Бессонница (др.перевод), стр. 85

Она сказала это с таким видом, как будто открыла ему страшную тайну.

– Если не будете никуда заезжать.

– Тогда в семь. Может быть, в половине восьмого.

– Позвони мне, как только вернешься домой. Позвонишь?

– Позвоню. Ты хочешь, чтобы я уехала из города, да? Вот о чем ты сейчас думал?

– Ну…

– Ты боишься, что этот лысый урод может на меня напасть?

– Думаю, это не исключено.

– Ну, с тем же успехом он может напасть и на тебя!

– Да, но…

Но, насколько я успел заметить, Луиза, на нем нету моих вещей.

– Но что?

– Со мной все будет в порядке, я дождусь твоего звонка. – Он вспомнил ее язвительное замечание о мужчинах, которые обнимаются друг с другом при встрече и вечно играют в боулинг, и попытался нахмуриться.

– Поезжай, играй в карты и оставь это дело мне, по крайней мере пока. Это приказ.

Каролина бы засмеялась или вообще разозлилась, если бы он начал вот так вот разыгрывать из себя мачо. Луиза, которая принадлежала к совсем другой школе воспитания женщин, только кивнула и посмотрела на него с благодарностью, потому что ей не пришлось принимать решение.

– Хорошо. – Она взяла его под подбородок и наклонила его лицо, так чтобы Ральф посмотрел ей в глаза. – Ты знаешь, что делаешь, Ральф?

– Нет, пока что не знаю.

– Ладно, пока тебе это нравится, наслаждайся. – Она положила руку ему на плечо и поцеловала его в уголок рта. Ральф почувствовал, как у него сладко заныло под ложечкой. – Я поеду в Лудлоу и выиграю пять долларов у этих глупых кошелок, которые всегда пытаются набрать стрэйт. А вечером поговорим. О том, что нам делать дальше. Хорошо?

– Хорошо.

Ее легкая улыбка – скорее озарившая взгляд, чем промелькнувшая на губах – намекнула, что они, может быть, будут не только разговаривать, если Ральфу хватит смелости… а конкретно сейчас у него этой смелости было более чем достаточно. Пусть даже мистер Чесс сурово глядел на него с фотографии на телевизоре.

Глава 14

1

Когда Ральф подходил к своему дому, было пятнадцать минут четвертого. На него вновь навалилась усталость; он чувствовал себя так, как будто не спал лет триста по крайней мере. И в то же самое время… в то же самое время, после смерти Каролины ему еще ни разу не было так хорошо, как сейчас. Он себя чувствовал цельным и настоящим. Он себя чувствовал самим собой.

А может быть, ты выдаешь желаемое за действительное? Не может быть постоянно все плохо. Когда-то должно быть и хорошо – в качестве компенсации. Неплохая идея, Ральф, но не слишком-то реалистичная.

Ладно, подумал он, может, сейчас я просто в замешательстве.

Так оно и было. А еще он был напуган, сбит с толку и слегка возбужден. Но одна четкая, ясная мысль все же пробилась через эту смесь самых противоречивых эмоций. Ему нужно кое-что сделать, а потом уже можно задумываться о другом: ему надо скорее помириться с Биллом. И если ему придется извиниться – ладно, он извинится. Может быть, это будет даже справедливо. Все-таки это не Билл подошел к нему со словам: «Господи, старик, ты выглядишь просто ужасно. Давай рассказывай, в чем дело». Нет, это он подошел к Биллу. У него были некие опасения – да, – но это ничего не меняет, и…

Ральф, Боже ты мой, ну что мне с тобой делать?! Это опять был голос Каролины. После смерти жены Ральф всегда разговаривал с ней и особенно – в первые недели, когда он пытался справляться со своим горем и по всякому поводу обращался к ней, к той Каролине, что жила у него в голове… иногда даже вслух, если поблизости никого не было. Билл начал ссору. Не ты. Вижу, тебе по-прежнему сложно быть честным самим с собой – как и тогда, когда я была жива. Есть вещи, которые никогда не меняются.

Ральф улыбнулся. Да, хорошо. Может быть, что-то действительно никогда не меняется, и может быть, в том, что они с Биллом поссорились, виноват именно Билл. Вопрос только в том, хочет ли Ральф лишиться дружбы с Биллом из-за какой-то глупой ссоры с последующим выяснением отношений: кто прав, кто не прав. Ответ однозначный: не хочет. А это значит, что ему следует извиниться перед Биллом, который этого, разумеется, не заслуживал, но что в том такого ужасного? Вроде бы еще никто не умер от того, что произнес два слова: «прошу прощения».

Каролина у него в голове отнеслась к этой мысли с большим недоверием.

«Ладно, не забивай себе голову, – ответил ей Ральф. – Я делаю это ради себя, а не ради него. И уж если на то пошло, то и ради тебя тоже».

Удивительно, но эта последняя мысль заставила его почувствовать себя виноватым – как будто он совершил какое-то кощунство. Но тем не менее это была чистая правда.

Ральф уже полез в карман за ключом, как вдруг увидел записку, приколотую к двери. Он начал было искать очки, но потом вспомнил, что оставил их наверху, на кухонном столе. Он отцепил листок и попытался разобрать корявый почерк Билла.

Ральф выпрямился, чувствуя несказанное облегчение и благодарность. Если бы все, что с ним происходит, разрешалось так просто!

Он поднялся к себе и собрался поставить чайник, но тут зазвонил телефон. Это был Джон Лейдекер.

– Господи, как я рад, что мне наконец удалось вас застать, – сказал он. – А то я уже начал слегка беспокоиться.

– Почему? – спросил Ральф – Что-то случилось?

– Может быть, ничего, а может, действительно что-то. Чарли Пикеринга выпустили под залог.

– Вы же мне говорили, что этого не случится.

– Ну, я ошибся, бывает, – раздраженно сказал Лейдекер. – И кстати, не только в этом. Я говорил, что Пикеринга выпустят под залог в сорок тысяч, но тогда я не знал, что он попадет к судье Стэдмену, про которого говорят, что он даже не верит в безумие. Стэдмен назначил залог в восемьдесят тысяч. Адвокат Пикеринга извивался, как угорь на сковородке, но это не помогло.

Ральф опустил глаза и обнаружил, что все еще держит в руке чайник. Он поставил его на стол.

– И он все-таки вышел под залог?

– Ага. Помните, я говорил, что Эд не станет за него вступаться? Что он его выбросит, словно сломанный перочинный ножик, и даже думать о нем забудет?

– Да.

– И тут я опять ошибся. Сегодня в одиннадцать утра Эд пришел в окружную прокуратуру с чемоданом денег.

– Восемь тысяч долларов? – переспросил Ральф.

– Я же сказал «с чемоданом», а не «с конвертом», – ответил Лейдекер. – И не восемь тысяч, а восемьдесят. Они все еще что-то там обсуждают в суде. И, видимо, обсуждение дотянется до следующего Рождества.

Ральф попытался представить себе Эда Дипно в одном из его растянутых старых свитеров и в поношенных вельветовых брюках – Эда, безумного ученого, как называла его Каролина, – который вытаскивает из чемодана пачки двадцаток и полусотенных. Но у него ничего не вышло.

– А вы разве не говорили, что десяти процентов вполне достаточно, чтобы человека выпустили под залог?