряли больше, чем догадывались, и думаю, что бюрократы все подстроили так, чтобы все вышло именно так, как вышло.

Аймерик довольно долго ничего не говорил. Он просто смотрел в окно и молчал. Наконец губы его тронула едва заметная усмешка, и он сказал:

— Нет, ты только полюбуйся на нас. Ни дать ни взять — точные копии наших папаш, ну разве что мы не просим у Иисуса прощения за то, что проявляем иррациональность.

Брюс рассмеялся и затянул песню «Клятва прохвоста».

Аймерик подпел ему, и голоса их слились в безумное крещендо: «Клянусь, что каяться не стану я в том, что жизнью наслаждался, и ни за что похож не буду я на папашу моего!»

— Это Чарли сочинил, когда нам было по тринадцать, — сообщил нам Аймерик. — Он был лучшим из нас.

— Это точно, — согласился Брюс и развернулся к интеркому, чтобы выяснить, какую работу нам поручат сегодня. — Нам повезло, — сообщил он через пару секунд. — Сегодня — сбор яблок.