Мальчик по соседству (ЛП), стр. 25
Мы садимся.
Где-то позади нас, белка шевелит листья. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. На самом деле это оказывается две белки, которые бегают друг за другом болтают и борются.
- Великолепно,- говорит папа.
Я поворачиваюсь обратно. Листья деревьев горят золотым, переходящим в алый, а ветки целуют блестящее голубое небо, и все это отражается ниже в пруду. Это великолепно.
И тут же меня кусает ветер за спину, внезапный порыв посылает рябь на отражение. Искажая картину великолепия, которого никогда не будет в реальности.
Какова картина моих родителей? Сильно ли сплочена наша семья, как я думала или эта картинка только на поверхности? Я должна спросить его. Прямо сейчас, пока я не потеряла все свои нервы. В общем, я говорю папе, как мы всегда говорим.
– Истина, в конечном счете, восторжествует там, где нет боли, чтобы привести его к свету.
Это его любимая цитата из всех, организации под псевдонимом Честный Билл.
- Джордж Вашингтон,- тихо говорит папа.
А сейчас ветерок колеблет мой голос:
- Я хочу знать правду.
Он вздыхает.
– Мэдди…
Это не самый грациозный шаг, но я ляпаю это все равно:
- Скажи мне прямо в лицо, что ты не встречаешься с другой женщиной.
- Нет, я..., - морщинки уходят с его лица. – … не встречаюсь с другой женщиной. Твоей мамы мне больше, чем достаточно.
Говорил Честный Билл.
- Тогда почему ты не приезжал домой?
- Там было очень много дополнительной работы, я пытался уравновесить мои сенаторские обязанности и подготовка к кампании,- говорит он. – Могло быть хуже. Можно было быть представителем и не делать ничего, кроме агитации.
Что папа любит больше всего в Сенате за шестилетний срок? Просто чем больше агитации, тем больше времени для дел между этим всем. Меньше говори, больше делай.
Мы с папой больше не говорим. Мы больше не гуляем. Мы делаем кое-что получше: мы идем домой, и вместе с мамой делаем лазанью для семейного вечера.
Играем в Тривиал Персьют [55] вокруг стола с Гейбом и его родителями, я борюсь с тем, чтобы не засмеяться вслух, когда Гейб меняет каждый вопрос, который он читает на что-то связанное с фигурным катанием.
Наши родители даже не замечают, они все так широко улыбаются, будто учувствуют в рекламе зубной пасты.
Под столом, нога Гейба находит мою. Я смотрю на своих родителей позади себя, просто не обращая внимания на маневры заигрывания Гейба, как они относятся к адаптированным вопросам Гейба.
Один секрет я вообразила себе, а с другим сейчас все хорошо.
***
На следующее утро я просыпаюсь ко времени катания. У нас нет тренировок по воскресеньям, но я встаю раньше в любом случае, прикидываю, что я удивлю маму с папой, приготовив им завтрак. Я спускаюсь вниз.
Блинчики в форме сердечек, решаю я, принесу им в кровать.
Я останавливаюсь, когда вхожу в гостиную – папа спит на диване.
На цыпочках подхожу к нему. Его левая рука свисает к полу, а одна из биографий ФДР [56] приоткрывает его лицо, все еще сжатая его правой рукой.
Он просто уснул здесь, читая, говорю я себе.
От вида его пижамы, по моему видению проходит рябь. Папа никогда не врал мне, ни разу, в этот раз его разговоры не соответствуют тому, что он делает.
18
Гейб
Единственное, что мы делаем с Мэд следующие несколько недель в связи со стремительно приближающимися отборочными – это едим, спим и катаемся.
Я надеялся, что, в конце концов, мы хотя бы сможем побыть вместе в самолете, но наши вылеты на отборочные уже расписаны.
В первом полете, я расплющиваюсь между окном и толстой леди с ужасными газами.
Позади меня сидит женщина с кричащим ребенком. Когда карапуз начинает долбить в мое сиденье, я сдаюсь со своей домашней работой по Гамлету.
Я пытаюсь думать о приятных мгновениях со мной и Мэд вместо всего этого ужаса, и я задумываюсь чтобы уйти к ней. Но, вот в чем загвоздка.
К этому времени, мы приземляемся в Чикаго, и я отчаянно пытаюсь выбраться отсюда.
Я плюхаюсь на место рядом с Мэд, пока мы ждем в зале ожидания наш следующий вылет. Мы еще даже не в Линсинге [57], а она уже волнуется, как снежная буря.
Почему? Ну конечно, это наше первое соревнование в качестве сеньоров, но участвуют только четыре пары. В США всего несколько пар сеньоров, так что если мы даже будем здесь последними, то поедем на национальный чемпионат.
Крис и Кейт юниоры в танцах на льду, они должны быть не последними и тогда тоже будут претендовать.
Кроме того, Мэд наслаждается соревнованиями. Она никогда не нервничает и не замыкается.
– Эй, ты украла мою подпись,- она смотрит на меня, а я указываю на ее карандаш. – Нервничаешь из-за соревнования?
Мэд перестает стучать ластиком по книжке.
– Прости. Это просто…
Вдруг, я тоже начинаю нервно дергаться. Танцую пальцами у себя в ботинках. Пожалуйста, не надо никаких обсуждений нас. Я знаю, Мэд не в восторге от того плана, где мы держим свои отношения в секрете некоторое время, но…
- Это… мой папа.
Я останавливаю свой балет на пальцах.
– Твой папа?
- Это первый раз, когда он пропускает такое большое соревнование и… мне страшно.
- Что? Ты хочешь сказать, что будешь кататься плохо, потому что он не смотрит? Мы делаем это каждый день на тренировке. В любом случае, твоя мама будет.
- Вот этого я и боюсь,- говорит Мэд. – Она приедет, а он нет. Гейб, с этим что-то не так. Я переживаю, что у него может быть… роман.
Правильный сенатор Спаэр? Честный Билл?
– Ты спрашивала родителей об этом?
- Я спросила его.
- Что он сказал?
- Что мамы для него достаточно. Но он спал на диване.
Я не знаю, что сказать. Я быстро сжимаю руку Мэд, и опускаю, как и наш разговор, потому что вижу, что другие фигуристы из нашего клуба направляются к нам.
– Поговорим позже?
Мэд кивает.
Восьмилетняя Хэйли приближается ко мне. Она держит колоду карт:
– Я надеру тебе задницу в Войну [58].
- Не говори задница, - говорю я ей.
Она ухмыляется мне:
– Почему нет? Ты только что сам сказал.
- Сделай его,- говорит Мэд Хэйли. – Покажи ему, на что ты способна.
Я сажусь на пол с Хэйли, подкатывая свои тренировочные штаны, а потом уже время идти на следующий самолет.
Восемь учеников Игоря соревнуются в отборочных соревнованиях в этом году, и у нас у всех будут комнаты в принимающем отеле.
Два одиночника и Хэйли со своим несовершеннолетним партнером, еще маленькие, поэтому остаются со своими мамами. Нам оставляют две комнаты, одну для Мэд и Кейт и для меня с Крисом.
Крис бросает свой рюкзак на пол в нашей комнате и сразу же выходит. Я разбираю свои вещи и думаю, сколько же субботних ужинов пропустил сенатор этой осенью.
Замятый разговор между мамой Мэд и моими родителями. Может это быть правдой? Я все еще не знаю, что сказать, но чувствую, что я должен что-то сделать, чтобы утешить Мэд, поэтому направляюсь в комнату девочек.
Когда я стучу в дверь, мне открывает Крис обернутый в одно поленце и все еще мокрый. Он дергает меня внутрь.
– Боже, ты нас спалил!
Он это серьезно!?
– Ночь перед соревнованиями и ты тут трахаешься?
Он склоняет ко мне голову:
– Мы держались за руки под простынями и вспотели, идиот.
- Ты знаешь, Игорю не нравится…
- Как будто Игорю вообще что-то нравится.
Крис скрещивает руки на груди.
– Это так трудно представить, что ей возможно это нравится? Так что может ты не один, кто знает, как заполучить девушку?
И почему меня это так огорчает? Это ведь не испортит мое завтрашнее выступление. Я ни один, кто может игнорировать приказы Игоря, но…