Бессонница (др.перевод), стр. 166

– Мне кажется… что решение принимали… очень близко к вершине этого сумасшедшего здания… этой Башни, о которой они говорили. Может быть… даже на самом верху. – Он буквально выдавливал из себя слова, и сердце, казалось, сейчас просто выскочит из груди, но Ральф подумал, что все это можно списать на быструю ходьбу и жаркий день. Он уже не боялся, его страх прошел. И этому очень способствовал разговор с Луизой.

Впереди уже показалось «Красное яблоко». Чуть подальше, на автобусной остановке, стояла миссис Перрин, как обычно, по стойке «смирно», словно солдат на параде. В руках она держала авоську, с которой обычно ходила за продуктами. Под крышей остановки, наверное, был тенек, но миссис Перрин никогда не искала легких путей. Даже в ярком солнечном свете Ральф видел ее чопорную серую ауру, которая была абсолютно такой же, как и тем вечером в 1993 году. Элен и Натали пока еще не было видно.

– Разумеется, я знала, кто это, – говорила потом Эстер Перрин репортеру из «Дерри ньюз». – Я что, похожа на человека, который выжил из ума?! Я знала Ральфа Робертса больше двадцати лет. Хороший человек. Не такой милый, как его первая жена – Каролина была из Саттервейтов, из Бангорских Саттервейтов, – но все равно очень хороший. И я узнала водителя этого зеленого «форда». Пит Салливан. Он шесть лет приносил мне газеты – и работал на совесть. Не то что этот мальчишка Моррисонов, который работает сейчас… все время закидывает газеты то на клумбу, то на крышу крыльца. Пит ехал со своей мамой, по ученическому разрешению, я так думаю. Надеюсь, он не сильно пострадает от того, что случилось, потому что на самом деле это была не его вина. Я все видела и могу заявить об этом со всей ответственностью.

Наверное, вы думаете, что я слишком много болтаю. И не возражайте, у вас на лице все написано. Но вы не волнуйтесь, я уже почти все сказала, что нужно. Я знала, что это был Ральф, но тут есть одна деталь… наверняка вы поймете ее неправильно, даже если и вставите в вашу историю… а скорее всего вы не станете этого делать. Он появился из ниоткуда, чтобы спасти эту девочку.

Молодой репортер вежливо молчал, но Эстер Перрин все равно пригвоздила его взглядом к месту; так, наверное, юный натуралист насаживает на булавки бабочек.

– Я не имею в виду, что это выглядело, как будто он появился из ниоткуда, хотя, могу поспорить, вы так и напишете.

Она наклонилась к репортеру, пристально глядя ему в глаза, и медленно проговорила:

– Он появился из ниоткуда, чтобы спасти эту девочку. Вы меня понимаете? Из ниоткуда.

На следующий день вся первая полоса «Дерри ньюз» была посвящена несчастному случаю возле «Красного яблока». Эстер Перрин была весьма колоритна в своих замечаниях по поводу произошедшего, и на фотографии в газете она была очень похожа на Ма Джоад из «Гроздьев гнева». Боковая колонка, где было напечатано это интервью, вышла под заголовком: «БЫЛО ПОХОЖЕ, ЧТО ОН ПОЯВИЛСЯ ИЗ НИОТКУДА», – ГОВОРИТ СВИДЕТЕЛЬНИЦА ТРАГЕДИИ.

Когда миссис Перрин это прочла, она совершенно не удивилась.

– В конце концов я получил, что хотел, – сказал Ральф, – но только потому, что Клото с Лахесисом… и те ребята на верхних уровнях, на которых они работают… отчаялись остановить Эда.

– На верхних уровнях? Каких таких верхних уровнях? Какой такой башни?

– Не важно. Ты забыла, но даже если бы ты не забыла, это бы ничего не изменило. Понимаешь, Луиза, они собирались остановить Эда вовсе не потому, что если бы он врезался в Общественный центр, погибли бы тысячи людей, а потому, что им любой ценой нужно было сохранить жизнь одному человеку, ребенку, который – по их расчетам – будет там в этот вечер. Когда мне удалось заставить их понять, что я чувствую то же самое по отношению к своему ребенку, мы заключили это соглашение.

– Это когда они тебя резали, да? И тогда ты дал им это самое слово. О котором ты постоянно говорил во сне.

Он удивленно взглянул на нее.

– Наверное. – Воздух в легких напоминал металлические стружки. – Жизнь за жизнь, такова была сделка, жизнь Натали в обмен на мою. И…

[Эй! Не увиливай, псина, а то я тебе надаю по заднице!]

Ральф запнулся при звуках это тонкого, визгливого, до боли знакомого голоса – голоса, которого не слышал больше никто, да и не мог услышать – и посмотрел через улицу.

– Ральф? Что…

– Тс-с-с!

Ральф прислонился к засохшей от жары живой изгороди у дома Апплбаумов. Он истекал потом, казалось, что все его тело покрыто слоем липкой испарины, словно машинным маслом; он буквально чувствовал, как каждая клеточка его тела отдает свою жидкость в кровь. Трусы врезались в задницу. Язык был похож на кусок расплавленного металла.

Луиза проследила за его взглядом.

– Розали! – закричала она. – Розали, ты плохая собака! Что ты тут делаешь?

Черно-палевая гончая, которую она подарила Ральфу на их первое Рождество, стояла (хотя слово съежилась подошло бы больше) на тротуаре напротив дома, где раньше жили Элен и Натали – до того, как Эд окончательно съехал с катушек. Первый раз за все эти годы эта собака напомнила Луизе Розали номер один. Рядом с Розали номер два вроде бы не было никого, но почему-то это не успокоило Луизу, ее сердце сжалось от ужаса.

Что я наделала? – подумала она. Что я наделала?

– Розали! – закричала она. – Розали, иди сюда!

Собака ее услышала – Луиза поняла, что услышала, – но не сдвинулась с места.

– Ральф? Что происходит?

– Тс-с! – опять шикнул он, и тут Луиза увидела. У нее перехватило дыхание. Ее последняя, отчаянная надежда, что ничего не происходит, что Ральфу все это мерещится, что это была только вспышка воспоминаний о том, что они пережили, исчезла, потому что теперь их собака была не одна.

Держа в правой руке скакалку, шестилетняя Натали Дипно дошла до края тротуара и посмотрела на дом через дорогу (она, конечно, не помнила, что когда-то она там жила) и на газон, где когда-то сидел ее отец среди перекрестных сияющих радуг и слушал «Джефферсон Эаплейн», и пятнышко крови подсыхало на его круглых очках а-ля Джон Леннон. Натали смотрела через дорогу и улыбалась Розали, которая, в свою очередь, жалобно скулила и смотрела на нее несчастными, испуганными глазами.

Атропос меня не видит, подумал Ральф. Он занят Рози… и Натали, разумеется… и он меня не видит.

Зрение вдруг обрело невообразимую четкость. Вот дом. Вот Розали. Вот Атропос. Вот его шляпа, в которой он был похож на репортера из гангстерских фильмов 50-х годов, например, Ида Люпино. Только на этот раз это была не панама с надкусанными полями, а бейсболка «Бостон Ред Сокс», и она была маловата даже Атропосу, так что он ее зафиксировал на последней дырочке ремешка. Эта бейсболка могла бы быть впору маленькой девочке… собственно, это и была бейсболка маленькой девочки.

Так, теперь нам нужен газетчик Пит, и можно начинать съемки, подумал Ральф. Финальная сцена. «Бессонница, или Жизнь краткосрочника с Харрис-авеню», трагикомедия в трех частях. Все берутся за руки и выходят на бис.

Розали номер два боялась Атропоса, так же как и Розали номер один, и причина, почему маленький доктор не видел Ральфа с Луизой, была проста: он пытался не дать ей убежать до нужного момента. А потом появилась Натали и пошла к своей любимой знакомой собачке, Рози. Ее скакалка

(три, шесть, девять, сто одно, гусь с гусыней пил вино)

покачивалась у нее в руке. В матроске и синих шортах она была невыразимо милой и казалась невыразимо хрупкой. Смешные хвостики на макушке подрагивали в такт движению.

Все происходит так быстро, подумал Ральф. Слишком быстро.

[Вовсе нет, Ральф! Ты замечательно справился пять лет назад, и ты замечательно справишься и сейчас.]