Бессонница (др.перевод), стр. 46

Конкретно сейчас тебе лучше вообще об этом не думать – еще рано паниковать, как впрочем, и радоваться. Тоже рано.

Его мысль, Каролинин голос, хороший совет.

Ральф запер квартиру и пошел в «Клуб старперов с Харрис-авеню» в надежде встретить кого-нибудь и сыграть в шахматы.

Глава 7

Второго октября, когда Ральф возвращался домой после похода в букинистический магазинчик «Старые страницы», где он приобрел пару старых вестернов Элмера Келтона, он увидел, что кто-то сидит у него на крыльце, тоже с книгой в руках. Однако гость не читал, а просто наблюдал за тем, как теплый ветерок срывает желтые и золотистые листья с дубов и трех еще сохранившихся вязов, что росли через дорогу.

Подойдя поближе, Ральф разглядел реденькие седые волосы на голове у мужчины, сидевшего на крыльце, и грушевидную фигуру, как будто стекавшую вниз к животу, бедрам и ягодицам. Все это вместе: тучное пузо с массивным седалищем, тощая шея, впалая грудь и тонкие ноги, обтянутые старыми зелеными фланелевыми штанами, – создавало впечатление, что он прячет под одеждой автомобильную камеру. Ральф узнал этого человека даже с расстояния в сто пятьдесят ярдов. Это был Дорранс Марстеллар.

Ральф прошел весь остаток пути, тяжело вздыхая. Дорранс, казалось, был зачарован падающими листьями и даже не взглянул на Ральфа, пока его тень не легла на тротуар перед самым крыльцом. И только тогда он повернулся, вытянул шею и улыбнулся своей почему-то всегда беззащитной и мягкой улыбкой.

Фэй Чапин, Дон Визи и еще кое-кто из стариков – завсегдатаев площадки для пикников возле аэропорта (когда закончится бабье лето и станет холодно, они переместятся в «Империю бильярда» на Джексон-стрит) относились к этой улыбке как к лишнему доказательству, что старина Дор – с книжками стихов или без оных – окончательно выжил из ума. Дон Визи, никогда не претендовавший на титул «Мистер чувствительность», взял в привычку называть Дорранса «предводителем всех дебилов», а Фэй однажды сказал Ральфу, что он, Фэй, вовсе не удивляется, что Доррансу уже далеко за девяносто. «Люди, у которых в голове пусто, всегда живут долго, дольше всех остальных, – пояснил он тогда. – Они ни о чем не беспокоятся, им всегда хорошо. И поэтому у них нормальное давление и все в порядке с сердцем. Так чего бы не жить сто лет?!»

У Ральфа, однако, было на этот счет свое мнение. Эта ласковая беспечность в улыбке Дорранса вовсе не делала его похожим на идиота. В этой улыбке было что-то неземное и в то же время по-человечески знающее, как будто Дорранс знал что-то такое, о чем не подозревали все остальные… Ральфу всегда казалось, что Дорранс чем-то похож на Мерлина из маленького провинциального городка. И тем не менее сегодня он мог бы и обойтись без визита Дорранса; он поставил новый рекорд – проснулся в 1.58 ночи – и поэтому был совершенно измотан. Сейчас ему хотелось только одного: посидеть в гостиной, попить кофе и попробовать почитать один из вестернов, которые он купил в букинистическом. А попозже он, может быть, попробует вздремнуть.

– Привет, – сказал Дорранс. Ральф пригляделся к книжке в руках у Дора. Издание в мягкой обложке. «Кладбищенские ночи» некоего Стивена Добинса.

– Привет, Дор, – сказал Ральф. – Хорошая книжка?

Дорранс рассеянно поглядел на книгу, как будто вообще забыл о ее существовании, потом улыбнулся и кивнул:

– Да, очень хорошая. Он пишет стихи, как будто истории. Мне не всегда это нравится, но иногда очень даже нравится.

– Это хорошо. Слушай, Дор, я очень рад тебя видеть, конечно, но я поднимался вверх по холму, пешком, и чертовски устал, поэтому, может, мы поговорим в другой…

– А, все в порядке. – Дорранс поднялся с кресла. Вокруг него витал странный запах корицы. Ральфу вспомнились египетские мумии, огороженные красными бархатными тросами в полутемных музеях. Лицо у Дорранса было почти без морщин, если не считать мелких «гусиных лапок» вокруг глаз, и тем не менее его возраст сразу бросался в глаза (и это немного пугало); его голубые глаза выцвели до водянистого серого цвета апрельского неба, а кожа была полупрозрачной, как у ребенка. Его вялые губы были почти лиловыми. Он говорил, слегка причмокивая. – Все нормально. Я не в гости пришел, у меня для тебя сообщение.

– Какое еще сообщение? От кого?

– Я не знаю, от кого оно, – сказал Дорранс и посмотрел на Ральфа так, как будто он был уверен, что Ральф либо и вправду дурак, либо умело прикидывается дураком. – Я не вмешиваюсь в дела долгосрочников. Я и тебе говорил, чтобы ты не вмешивался, неужели не помнишь?

Ральф что-то такое помнил, но очень смутно. И ему было все равно. Он устал, и сегодня ему уже пришлось выслушать очередную порцию нудных проповедей на тему Сьюзан Дей от Хэма Давенпорта. И ему совсем не хотелось обсуждать эту тему по новой с Доррансом Марстелларом, и любую другую тему тоже, пусть даже это субботнее утро выдалось на удивление ясным и солнечным.

– Ну хорошо, тогда просто передай мне сообщение, – сказал он, – и я пойду к себе. Как тебе такой вариант?

– А, да, хорошо, разумеется. – Дорранс вдруг замолчал, глядя на желтые листья, которые очередной порыв ветра сорвал с вязов через дорогу и разметал по чистому осеннему небу. Его блеклые глаза широко распахнулись, и это напомнило Ральфу Натали – как она смотрела на серо-голубые следы от его пальцев в воздухе, как она смотрела на окруженные зеленым туманом цветы. Ральф вспомнил, что он не раз наблюдал, как Дорранс часами смотрит на самолеты, которые взлетают и садятся в аэропорту.

– Дор, – напомнил он о себе.

Ресницы Дорранса дрогнули.

– Ах, ну да… Сообщение! Сообщение… – Он нахмурил брови и уставился на книжку, которую теперь теребил в руках. Потом его лицо прояснилось, и он снова взглянул на Ральфа. – Сообщение такое: «Отмени встречу».

Теперь пришла очередь Ральфа нахмуриться.

– Какую встречу?

– Тебе не надо было вмешиваться, – задумчиво повторил Дорранс, а потом вздохнул. – Но теперь уже поздно. Сделанного не воротишь. Просто отмени встречу. Не позволяй этому парню тыкать в тебя булавками.

Ральф уже направлялся к крыльцу, но теперь резко развернулся и уставился на Дорранса.

– Хонг? Ты говоришь о Хонге?

– А откуда мне знать? – раздраженно рявкнул Дорранс. – Я в их дела не вмешиваюсь, я же тебе говорил. Я просто передаю сообщения, вот как сейчас. Я должен был передать тебе, чтобы ты отменил встречу с этим булавковтыкателем, и я это сделал. А все остальное – уже твое дело.

Дорранс снова уставился на деревья через дорогу, на его странно гладком, без единой морщинки, лице застыло выражение, близкое к восторгу. Сильный осенний ветер трепал его волосы, как вода треплет водоросли. Когда Ральф дотронулся до его плеча, он охотно повернулся, и Ральф вдруг понял, что то, что Фэй Чапин и все остальные считали непробиваемым дебилизмом, вполне могло быть просто радостью. И если это действительно так, то такая ошибка характеризовала скорее их, а не Дора.

– Дорранс?

– Что, Ральф?

– Это сообщение… Оно от кого?

Доранс задумался – или только сделал вид, что задумался, – а потом протянул Ральфу «Кладбищенские ночи»:

– Вот, возьми.

– Не надо, спасибо. Я не очень люблю поэзию, Дор.

– Тебе понравится. Эти стихи, они как истории…

Ральф с трудом подавил в себе желание схватить старика за шкирку и трясти его до тех пор, пока его кости не застучат, как кастаньеты.

– Я сегодня купил себе какое-то чтиво в «Старых страницах». Сейчас меня интересует другое: кто попросил тебя передать мне это сообщение…

С неожиданной силой Дорранс всунул книгу Ральфу в правую – свободную – руку (в левой он держал вестерны).

– Одно из них начинается так: «Я делаю все, что я делаю, в спешке, чтобы успеть сделать что-то еще».

И прежде чем Ральф успел хоть что-то сказать, старина Дор развернулся и побрел через газон к тротуару. Он повернул налево и пошел в направлении шоссе, запрокинув голову и мечтательно глядя в холодное голубое небо, по которому летели желтые осенние листья – быстро-быстро, как будто спешили на свидание, назначенное где-то за горизонтом.