Мальчик по соседству (ЛП), стр. 30
- Это все нонсенс,- спорит мама из кухни. Кастрюли гремят в раковине громче, чем когда они просто моют посуду. – Тебе нужно…
- Ты знаешь, я не могу сделать этого,- отвечает папа.
- Не можешь? Или не будешь? – Кухня затихает, сильно затихает. – Когда ты собираешься сказать Мэдди?
- Я не буду.
- Это честно, Честный Билл?
- Будь проклят, если ты это сделаешь, и будь проклят, если ты этого не сделаешь,- бормочет папа.
- НЕ смей мне цитировать Элеонору Рузвельт,- обдает холодом мамин голос. – Я не буду твоей Элеонорой, Уилл. Я не могу.
- Секрет это нечто другое, чем ложь. У нее сейчас и так достаточно стресса. Что ж, возможно наши мечты столкнулись с трудностями. Но сейчас ее поезд, Син. Я не собираюсь спускать его с рельсов.
- Наши мечты? Наши мечты? - мамин голос трясется. – Здесь никогда не было моей мечты!
- У меня болит голова,- огрызается папа. – Пойду на улицу, подышу свежим воздухом.
Я отступаю с пути только для того, чтобы меня не ударили распахивающейся кухонной дверью.
Хлопнув о стену, дверь прячет меня на секунду, но потом отъезжает обратно. Папа даже не замечает меня, настолько он сосредоточен. Он уходит.
22
Гейб
День Благодарения не кажется очень благодарным. Дела у нас с Мэд после отборочных идут не супер.
Она пообещала не рассказывать на счет фотографии, и я сказал, что простил ее. Во время балета, мы ходим на цыпочках вокруг друг друга в па-де-де.
Воздух на улице стал морозным, и когда приходят Спаэры на ужин, вместе с ними вихрем заносится Джек Фрост [69] к нам в дом.
Папа разделывает индейку, а родители Мэд цепляются друг к другу, как Крис и Кейт.
Плохое настроение заразительно, и мои родители начинают ходить мрачными. Единственное чему я радуюсь, это то, что через несколько часов все это закончится.
Папа так много пьет, что случайно наливает мне вино в бокал. Я оставляю его на столе.
– Давай выйдем отсюда,- шепчу я Мэд.
Она кидает в меня настороженный взгляд:
– Мы ведь не будем снова помогать с посудой?
- Нет.
Хотя если так пойдет дальше, я буду убираться на кухне после того, как Спаэры уйдут домой. Либо Хелен будет делать это завтра.
Я думаю, что родители все сядут за стол. Никто и не заметит, что мы вышли из комнаты.
Мы сидим на диване в гостиной, не касаясь друг друга, и уткнувшись в серые облака за окном.
– Мне жаль, что твои родители в ссоре,- говорю я, слыша как рядом Мэд шмыгает носом. Я начинаю чувствовать себя еще дерьмовее, пытаясь успокоить ее, но ничего не выходит.
Мэд задыхается от плача, но потом я понимаю, что она пытается заговорить.
– Иногда, я думаю… вся моя жизнь это ложь.
- Что?
- Мои родители. Мы.
Она обещала мне о фотографии. И тут я понимаю, что я никогда ничего не обещал ей. Я был зол на эту засаду, но она то не знала, что это случится.
– Секрет и ложь – разные вещи.
Теперь она рыдает:
– То же, что мой папа сказал. Секрет это другое, чем ложь.
- Что?
У нее занимает минуту, чтобы собраться и заговорить.
– У них была огромная ссора вчера. Папа цитировал маме Элеонору Рузвельт.
Элеонора Рузвельт была достаточно состоявшаяся женщина, нет? Не она ли выполняла работу президента, когда он болел? Возможно, я не достаточно силен в истории.
– Что не так с Элеонорой Рузвельт?
- ФДР был со своей любовницей, когда умер.
Ни хрена! Ауч.
Я обхватываю Мэд руками:
– Чтобы ни случилось, я буду здесь, с тобой. Мы… это не ложь.
Мэд отшатывается от меня:
– Поэтому мы должны быть в тайне?
- Мои родители…
- Нет. Даже если вначале им это не понравится, они переживут.
Она права. Мы не несчастные возлюбленные из враждующих семей. Мои родители любят Мэд. Но здесь что-то большее.
– И… я.
Реальная причина, почему мои родители не хотят, чтобы я встречался с Мэд.
– Я никогда не делал этого прежде. Все что я делал, это трахался. Я потерял свою «девственность в отношениях» с тобой. Мне нужно, чтоб это было медленно.
Она наклоняется ко мне.
- Прости, я просто расстроилась из-за фото.
Ее руки обхватывают мою талию. И мне не нужно больше ничего говорить.
– Окей.
Мы сидим и держим друг друга в объятьях, пока серость не превращается в беззвездную черноту, а наши личные штормовые облака поднимаются ввысь. Может быть с родителями Мэд и не все в порядке, но наша вселенная возвращается на свою орбиту.
***
На следующий день, мы тренируемся немного дольше, так как школа закрыта. После, Игорь подзывает меня в сторону.
- Рождественское ледовое шоу,- говорит он.
Ух, фруктовый пирог моих каникул, с огромным сырным шариком поперек.
Мы показывали Щелкунчика, Снежную королеву, Гринча похитителя Рождества и даже Божественное рождение [70].
Кейт и Крис были Марией и Иосифом и с помощью какого-то божественного чуда они продержались без ссор все двенадцать дней репетиций. Но что осталось на этот год? Чарли Браун? [71]
Я спрашиваю настороженно:
- Какая история?
- В этом году никакой истории,- говорит Игорь. – Попурри из праздничных песен. Я хочу чтобы вы набрали свою музыку. С Мэделин, пожалуйста.
Куча Рождественских песен и предлог, чтобы потусить? Звучит как план.
***
Лицо Мэд загорается, как будто Рождество уже наступило, когда я говорю ей новости в машине.
Вернувшись, она быстро бежит домой.
Я хватаю две чашки какао и тарелку печений от Хелен, и иду в гостиную разводить камин. Когда возвращаюсь, Мэд пропускает меня вперед с руками полными дисков. Несколько начинают выскальзывать у нее из рук. Я тут же ловлю их.
- Может, будет легче просто найти их в iTunes?
– Это было бы намного проще.
Мэд украшает кофейный столик кучей CD дисков.
- В этом вся суть.
Она поворачивается ко мне, обнимает руками мою шею и дарит мне долгий, глубокий поцелуй. Отталкиваясь назад, она усмехается.
– Я хочу, чтоб это длилось дольше.
После такого поцелуя, я тоже хочу.
Я тащу старый портативный CD проигрыватель из кабинета.
Ага, правильно, после такого долгого поцелуя я таскаю CD проигрыватель.
Ставлю его на конец стола. Мэд включает первого кандидата. Музыка медленная, мягкая и нежная. Начинает петь женщина. А я стараюсь не ерзать.
– Эм, а кто это?
- The prayer [72], это дует…
- Это Селин Дион, так?
- Да,- Мэд хмурится. – Не пойдет?
- Как-то не очень.
- Я поняла,- она откладывает диск в кучу «нет».
Я ставлю альбом Элвиса и включаю. Король затягивает песню о Санта Клаусе, а мы смотрим, друг на друга и лопаемся от смеха.
– Определенно нет, - я ковыряюсь в куче дисков и сажусь обратно на диван. – Должно быть что-то веселое. Мне нравятся наши программы в этом сезоне, но они мрачные. Ну не прям смешное смешное. Нам нужно, чтобы песня была…
Мэд улыбается.
– Кокетливо смешно.
Я подвигаюсь ближе к ней, так, что наши бедра соприкасаются друг с другом:
– Да.
Она наклоняется к моей руке, пальцами пробегает от внутренней стороны моего колена вверх по ноге.
Я больше не думаю о выборе музыки.
Мэд чмокает меня в щеку.
– Я знаю песню,- Она выставляет All I want for Christmas [73], встает и танцует.
Я откидываюсь на диван, кладу руки под голову и позволяю глазам пройтись по ее телу.
– Мне нравится. Но еще больше мне понравится, если мы будем в моей комнате, а ты будешь в нижнем белье. Ну, а если серьезно? - Я сажусь. – Тебе ничего не нужно делать на этой песне. Это будет прекрасное соло, но что-то мы должны сделать вместе на представлении.